Борис Сапожников - Наука побеждать Страница 60

— Никогда ещё я не работал с живыми людьми. — Думаю, под окулярами глаза его, если они были, горели лихорадочно, как у безумца. — Раздевайтесь, junger Mann, и ложитесь вон на тот стол. Он вроде почище. Bitte, junger Mann, schneller.

На ватных ногах я направился к указанному столу. Рядом шагал фон Ляйхе и едва не припрыгивал от нетерпения доктор Тотемагиер. Мне хотелось растянуть эту «прогулку» как можно дольше, хоть и она не доставляла мне никакого удовольствия. Вот какие вы, мои последние шаги.

— Одежду можете бросать прямо на пол, — сказал мне Тотемагиер. — Только скорее, прошу вас. У нас не так много времени.

— Один вопрос, Herr Arzt, — сказал я, непослушными пальцами расстёгивая пуговицы сюртука.

— Сколько угодно, — кивнул он.

— Как скоро я умру? В первый раз. До возрождения в вашем, упырином, виде.

— Это будет зависеть от меня, — растянул губы в жуткой улыбке Тотемагиер.

— Долго, — неожиданно проскрипел молчавший до того фон Ляйхе. — Ты будешь умирать долго.

— Ну что же, meine Herren, — кивнул я, — благодарю за честность.

Эх, если бы не рука. Не моя левая рука, которая практически не работает. Как же не вовремя ввязался я в это дело. Но всё равно, терять мне более нечего. Нельзя же ложиться под нож, словно баран. Сняв сюртук, я вдохнул прогорклый воздух этой лаборатории полной грудью — и атаковал.

Сюртук полетел в маску фон Ляйхе, явно не ожидавшего такого от вроде бы смирившегося со своей смертью. Попал я очень удачно. Сюртук накрыл голову врага и тот принялся сдирать его с головы, однако он зацепился подкладкой за его фуражную шапку и маску. Я же, крутнувшись на месте, ударил кулаком по лицу Тотемагиера, метя в окуляры. Раздался звон, по пальцам потекла кровь, значит, попал удачно. Доктор взвыл, прижав руки к лицу, и упал на колени.

Я бросился к дверям, не тем, через которые мы вошли, а противоположные. Там должны быть серые солдаты, у них оружие, завладеть им и можно разговаривать с ними совсем по-другому. Караульные, действительно, были. Они как раз сунулись в лабораторию, посмотреть, что тут за шум. Первого я схватил за ствол мушкета и попросту вырвал его у опешившего солдата. Перехватил его обеими руками, я врезал второму прикладом в лицо. Серый дёрнул головой и сполз по стене на пол. Второй солдат быстро сориентировался и потянулся к поясу, на котором висел штык. Но я опередил его. Снова перехватив мушкет, я выстрелил от бедра в упор. Серый солдат схватился за живот, куда угодила пуля, словно пытаясь зажать дыру, проделанную в нём, или удержать льющуюся кровь.

Отбросив разряженное оружие, я не стал подбирать второй мушкет. Нужды в этом не было. Был бы хоть у одного пистолет — другое дело, а с длинноствольным мушкетом много не навоюешь. Я сдёрнул с пояса убитого штык и бросился бежать. Времени у меня было немного. Не станет Ляйхе долго возиться с моим сюртуком.

Я в подвале, а где может находиться подземный ход, как не здесь. Надо найти его и выбраться из замка, а после провести им остальных, не мытьём так катаньем выполнив задание. Осталась одна малость — найти этот потайной ход. В темницу и зал, приспособленный под лабораторию, он вряд ли ведёт, а если вёл в него, то, скорее всего, после переоборудования, его нашли и замуровали. Слишком уж опасно — подземный ход, ведущий в самое сердце замка, ради которого, все, похоже, и затевалось.

Я пробежал по, казалось бы, бесконечному коридору, нашёл две лестницы, одну вверх, другую вниз. Наверху мне делать нечего, значит, вниз. Самое перспективное направление, ведь даже темница моя находилась на одном уровне с лабораторией. Раньше, наверное, в том помещении, куда я спустился, не забыв закрыть за собой дверь, находился винный погреб. По размеру оно намного превосходило лабораторию доктора Тотемагиера, но было перегорожено множеством арок и колонн, поддерживающих низкие своды зала. На арках и колоннах этих сохранились медные, позеленевшие от времени таблички, на некоторых можно было даже прочесть названия вин, стоявших рядом с ними. А рыцари Ордена Девы Марии Тевтонской были изрядными любителями этого благородного напитка, если судить по сохранившимся надписям.

Именно эти таблички и навели меня на потайной ход. Он не был особенно скрытым, наверное, о нём знали даже рядовые братья-крестоносцы. На одной из колонн красовалась табличка с полустёршейся надписью «Dunkle Allee», вряд ли это название сорта вин. Теперь надо найти вход в эту аллею. И времени всё меньше. Скоро серые будут здесь. Закрытая дверь никого не собьёт с толку.

Словно отзываясь на мои мысли заскрипела дверь и раздались шаги. Судя по звуку, вошедший был один. Он притворил за собой дверь и прошёлся по подвалу. А потом заговорил, и кровь вновь застыла у меня в жилах.

— Ты здесь, русский, — проскрипел фон Ляйхе. — Я знаю, что ты здесь. Чую твой вонючий русский дух. Я найду тебя, и буду долго резать. Ты узнаешь, что такое боль. Хочешь знать, кто я такой и откуда? Могу рассказать, если тебе интересно.

Я замер рядом с колонной, прижавшись к ней спиной. По лицу стекал ледяной пот. Штыковая трубка стала скользкой. Левая же рука, привычно за эти месяцы согнутая в локте, упиралась в камень колонны. Именно локтем левой руки я нащупал странные выпуклости на камне. Их явно не должно быть там, на дефекты от времени не похоже. С усилием разогнув руку, я начал ощупывать их пальцами.

— Я не многим старше тебя, русский, — скрипел тем временем Ляйхе. — Но с самого детства я испытывал себя на прочность. Всё дело в том, что я не чувствую боли. Это болезнь, патология, как говорит Тотемагиер, не помню, как она зовётся по латыни. Я резал себя, жёг огнём и железом, протыкал стальными иглами разной длины и толщины. И ничто не приносило мне боли, не было никаких мучений. Я долго истязал себя и вот теперь вместо крови в жилах моих струится песок, ты видел его, а сам я по большей части уже не человек, но машина. Меня хотели назвать големом, однако именоваться в честь еврейского ублюдка, сделанного из глины и оживлённого иудейскими молитвами и танцами раввинов, дёргающих себя за пейсы… Нет уж, господа учёные, не бывать этому. Я буду Ляйхе, простым немецким Ляйхе! Никаким не еврейским големом, а Ляйхе!

И этот псих. Господи Боже, среди этих серых, хоть один нормальный человек, хотя бы относительно вменяемый, найдётся?

С такими мыслями, прислушиваясь к шагам Ляйхе, я ощупывал металлические заклёпки, откуда-то взявшиеся на колонне, к которой прижимался. Их было штук пять, по крайней мере, тех, до которых я мог дотянуться. Я надавил на первую, она поддалась, раздался тихий щелчок. Затем я надавил на ту, что расположена выше, снова щелчок. За ней последовали остальные. Часть стены, рядом с которой стоял я, отошла в сторону. Без характерного скрипа. Толи механизм отлично сохранился, толи его привели в порядок.

— Вот ты где, русский! — вскричал, если можно так охарактеризовать тот скрип, что он издал, фон Ляйхе. — Попался!

Я бросился в открывшийся проход. Скоро каменный пол замкового погреба сменился земляным. Я бежал со всех ног, думая только о том, что надо разорвать дистанцию между собою и Ляйхе. Этот сумасшедший немецкий труп с песком в жилах был в ярости. Я был уверен, что он воплотит свои угрозы в жизнь. Но вот за моей спиной захлопнулась потайная дверь — ход погрузился во тьму египетскую. И я замер, обратившись в слух, стараясь дышать как можно тише и реже. Ляйхе по природе своей не мог не издавать звуков, он постоянно скрипел суставами, и вправду, как скверно смазанный механизм, а дыхание его было столь шумным, что его можно было услышать за версту. Но в коридоре царила абсолютная тишина. Значит, я был здесь один.

Но это не было поводом для преступной расслабленности. Она сгубила не одного глупца. Перспектива быть мёртвым глупцом меня не радовала ничуть не больше остальных, нарисованных за этот почти бесконечный день. И я поспешил дальше по ходу, широко расставив руки, чтобы дотягиваться хотя бы кончиками пальцев до его стен. Дабы не пропустить, не приведи Боже поворота или разветвления. Таковых, правда, не оказалось.

Ходом этим, по всей видимости, не пользовались со времён крестоносцев. Отличный у них механизм, открывающий дверь, столько лет и ни единого скрипа. А вот сам ход оставлял желать много лучшего. Деревянные опоры подгнили, местами даже обвалился, и приходилось перебираться через завалы. Я так спешил, что и не задумывался, а ведь весь этот ход может попросту рухнуть мне на голову, стоит только зацепить ненадёжную опору.

Но Бог спас меня в тот раз. Ход не обвалился мне на голову, Ляйхе не нагнал меня, не нашёл, видимо, хитрой двери на заклёпках. Я пробежал весь подземный ход, пока не врезался носком в первую ступеньку лестницы. Шёпотом чертыхнувшись, я начал аккуратно подниматься, пока не упёрся головой в крышку. Нащупав её руками, я пригнулся и надавил плечами. Вот теперь скрипа было хоть отбавляй, на голову мне посыпались комья земли, какие-то корни и пучки высохшей травы.