Там, где дует сирокко - Евгений Саржин Страница 6

Она увидела этого мужчину, когда Балькис вывела её к комнатам для лучших гостей, и замерла от нехорошего предчувствия. Тот стоял перед ней покачиваясь, и его губы раздвигала самодовольная усмешка, в уголке рта пузырилась слюна. Замиль знала, как действует кат, но тут явно было что-то серьёзнее – скорее всего, мужчина затянулся кефом, зельем, что им везли из Марокко или Мали. Об этом говорили и его глаза, с трудом фокусировавшиеся на чем-либо и покрасневшие.

Многие мужчины отдавались здесь этой слабости, и на самом деле это мало волновало Замиль. Но в силуэте, в позе её хозяина на этот вечер было что-то очень знакомое. И когда он, не без труда разомкнув губы, заговорил, его голос эхом отдался в голове Замиль.

– Дева танцует как гурия, да, но выглядит как назрани. Я отдеру тебя, а потом переверну и отдеру еще раз, ты знаешь?

Замиль не обращала внимания на его не слишком связную речь. Голос, сам голос развеял последние сомнения. Тот же высоковатый, с редкими хрипящими нотками, тот же заметный северотунисский выговор. Это его она слышала там, за зелёным полотном кустов. Он говорил другому человеку, что всё изменится, о гибели кафиров, о газавате. И он очень важный человек, раз сама Зарият так ищет его расположения. Он…

– Иди за мной, – бросил мужчина и, повернувшись, попытался зайти в комнату, в первый раз промахнувшись и врезавшись в косяк.

– Бара наик![10] – выругался он.

Замиль на негнущихся ногах последовала за ним, так и не проронив ни слова.

Как она и ожидала, её клиент употребил слишком много разных зелий, чтобы быть способным на выдающиеся мужские подвиги. Он мял её так и этак, пыхтел и, едва добившись своего, свалился на подушки рядом. Было очевидно, что на большее его сегодня не хватит. Зато он ещё мог говорить.

– Всё изменится, наик, скоро всё изменится, ты увидишь сама. Мы не закончили работу, сам Махди её не закончил, но сейчас-то мы дойдем до конца. Тифли[11], ты ещё увидишь огонь и дым, ты ещё увидишь гнев Аллаха, клянусь Кораном моего отца!

– Да, господин, – лежащая обнажённой рядом с ним Замиль отвечала, как надо, с трудом проглатывая стоявший в горле ком ярости и отвращения.

– И этот муташаррид[12]! Он ещё припёрся сюда в своём рванье! Хватило же наглости, наик, – продолжал витийствовать мужчина, – такие как он только позорят святую землю Махди, но, раз Аллах в своей непостижимой мудрости создал их, значит имел свою цель. Ведь и от него была польза, ты знаешь ли, моя маленькая лань?

Он попытался взять Замиль за подбородок, но промахнулся. Да, он явно затягивался кефом и не раз, и скорее всего, принял ещё что-то. Его движения становились всё более неловкими, а речь – сбивчивой.

«Хотя бы не облевал кровать», – невольно подумала Замиль.

А мужчина продолжал говорить. После их неловкой любви вся его мужская сила, казалось, устремилась в болтовню.

– Мы же встретились с ними прямо в море, бара наик… этот мавританец нас туда отвёз, и если бы он просто пропал, видит Аллах, было бы лучше для всех. Но раз он ошивается тут… а они, наши братья, живут там, в этой гнили, где только куфра[13] и харам! Аллах, дай им силы не сойти с ума от неверных свиней вокруг! Мы увидим огонь, слышишь ли крошка, мы увидим огонь, и мор, и ярость! И Газават будет завершён, и…

Мужчина еще долго разорялся, и речь его была всё более бессвязной. Замиль слушала молча, лишь вставляя «да, господин» и «иншалла» там, где это было нужно. За обычным отвращением её вдруг охватил страх. Кто он, этот «особый гость» Зарият? Просто ли богатый торгаш, которому нравится порассуждать о политике? Или за всем его трёпом про Газават, про мор и очищающий огонь для Земель Беззакония стоит что-то большее?

Мужчина замолк, и по неровному дыханию она поняла, что зелья наконец сморили его. Такое она видела уже не раз и не глядя готова была поклясться, что из уголка рта у того течет струйка вязкой слюны, совсем как у её отца, когда… когда он говорил с ней о тех же вещах. О гибели забывшего своё естество мира. О Газавате, который очищающим пламенем выжжет скверну. О том, как взойдёт новое солнце.

Вдруг Замиль услышала странный звук и вздрогнула, но потом успокоилась, сообразив, что это всего-навсего звук сообщения на наладоннике. Её собственный остался в комнате, но этот мужчина, очевидно, захватил свое устройство с собой и оставил где-то рядом с кроватью, и…

Замиль вдруг похолодела от пришедшей ей в голову мысли. Его наладонник лежит рядом с ней. И он включён, раз принимает сообщения. А в сумочке, которую она взяла с собой, есть съёмный диск, в котором она переносила данные. Что, если… похолодев, она впилась ногтями в шёлковое покрывало под ней. Если об этом узнают, то страшно даже представить последствия. Торгаш бы приказал избить её, а Зарият выгнала бы из байт-да’ара. Шейх бы отдал своим телохранителям, а после волны прибили бы её тело к скалам. Но ведь он спит. И Замиль ещё раз повернулась и нарочито громко поворочалась. Ровное дыхание мужчины не нарушилось – после таких зелий спят крепко, тяжёлым, душным сном.

И Замиль, не признаваясь даже себе самой, что намеревается делать, тихо приподнялась. Покрывало упало, она стояла посреди комнаты совершенно нагая и так же слушала дыхание мужчины, который владел ей сегодня. Если бы он проснулся, она бы сказала, что просто встала по нужде.

Но, как и ожидала Замиль, сон у её сегодняшнего клиента была крепок. Она сделала пару неслышных шагов к своей сумочке, легким движением раскрыла её. Копаясь в потемках, она натыкалась на мази, резинку и даже тонкую верёвку, которой некоторым из мужчин нравилось её связывать, и,