Виктор Дубчек - Красный падаван Страница 60

Ведь на обычных, земных истребителях как: «осмотрительность и ещё раз осмотрительность — крути головой на триста шестьдесят градусов». Сам же это твердил курсантам. Потому что вышел немец из тумана — или, допустим, из облаков, — не заметил ты немца — и всё, сбил тебя немец. А тут и замечать не надо: умная машина сама обнаружит вражеский самолёт, по массе, скорости и рисунку работы двигателей поможет идентифицировать цель, перенесёт метку из сенсорного блока на панель прицеливания…

Иван почувствовал себя несчастным.

К современному, высокоманёвренному воздушному бою он готовился… да всю жизнь, между прочим, готовился. А тут — за тебя ж все делают.

«Кожедуб! Лично вы — груз бесполезный, подчёркиваю: бесполезный; подчёркиваю: груз».

— Я т-те покажу «груз», — пробормотал Иван, лихорадочно прикидывая оптимальный курс и набивая последовательность целей. В трёхмерном пространстве прицельной сетки засветилась гирлянда тусклых огоньков. Да, крутоват виражик-то выходит.

— Эй, десант! — сказал Кожедуб, откидываясь в противоперегрузочном кресле. — Хорошо держитесь, потрясёт чуток.

— Что у тебя там пиликает? — немедленно отозвался динамик голосом майора-осназовца. Голос, впрочем, был вполне спокойный, и это спокойствие передалось Кожедубу. Он подумал и переключил носовую панораму на экран в транспортном отсеке.

— Видно? — как можно солиднее спросил Иван Никитович, с некоторым колебанием накидывая на поле вывода ещё и прицельную сетку. — Вот смотрите.

«Не допускать сближения с противником на дистанцию действительного огня» — а и не допустим. Первая цель в гирлянде стремительно приближалась на встречном курсе. Значит, сейчас подсветится треугольником… большим пальцем скидываем колпачок предохранителя… так, мяукнуло.

«Обеспечивать нелинейность курса на схождении с противником» — медленно, аккуратно выжимаем ручку управления влево… вот так, можно даже на мгновение прикрыть глаза и прочувствовать плавность послушной дуги по встречному давлению на ладонь.

«Огонь по противнику открывать с оптимальной дистанции в два — два с половиной километра, в зависимости от погодных условий» — холодно и ясно, параметры рассеивания… выставим на максимум, всё-таки немного не по себе. Не то что страшновато — с такой-то машиной, — а так…

Вот он, первый вращающийся треугольник!

«Держава Рейх, модель 11» — это… точно, «Фокке-Вульф 190». Базу знаний сенсорной системы набивали второпях, таблицу соответствий пришлось просто вызубрить. Пилотам «марсиан» было куда проще: там у них все машины с радиоопознавателями «свой-чужой».

Хотя здесь… ой, тэту, да я уже под Пинском!.. Своим здесь взяться неоткуда.

— Не смеют крылья чёрные над Родиной летать, — сказал Иван, коротким ласковым движением выжимая гашетку.

«Боекомплект жёстко ограничен, сынки… не успели пока наладить производство. Подчёркиваю: обещают, дело такое — настреляешься, Кожедуб, настреляешься».

Два импульса — с левой и правой пушек, — на мгновение осветили кабину. В транспортном отсеке что-то восторженно пискнуло, но Кожедуб этого не слышал: далеко впереди, почти на пределе видимости невооружённым глазом, в воздухе полыхнуло алым, багровым, белым фейерверком, и бортовой вычислитель сочным двойным щелчком подтвердил попадание.

— Первый!.. — хрипло сказал Иван, выводя машину на следующую цель. В отсеке кричали его «болельщики» — он предпочёл думать, что кричат они от радости.

Второй истребитель он сбил через несколько секунд. Тоже двойное попадание.

На этом тир закончился: то ли остальные немцы увидели взрывы и что-то сообразили, то ли, допустим, первую пару пилотировали лётчики послабже. Хотя откуда здесь было взяться настоящим асам? асы горели под Москвой. А тутошние немчики гореть не желали — и шарахнулись в стороны.

Быстро выяснилось, что «гирлянды» хорошо позволяют работать по противнику, который о твоём присутствии не подозревает. А вот когда подозревает… Прикидывая возможность последовательного накрытия расползающихся огоньков, Иван завернул резкий вираж. Перегрузка вдавила в кресло, набухшие жилы распёрли ворот гимнастёрки.

«Авионика отслеживает физическое состояние пилота».

Через десять минут взмокший, с прокушенной губой, но совершенно счастливый Кожедуб перевёл взгляд на панель внутренней связи.

— Живы? — спросил Иван, рассматривая слабое копошение в сумерках транспортного отсека. Руки ещё немного дрожали, но перегрузки в пилотском кресле СИД-бомбардировщика действительно переносились гораздо легче.

А ведь это обычная «бэшка», покачал головой Кожедуб, полноценный истребитель тыщу двести выжимает, ой, тэту!.. И маневренность не чета.

— Живы… — донеслось из динамика, — горазд ты врать, сержант: «чуток потрясёт!..»

— Живы — и ладно, — пряча улыбку, сказал Иван. — Между прочим, Пинск прошли.

— Ты давай там больше не шустри, для разнообразия. Половинкин голову себе разбил. Пустая, конечно, а ведь казённое ж имущество.

— Аптечка справа, такая серая панель… дальше, дальше по стене. Ого, кожу сорвало?

— Флагом… Гхм, Кххм… лейтенант, на кой чорт ты флаг с собой поволок?

— Казённое ж имущество, не бросать же.

— Не жужжи. Точно тебя бросим по дороге, точно.

Иван засмеялся. Напряжение короткого боя отпускало.

— Ты чего смеёшься, Кожедуб? — подозрительно спросил динамик.

— Восемь сбитых, — сказал Иван, — и ни одного даже на дистанцию не подпустил!

Динамик помолчал и уважительно произнёс:

— Ас. Налёт большой?

— Так я инструктором, с осени.

— Как это «инструктором», — осторожно поинтересовался динамик, — когда машины только недавно появились?

— А, на СИДе? На СИДе самостоятельный первый.

На этот раз динамик молчал так долго, что Кожедуб не выдержал и покосился на панель. Товарищ Мясников наконец закончил заклеивать лоб товарища Половинкина каким-то пластырем и поднял взгляд на экран.

— Первый, значит. И ты, сержант, хочешь сказать, что в первом вылете ввязался в свалку с восемью немецкими истребителями?

— Истребителей четыре. А всего немцев девять было — один ушёл всё-таки, на землю клюнул.

Он посмотрел на суровое лицо товарища Мясникова, подумал и добавил:

— У нас тренажёр очень хороший.

Подумал ещё немного и пообещал:

— Я больше не буду.

— У тебя группа с особым заданием Ставки на борту, — неприятным голосом сказал динамик, — знаешь, что такое особое задание? А если бы?

— Русские всегда побеждают, — убеждённо ответил Кожедуб.

— Слышал, что сержант сказал? Придётся победить.

— Придётся, — сказал Коля, осторожно трогая пластырь, — значит, победим.

— Зафиксирована, — сказал Окто, последние полчаса колдовавший над планшетом, — судя по скорости и высоте, с аэродрома её везут на спидере.

— Голову включи: откуда у немцев спидер. Дай-ка… автомобиль, конечно. Ага, это Митте… А почему маячок не движется?

Штурмовик сосредоточенно всмотрелся в экран.

— Остановились.

— Весялуха, — сказал Мясников, — белорусская народная плясовая.

— Что такое, товарищ майор? — с недоумением спросил Коля.

— Это Рейхсканцелярия. Соображай.

Пока Коля соображал, голос подал Старкиллер:

— Она у Владыки Гитлера.

— Адольф Гитлер, — любезно произнёс маленький вертлявый человечек, с гипертрофированной галантностью подавая ей руку. — Прошу вас, фройляйн.

Юно неуверенно переступила по густому ворсу ковра. После многочасового «путешествия» ноги слушались неохотно. Девушка чувствовала себя взъерошенной, голодной и очень злой. Да и форма, мягко говоря, подрастрепалась.

Она быстро поправила волосы, непроизвольно оглядываясь по сторонам в поисках зеркала. Человечек истолковал её интерес по-своему:

— Увы, фройляйн, Рейх ведёт войну, — сладко проговорил он, — мы не можем позволить себе излишнюю роскошь в быту.

Юно мысленно фыркнула. Кабинет, точнее, небольшая зала, в которую её провели, наводил на мысли о богатстве исключительном. Чёрные, серые, белые, мраморные и золотые тона перемежались в строгом порядке, удерживаясь на самой грани безвкусицы.

Похоже, на неё пытаются произвести впечатление.

«Зачем? — подумала Юно, следуя за человечком. — Я ведь совсем мелкая гизка».

Она перевела взгляд на Владыку Гитлера, о котором столько слышала. Сапожки, усики и чёлка. И взгляд затравленного волка. Малый рост, пышный мундир… почему-то это всегда связано…

Она вспомнила… других своих знакомых — планетян и не-планетян, людей и не-людей, кого всего лишь знала и кого любила, — вспомнила и негромко рассмеялась.

Человечек расплылся в острой улыбке и начал что-то быстро говорить ей. Усики дёргались, мешки под цепкими приветливыми глазками набухали и опадали в такт голосу.