«Желтая смерть» - Герман Иванович Романов Страница 6

И что непонятно и страшно — террорист, который на самом деле оказался агентом «охранного отделения», почему-то повесился в камере, покончив жизнь самоубийством. А может ему в том «помогли», ведь на суде эсеры любят выступать с громкими речами. И сделали это потому, чтобы не прояснились истинные мотивы покушения. Ведь жандармский полковник, выписавший пропуск в театр, узнав о покушении, застрелился, не оставив предсмертной записки, хотя должен был ее написать.

Странно все это, непонятно и очень страшно — они столкнулись с тайным врагом, который не брезглив в средствах и готов к любому преступлению, лишь бы ослабить русскую армию. Вот и сейчас его самого тревожит судьба последнего детища, одобренного убитым великим князем — пулемет Дегтярева на войсковых испытаниях. Но уже идут речи, что датчане, продавшие оборудование для оружейного завода, который достраивают в Коврове, требуют производства на нем ружья-пулемета системы Мадсена, которое по стоимости куда дороже станкового «максима». И что странно — ни всесильный Сухомлинов, ни всемогущий министр финансов не возражают против этого возможного решения, и сейчас уже не ссылаются на пресловутую «экономию средств».

Федоров тяжело вздохнул, в голосе вырвалась жуткая тоска, чуть ли не со слезами, от всего того, что он пережил за это короткое время, видя, как все их старания и труды обращены в прах:

— Все наши труды похерили всего за полгода!

Датский пулемет системы генерала Мадсена. Военное министерство закупило более тысячи двухсот этих изделий во время войны с японцами, к которым войсках было двоякое отношение — от сдержанно-положительного, до «чертовой балалайки», и на то имелись веские причины. Но история сего «детища» в России получила продолжение с первыми залпами мировой войны…

Глава 6

— Вычесть из жалования, — пробормотал Антон Иванович, привычно накладывая очередную резолюцию на рапорте. Хотя, за последние полгода количество подобных вопиющих случаев резко пошло на спад — кому хочется остаться на пару месяцев без копейки жалования. Да и на воровство уже не ссылались — нижние чины теперь предпочитали остаться без нижней рубахи и кальсон, чем лишиться кинжального штык-ножа, наподобие тех, что были приняты в германской армии к винтовкам «маузер».

И все дело в «единых» трехлинейных винтовках, в которые было внесено множество мелких улучшений, включая замену игольчатого граненого штыка. «Ножевой» подходил куда лучше, в походе и передвижении по лесу не мешал, а примыкать тесак нужно только перед штыковой схваткой, сходясь с противником в рукопашной. При устройстве бивуака новый «штык» оказался незаменимым — ими можно было строгать, расщеплять лучину, затесывать колышки. При необходимости использовали как пилу — каждый третий тесак имел зубья. А такие в рукопашной схватке могли причинить чудовищные раны, куда более серьезные, чем их мог сделать даже граненый четырехгранный штык старого образца. А потому столь нужные в бытовом плане тесаки стали жертвами постоянного воровства — при каждом удобном случае их продавали за бесценок предприимчивым польским крестьянам, что расплачивались с солдатами «бимбером» — крепким самогоном.

Нужно было немедленно прекратить вакханалию повального воровства казенного оружия, и генерал-майор Деникин, командир 4-й стрелковой бригады, которая носила со времен последней войны с турками наименование «Железной», нашел простые и действенные меры, заключавшиеся в круговой поруке. «Лекарство» от сих болезней известно давно — за провинность одного солдата наказывались не только все его сослуживцы по роте, но и офицеры с унтерами, которые сразу же резко «подтягивали» дисциплину, совершенно не стесняясь в применяемых средствах.

С поляками сорокаоднолетний генерал разбирался не менее круто, используя жандармскую команду, которая теперь входила в состав каждой дивизии. «Панство» Антон Иванович крепко недолюбливал, и это еще мягко сказано, даром, что мать у него была полячка, из «дробной» шляхты. Зато отец был старше ее на 36 лет, происходил из крепостных крестьян, в юности забрили в рекруты, и он долгие двадцать лет тянул солдатскую лямку, пока не выслужил первый офицерский чин прапорщика. С поляками воевал дважды во время восстаний, и с венграми также, и в Крымской войне с англичанами и французами, а также с турками. Именно отец стал для самого Антона Ивановича примером истового служения Отечеству. Кроме того, сам генерал, свободно говоривший по-польски, прекрасно знал этот народ, кичливый и нагловатый, а потому «осаживать» таких надо сразу и грубо.

Так как штык-нож нового образца в продаже не имелся, то любой поляк, у которого его находили, априори считался вором, посягнувшим на казенное имущество. Оправдания типа «нашел» в расчет не принимались — раз нашел казенную вещь, то верни по принадлежности. Про «покупку» никто не заикался — скупка краденного сама по себе является составом преступления. Так что поляки без зазрения совести выдавали всех, кто им по сговору продавал казенное оружие, и зарекались впредь его покупать, если только не выдавали продавца сами, что частенько случалось.

С середины мая все началось снова, по возрастающей. Призванные на сборы из запаса мужики, отвыкшие от военной службы, совершенно не знали местных реалий. И стремились разжиться либо самогоном или денежкой, а на этой «коммерции» сразу попадались. Показательные расправы с ворами длились три недели, пока снова вставшие в строй не осознали, что они теперь солдаты и миндальничать с ними никто не собирается. И вместо дома, куда многие отправятся после трехмесячных сборов, что впервые были запланированы в русской армии в столь большом масштабе, некоторым нерадивым сослуживцам придется «отдыхать» в арестантских ротах полгода.

Зато бригада из четырех полков была развернута в дивизию за счет резервистов — вместо восьми батальонов стало двенадцать, плюс приданный казачий полк четырехсотенного состава. Грозная сила — укомплектованная по полному штату дивизия, с артиллерийской бригадой в два полка, запасным и саперным батальонами, да с казаками.

Но на запланированные еще в 1911 году сборы в Варшавском округе призвали запасных только во все стрелковые бригады, которые развернули в дивизии. Да еще сформировали четвертые эскадроны каждого кавалерийского полка, доведя последние до полного штата. Однако качество запасных было скверное — они просто забыли службу, и чтобы снова ее вспомнить, потребовался месяц. Но если стрелки вполне отвечали требованиям, то на маневрах Антон Иванович, как и многие другие пехотные генералы и офицеры не мог смотреть без ехидства на эти четвертые по номеру эскадроны, плохо «сбитые» и для конного боя совершенно не годящиеся. Зато в качестве ездящей пехоты вполне годились, только окапывались медленно и неумело — в прежнее время