Новичок в XIX веке. Снова в полиции! - Михаил Леккор Страница 6

А у него сегодня состоится первый рабочий день! Ну и пусть, что второй раз. Вернее во второй жизни. Зато первый!

Ах, как он тогда волновался, тридцать лет и сто сорок шесть дней назад два века в будущем. А сегодня просто веселился, празднуя.

Немного повертелся у зеркала трельяжа, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться собой. Высокий красивый блондин с той выправкой, которая бывает у хороших офицеров гвардии и у молодых мужчин, не ленящих постоянно заниматься физкультурой. Относительно короткие волосы предельно дозволительной длины для молодых чиновников и студентов.

«Шкиперская» бородка делает излишне круглое лицо благородно удлиненным, породистым.

Одет скромно, но достойно. Голубой сюртук без золотых и серебряных узоров, различных драгоценных безделушек, столь любимых молодыми людьми. Однако добротного материала и сшит во Франции по тогдашней моде, что не дает с ходу говорить о бедности или скупости его носящего.

Серые панталоны и скромные туфли. Без моды, но очень качественно сшито и из хорошего материала. Конечно, Константин Николаевич с большей охотой надел бы форменный вицмундир. Но он еще нигде не служил и уже не учился. А потому ему было не положено даже в штатском состоянии!

Ах, мундир, мундир! Будучи в первой жизни милиционером (полицейским), он почти всегда (и на службе, и даже вне оной) ходил в положенном служебном наряде. А уж в XIX веке, при Николае Павловиче, когда мундир был поставлен по главу угла, Константин Николаевич просто желал его.

Но не положено не находящемуся на казенной службе и не учащемуся! Что делать, формальности в XIX веке были жесткими и обязательными для всех.

Ничего, поступит на службу, или, как говорили в ХХ — ХХI веках, на работу. Правда, в советское время мундиры поругивали, но ведь всем не угодишь. Лично ему нравилось. Начнет служить, получит положенный мундир. Ничего, кстати, мундирчик. Сейчас все работающие в мундирах, от дворника до жандарма, от штатского штафирки до потомственного военного. Сам император любит постоянно ходить в наряде гвардейского офицера.

И Константин Николаевич, как смог, вырядился и вышел на первую работу. Отец ему, радуясь не меньше, выделил сразу целую катеньку — сто рублей ассигнациями, порекомендовав не ссорить излишне деньгами. Впрочем, конечно, не швырять направо, налево, но сразу четко понять подчиненным и коллегам, что перед ними целый князь!

Вначале, разумеется, прошелся в полицию в общем входе. Дежурный — полицейский унтер-офицер — узнав, что он устраивается на работу после окончания университета, а потому наверняка, если возьмут, то только на господский классный чин. То есть он ему будет не пара. И потому ответил с поздравлением с повышенной вежливостью и добротой.

Побеседовал с ним, поспрашивал несекретную информацию, подождал провожатого и пошел дальше, оставив по доброте душевной дежурному целый двугривенный серебром!

Вы не подумайте с высоты XXI века, что это скудно. Это через двести лет инфляция скушает рубли, а до революции все стоило копейки. Фунт ветчины, фунт мяса, коврига печено хлеба, шкалик водки для подлого сословия — все дешевле десяти копеек. Вот и подумайте, давая десять рублей нищему у церкви!

Кабинет работников розыскного (сыскного) отдела был относительно большой. Но с учетом количества работающих это был некий Николаевский вокзал в обеденный перерыв. Как они здесь работают? И как терпят? Ведь здесь, на первый взгляд, больше десяти человек, с XII (ну это еще мелюзга) до V–VI (а это уже высокоблагородия) классных чинов!

Столоначальник — пожилой чиновник с обильной лысиной типа обильный внутренний заем — сидел здесь же, но в небольшом закутке, отгородившись от остальных легкой ширмой и большой спесью. Посмотрел на него, как на пустую и разумную, но обезьяну.

По положению князь вынужден был представится именно столоначальнику. С заявлением, которое написал еще вчера в домашней квартире. Придется терпеть. В прошлой жизни новичку тоже было весьма трудно. Хотя, разумеется, с неким советским демократизмом тех лет, но новичок был новичок. Тут никуда не денешься, терпи!

«Представимся, — согласился про себя Константин Николаевич, — но по-европейски. Ведь я князь!».

— Князь Долгорукий, Константин Николаевич, имею честь вам обратиться по случаю представления к службе, — слегка поклонился Константин Николаевич даже не туловищем, а головой.

Столоначальник в раздумье посмотрел на него, как на глупую мелюзгу. Что делать? С одной стороны, этот юнец не проявил должного рвения, представившись гордо, как революционер-радикал. Ни глубокого поклона, ни почитания в глазах. Надо бы обругать и выгнать, что б не повадно было. Пусть еще раз придет, поклонится, как положено. Но ведь князь! И фамилия-то известная. Долгорукие всегда у трона были. Как бы боком не вышла ему эта спесь! Вот и сейчас один Долгорукий служит в высоких чинах… Или это Долгоруков? А все равно на всякий случай не стане щелкать по носу. Эти родовитые аристократы такие обидчивые, пожалуется еще государю-императору, а там еще как Бог повезет.

Столоначальник Акакий Радимирович Невоструев был из длинного рода чиновников. И отец его был чиновник, и дед, и даже прадед. Говорят, один из предков еще в допетровскую эпоху перешел из дьяконов в дьяки и с тех пор все его потомки становились чиновниками.

Правда, все они оказывались мелкими служащими. Акакий Радимирович был первым, кто дослужился до столоначальника. И хотя чин у него до сих пор оставался сравнительно небольшим, но все же позволял надеяться на личное дворянство. Конечно же, новоявленный дворянин Невоструев не должен наполняться гордыней при самом князе Долгоруков, бывший своим благородством никак не ниже императорской фамилии и самого государя Николая Павловича!

Все это промелькнуло в голове столоначальника. Но на лице это никак не отразилось. Единственно, он совсем «не заметил» вызывающего поведения молодого человека, решив, что со временем он облагоразумится. Или обрастет чинами и должностями, что позволит объяснять княжескую спесь и гордыню.

Вздохнув, взял перо, обмакнув его в чернильницу, отпустил обязательную резолюцию, сделав из просто бумажки официальный документ.

— Голубчик Константин Николаевич, вы должны еще доложиться к его превосходительству директору московской полиции Аристарху Поликарповичу Кормилицыну. И кланяйтесь ниже, а то его превосходительство очень суров.

Константин Николаевич кивнул столоначальнику, то есть слегка поклонился. То ли попрощался напоследок, то ли отмахнулся от совета будущего начальника. И пошел дальше, не глядя на багровеющего его высокоблагородие.

На такое вызывающее поведение накладывалось два обстоятельства — во-первых, княжеская надменность высокородного дворянина XIX века, считающего, что ему нет нужды кланяться чиновнику выше чином, но все равно из простонародья. Во-вторых, спокойная горделивость жителя XXI, никогда не кланявшегося своему