Александр Мазин - Легион против Империи Страница 63

Объективно потери Четвертого легиона были не так уж велики: сотни две-три. Но Серапаммон велел лагерь противника больше не атаковать. Легионеры его снова вошли в щели улиц (начеку, готовые к фланговым атакам), но вошли лишь для того, чтобы забрать своих раненых и убитых.

Им не препятствовали.

Следующую контратаку Сигисбарн запланировал на ночь.

Но его планы не реализовались.

Серапаммон получил свежие новости.

Гонец добирался морем. На попутном кораблике из Равенны. Гонец принес весть: Первый Германский только что покинул город и движется прямиком навстречу Четвертому легиону.

Серапаммон озаботился. Если Первый Германский только что был в Равенне, то с кем он сейчас воюет?

Для выяснения к осажденным отправили посланника.

Посланника послали к воронам. К счастью для него – в переносном смысле. Кентурион осажденных обозвал легата нехорошими словами и пообещал отрезать нос и уши.

Дилемма встала перед Серапаммоном. Если в городке – не бунтовщики, то он здорово влип. Если в городке засела всё-таки часть злокозненных германских ауксилариев (несколько доставшихся легату трупов хоть и были в традиционной римской форме, но были куда больше похожи на варваров, чем на латинян), то у Серапаммона в юридическом смысле всё в порядке, зато его легион рискует оказаться между двух огней, когда подойдут те силы, о которых толкует гонец.

Серапаммон был неопытным военачальником, зато читал историческую литературу. Он принял решение. Выковырять из норы этих он еще успеет. А сейчас следует пойти и разбить тех.

Так что к некоторому огорчению Сигисбарна, уже прикинувшего, как они ночью будут резать латинян, вражеский легион снялся с места и двинул на юг.

Однако Сигисбарн с места не тронулся. Вдруг – ловушка?

Он решил дожидаться подхода главных сил прямо здесь. Кто знает… Вдруг в Аквилее его подстерегает еще один недружелюбно настроенный легион?

А Серапаммону очень повезло. Разведка бунтовщиков по собственной глупости угодила прямо ему в руки. Разумно было бы сразу же допросить пленных, но Серапаммон притомился в пути и решил, что утро вечера мудренее. Кто же знал, что дружки пленных заявятся среди ночи и выпустят глупых птичек?

Глава тринадцатая

Италия. Последний бой Первого Германского легиона

Первый Германский легион двигался по дороге. В полном боевом. Сияла броня, волновались вальтрапы, укрывающие коней, мерно покачивались длинные копья. Внушительное зрелище. Разведчики Серапаммона впечатлились. И доложили о своем впечатлении начальству.

– Сколько их? – Начальство (военный легат Серапаммон) скептически сморщило нос. – Меньше двух тысяч? А нас – больше пяти. Трибун! Готовьте легион к сражению!

Трибун-латиклавий, юный потомок великих полководцев прошлого (в девятом поколении), счастливый от оказанного доверия, немедленно взялся за дело.

Через два часа Четвертый Флавиев Счастливый, с гордо воздевшим крылья Орлом, выстроился в боевом порядке поперек дороги, широко раскинув по полями фланги-крылья, по краям которых встали конники-ауксилларии. В полной готовности преследовать врага, когда тот побежит. Именно «когда», а не «если», потому что легат позаботился о том, чтобы солдаты знали: их намного больше, чем бунтовщиков. Скоро, очень скоро Четвертый Флавиев Счастливый будет делить золото, которое бунтовщики отхватили в Риме!

– Он идиот, – сказал Коршунов. – Я бы на его месте засел в лагере и не высовывал носа, пока мы не пройдем. А потом ударил нам в спину. А этот выстроил своих, словно для парада! Да еще и в низинке!

– Что-то я не вижу орудий, – произнес Агилмунд.

– Не видишь орудий? – Коршунов на таком расстоянии видел разве что блестящие полоски-шеренги.

– Ни орудий, ни лучников, – сказал Агилмунд. – А, Скулди?

– У него их и нет, – отозвался герул. – Я вижу пару «скорпионов» на правом фланге, и все.

– Что тебя удивляет, примипил? – вмешался Черепанов. – У нас тоже нет орудий, потому что мы идем налегке. И они – тоже. Это же – Четвертый Флавиев. Они топали сюда аж от Сирмия! Это примерно как отсюда до Тарента. Я восхищен! Эти парни умеют шевелить ягодицами! И я думаю, он порядком их загонял, этот легат из курятника Августы. Вчера весь лагерь, кроме караулов, дрых без задних ног. Тихий, как кладбище.

– Кладбище? – встрепенулся Агилмунд. – Это хорошо. Скоро они все умрут.

– А зачем? – спросил Черепанов.

– Что – зачем?

– Зачем им всем умирать?

Агилмунд и Скулди поглядели на него как на ненормального. Враг должен быть уничтожен. Или превращен в двуногое имущество, что в данном случае неприменимо, поскольку продавать римских легионеров на римских же рынках – не получится. А вести их за пределы империи сложновато.

– Не вижу смысла в их уничтожении, – сказал Черепанов. – Главное – убрать их с нашей дороги. А потом пусть делают, что хотят.

– Поэтому ты был против флангового охвата? – спросил Коршунов, который при обсуждении плана будущей битвы попросту принял все, что предложил друг.

– Ну да. Пусть крысы бегут. Если мы начнем их резать, то они будут отбиваться. Кто-то из наших погибнет. А смысл?

– Но легионную казну мы всё же приберем, – заявил хозяйственный Агилмунд.

Ни у кого из присутствующих не было ни малейшего сомнения в собственной победе. Так же, как и выстроившихся поперек дороги легионеров Четвертого.

– Тремя колоннами, – сказал Коршунов. – Одна – прямо по дороге. Задача – продавить центр, прорваться за линии, взять вон тот холмик, где мается бездельем их командование, и захватить Орла. Можно вместе с легатом. Или с трупом легата – как будет удобнее. Вторая и третья колонны бьют слева и справа от центра. Интервал – пятьдесят-восемьдесят шагов. Пробивают его и, расходясь влево и вправо, двигаются сзади вдоль шеренг – к флангам. Пехота тем временем выходит на фланги и создает хаос в рядах противника. Нет нужды всех убивать. Лишь бы побежали. Затем – захват лагеря.

Просто, как грабли.

Но практика, как всегда, внесла свои коррективы.

От рева и грохота копыт закладывало уши. Легионеры первой кентурии четвертой когорты Четвертого Флавиева судорожно вцепились в выставленные копья. Легионеры второго ряда. Первый должен был прикрывать их щитами, хотя бойцам уже было совершенно очевидно: ни жалкие копья-гасты, ни еще более жалкие скутумы не смогут остановить железный поток.

Каждый легионер знал: бежать нельзя. Сила – только в единстве. В крепкой стене щитов… Но они никогда не видели латной парфянской конницы. Никогда не видели, как стремительно вырастает ревущая стена атакующей кавалерии, как падают, обращаясь вперед, длинные-предлинные копья… Легионеры знали, что их намного больше. Но лавина надвигалась только на их кентурию… А это так естественно – бежать, когда на тебя надвигается лавина. Бежать! Долой всё лишнее: копья, щиты… Отдаться естественному первобытному страху – и дать деру.

Эта мысль билась в мозгу почти каждого легионера. Но годы военной службы научили их сдерживать страх. Так что большинство готовилось встретить конницу лицом, а не затылком. Как, собственно, и рассчитывали командиры Первого Германского, абсолютно уверенные, что сходу снесут первые три шеренги, а вот дальше придется повозиться, потому что построение трибун-латиклавий выбрал классическое – контуберниями. Командир «отделения» впереди, остальные – за ним. Хороший плотный строй, в котором должна увязнуть конница противника. А впереди – лучшие солдаты, младшие командиры…

Лучшие-то лучшие, а всё равно страшно. И им, передовым, (да и вторым тоже) было абсолютно ясно: именно их сейчас и насадят на копья, как поросят – на вертела. Никаких шансов…

Кто первый не выдержал, выяснить не удалось. Может, он погиб. А может как раз он и выжил, потому что был первым. Зато точно известно, когда это произошло. Когда глянул страшный, леденящий внутренности звериный рев варваров.

Легионеры тоже умели кричать. Боевой клич римских легионов внушал страх врагу. Но то был человеческий клич, а тут… Так ревут твари из загробного мира, вырвавшиеся на свободу…

И можно легко понять легионера, который заверещал от ужаса (вопль утонул в диком реве), бросил оружие, распихал своих соратников по кентурии, вырвался наружу и как вспугнутый заяц, помчался в сторону лагеря.

Ну и ладно бы с ним, с этим трусом. Один человек – не потеря. Но он подал пример.

Строй дрогнул. Даже те, что не видели бегства, почувствовали его флюиды. И слабые духом поняли простую животную истину: «Спасайся, кто может!»

И строй потек. Яростные вопли кентурионов, пытавшихся удержать беглецов (пусть тот, кто хоть однажды выстоял против атакующей конницы, назовет их трусами), только усугубили положение, потому что дали понять остальным: «Наши бегут!».