Андрей Бондаренко - Страж государя Страница 60

– Кроме крепости Нарвской есть ведь ещё и Иван-город, бывший некогда твердыней русской, – пояснил Егор. – Нарва и Иван-город – они на разных берегах реки Наровы стоят, как бы соблюдая равновесие между Европой и Россией. Во Времена Смутные шведы заняли Ивановы бастионы… Может, и стоит начинать шведскую кампанию с возврата Иван-города?

– Чушь полная, никчемная! – вспылил царь, ладонью старательно плеская себе на лицо холодную балтийскую воду. – Забирать – так всё и сразу! Чего мелочиться? Вона, как с Азовскими городками и крепостями получилось, любо-дорого посмотреть!

– Не скажи, государь! – вмешался разумный, как всегда, Франц Лефорт. – В конечном итоге – всё надо забирать… Но ведь можно и по частям? Разумно ведь: на запад – с востока идти?

– Делайте, что хотите, умники! – обидевшись, надулся Петр, подёргивая от возмущения своими редкими усишками. – Алексашка! Вели Лаудрупу приставать к берегу восточному…

Шли вдоль неровного речного русла: Лаудруп и Егор – впереди, как настоящим барам и положено, Пётр и Лефорт – с большими плетёными корзинами в руках, чуть поотстав. В водах Наровы голые мужики усердно тягали короткий бредень, изредка переругиваясь между собой по-русски. На том же языке перекликались и мальчишки-пастухи, пасущие маленькие стада тощих коз и баранов.

Крепость Иван-города состояла из восьми мрачных башен, покрытых тёмными свинцовыми крышами.

– Глупость какая-то! – заявил Лаудруп. – Представляю, как там жарко в летний полдень! Надо же – столько свинца не пожалели…

Крепостные бастионы Иван-города были густо покрыты заплесневелым мхом и даже местами – реденькой травой, проросшей сквозь камни, на свинцовых крышах башен зияли многочисленные дыры. Было совершенно очевидно, что шведы в последние годы совершенно не занимались этой – когда-то грозной – твердыней.

– Алексашка, постой! – громко закричал Пётр. Егор, внутренне передёрнувшись, пошёл навстречу царю, проговорил – тихо и ласково:

– Мин херц, дорогой ты мой! Что ж ты по-русски-то орёшь? Ополоумел совсем? Повяжут ведь! Договаривались же: общаться только на языках иноземных…

– Ладно, не сердись, охранитель! – тут же покладисто перешёл на немецкий язык царь. – Лучше объясни мне, глупому: зачем нам надо первым делом занимать этот никчемный Иван-город? В чём здесь выгода, профит какой?

– База нам нужна, Пётр Алексеевич! База – где можно заранее заскладировать запасы продовольственные и огневые… Дороги-то наши российские – одно название только. Вот решим мы штурмовать крепость Нарвскую. И – что? Потянутся от самой Москвы обозы длинные, бесконечные. Треть из них застрянет в грязи русской, серьёзной, а у другой трети колёса отвалятся по дороге…

– Верно то! – подошедший Лефорт поддержал Егора. – Для войны со шведами нужны базы промежуточные! И совсем необязательно, что такой базой Иван-город быть должен. Городишко Юрьев вот – тоже расположен удобно весьма. Псков также годится под базу серьёзную…

По хлипкому мосту они перешли через мелководную и шумную Нарову, поднялись на высокий холм, с которого открывался шикарный вид на всю Нарвскую крепость и её ближайшие окрестности.

– О, какое хорошее место для наведения мостов дополнительных! – заявил Лефорт, указывая подзорной трубой на русло Наровы, делящееся в двух верстах от крепости на несколько узких рукавов.

– Очень даже хорошее! – согласился Пётр. – Но ты, герр Франц, поведай мне лучше о том, что думаешь о самой крепости. Можно ли её взять быстро, наскоком одним?

Лефорт отрицательно покачал головой:

– Нет, государь! С наскока – не взять! Тут осада нужна долгая, по всем правилам…

Каменные бастионы Нарвы, выступавшие широкими полукружьями, действительно, смотрелись очень даже солидно: светлые крепостные стены, сложенные из гранитных валунов, были высоки и широки, из многочисленных башенных щелей и амбразур угрожающе высовывались дула пушек и картечных мортир.

– Фома, Глория, Кристеваль, Триумф, – неторопливо перечислил Лаудруп названия бастионов, подытожил: – Стены сей крепости очень прочны, чугунные ядра раскалываются об них на части мелкие. Да и рыть апроши – дело бесполезное, только порох переводить зазря…

Царь, очевидно, понял датчанина и без перевода, надолго приник к окуляру подзорной трубы, после чего спросил хмуро:

– Это что же получается? Данную крепостицу взять невозможно? Штурмом ежели? Только если долгим измором?

– Это как посмотреть на задачу сию! – важно произнёс Лефорт. – Осада крепости не обязательно должна быть долгой… Ежели противник расслабится, то он и запасов всяких не создаст должных. Так, месяцев на четыре-пять. Стандартное решение… Если начать внезапно – блокаду полную, то и виктория будет всенепременно. Можно и штурмом решить всё. Только вот…

– Что – только?

Лефорт покаянно взялся ладонью за лоб:

– Только пятнадцать штурмовых единорогов, годных к разрушению таких крепких стен крепостных, купил я во Франции, государь! Моя вина…

– А сколь надобно?

– Сам считай, государь! На каждый из бастионов этих требуется по пятнадцать единорогов ломовых… Что получается? Шестьдесят! Без этого не стоит и начинать осаду! Шестьдесят орудий и сто двадцать тысяч ядер чугунных, а лучше – двести тысяч. Докупать ещё пушек теперь надобно…

– Чего это – докупать? – вмешался Егор. – Пусть Фридрих – вместо денег – пушки шлёт осадные! Опять же, есть ещё норвежцы и датчане, коим шведы сильно досаждают. Вот пусть тоже помогут орудиями ломовыми… Да вот же – слабое место Нарвы! Видите, сколь тесно в городке расположены крыши черепичные? Тут и там торчат шпили католических кирх? Сильные и бесконечные пожары – вот что по-настоящему страшно для Нарвы! Я уже поручил Якову Брюсу поработать с белым фосфором, сделать новый заряд пушечный – горючий такой, жаркий…

Погуляли потом, не торопясь, часа два с половиной, по самому Нарве-городу. Дороги узенькие – булыжником мощённые, дома симпатичные – под крышами черепичными, люди встречные – вежливые да приветливые. Абсолютно ничего необычного, Европа сонная такая, чистенькая, знакомая уже…

– Вона, кстати, ворота тёмно-красные! – чуть заметно кивнул Егор головой. – Это же склады пороховые! А охрана? Смотрите, вона, две шлюхи местные свободно проходят за шлагбаум! Часовые улыбаются ещё… Тут подумать надо крепко… Как это – о чём? Есть, знаете ли, предмет…

Когда «Король», под новенькими парусами, подняв якоря, тронулся дальше, Пётр, жадно поедая столовой серебряной ложкой вкусную нарвскую сметану, сообщил:

– А сметана нарвская – совсем даже обычная! Московская ничем и не хуже! Хотя… Хотя вот эта имеет привкус цветочный, клеверный. Но это уже – на любителя…

Невское устье произвело впечатление откровенно неоднозначное: бурые камыши, сиреневые и лимонно-фиолетовые камыши, камыши всех мыслимых и немыслимых пастельных тонов и оттенков, кишащие утками, гусями, лебедями и их многочисленными птенцами. Широченные круги на речной спокойной воде – от всплесков крупной рыбы, многочисленные тюленьи головы, торчащие из воды тут и там, и неисчислимые стаи голодных комаров – неправдоподобно крупных, злых и ненасытных…

Шлюпка вошла в один из Невских рукавов, проплывая мимо болотистого и топкого берега. На одном из речных поворотов на песчаную речную косу вышел, покачивая своими ветвистыми рогами, матёрый лось. Не обращая никакого внимания на проплывающих мимо него путешественников, зверь неторопливо напился, шумно отдуваясь, развернулся и скрылся в густых прибрежных зарослях…

Пристав к выпуклому полуострову, по упругому зелёному мху, поминутно срывая янтарно-жёлтые ягоды зрелой морошки, они подошли к воротам Ниеншанца. Алёшка Бровкин, одетый под помощника капитана Лаудрупа, долго не думая, постучал рукоятью шпаги в бронзовую сковородку, висящую справа от запертых ворот, за которыми виднелись покатые крыши каких-то непонятных строений, застеленные всё тем же сухим камышом.

– Не надо – рыбы! – с сильным акцентом известил по-русски заспанный голос.

Алёшка постучал ещё раз, на этот раз более сильно и длинно.

– Не надо – земляники, грибов и молока! – лениво отреагировал голос. – Пошли вон, пока не спустил собак!

Лаудруп, долго не раздумывая, вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил в воздух.

На комариные стаи это, впрочем, никакого впечатления не произвело, а вот крепостные жители проснулись и засуетились: где-то громко затрещал старенький барабан, послышался бодрый перестук подошв, подбитых стальными подковками, бестолково спешащих куда-то…

Одна из створок ворот, заскрипев низко и противно, широко распахнулась, продемонстрировав с десяток недовольных усатых физиономий, ощетинившихся оружейными и пистолетными стволами. Стоящий чуть впереди усачей офицер в жёлтых ботфортах на ногах и с белым шарфом, обмотанным вокруг худой шеи, спросил на чистейшем русском языке: