Алексей Волков - Штык и вера Страница 64

Барон вздохнул. Кадровый военный, он был далек от подобных переживаний.

– Вы определитесь, Ольга Васильевна. Одно из двух – или никаких мыслей о свершенном, или стрелять не надо вообще. Да и запомните: в бою на той стороне людей не бывает. Есть враги, которых надо уничтожать всеми средствами. Вы сами доказывали нам, что ни в чем не уступаете мужчинам, а теперь… Только не подумайте, будто я призываю вас к чему-то. То есть нет, призываю, – поправился ротмистр, – но к одному. Подумайте, нужно ли вам это? Доказательства вашей доблести, попытки сравняться с солдатами. Зачем?

– Вы спрашиваете зачем? – с оттенком горечи произнесла Ольга. – Скажите, барон, вы мечтали когда-нибудь? Я говорю о мечте, а не о желании. Желания есть у каждого человека.

– Мечты, наверно, тоже, – не согласился Раден. – А я… Разумеется, мечтал. В корпусе и училище мечтал поскорее получить золотые погоны, мечтал о встрече с государем. Наконец, на войне мечтал о победе.

– Ваши мечты были вполне реальны, – вздохнула Ольга.

– Только моя последняя мечта осталась неосуществленной, – горько заметил барон.

Девушка словно не слышала его. Она сейчас пребывала в плену собственных мыслей и не нуждалась в собеседнике.

– Когда началась война, я очень пожалела, что родилась не мужчиной. В первый же день дядя добровольно надел мундир, ушли на фронт многие знакомые, а нам оставалось только ждать их возвращения. Кто-то отдавал жизнь за государя и родину, совершал подвиги, делал нужное дело, для меня же все оставалось почти по-прежнему. Те же уроки в гимназии, тот же дом – словом, все, словно не было войны. Мне так хотелось сбежать, поступить в какой-нибудь полк, но кто бы меня принял? Даже переоденься я в мужской костюм, никто бы не поверил, что перед ним юноша.

Девушка сделала короткую паузу, и барон не выдержал, вставил то, что было на сердце:

– Разумеется, с вашей красотой… – и едва не поперхнулся, испугавшись возможной ответной реакции.

– Не надо, барон, – попросила девушка. – Я не хочу…

– Простите, Ольга Васильевна.

– А война все шла и шла, – не замечая извинения, продолжила Ольга. – Все больше знакомых появлялось на страницах газет с надписью: «Они отдали жизнь за Родину». Казалось, этому не будет конца. И тогда я стала учиться. Да, меня никто не примет, но если суметь доказать, что я не хуже других владею оружием, умею ездить на коне, выдерживаю физические нагрузки? Все свободное время мы с подругами тренировались, готовились, а едва закончилась гимназия, еще и работали в госпитале, ухаживали за ранеными, помогали им, чем могли… Я страстно мечтала попадать в цель с первого выстрела и очень переживала, когда это не удавалось. А потом началась революция, анархия, развал. Вернулся с фронта дядя, забрал нас к себе, и былые мечты стали казаться чем-то далеким, неосуществимым. До тех пор пока не появились вы… И я…

Продолжить Ольга не успела. Где-то далеко часто залаяли пулеметы, и прошлое уступило место настоящему.

– Слышите? – напряглась Ольга.

Как будто этого можно было не слышать!

– Где стреляют? – Раден пытался сориентироваться, однако сразу это ему не удалось.

– По-моему, у вокзала.

– Значит… – договаривать ротмистр не стал.

И не имело особого значения, кто вторгся в ночной город: знакомый Горобец или неведомые деятели из Рудни. Важным был лишь факт, что отряд опоздал, не подоспел вовремя, и теперь предстояло как-то продержаться имеющимися силами.

Формально сил было много, на деле – вот эта школа с сотней юношей да с десятком прибившихся офицеров.

Или вновь воспользоваться талантами не успевшего уехать Всесвятского, попробовать убедить запасных вступить в бой? Хорошо хоть, что Ольга здесь, а не в городе!

– Извините, я к подполковнику. – Какие бы чувства ни испытывал Раден, долг звал его побыстрее занять свое место в общем строю. – И ради Бога, Ольга Васильевна, будьте осторожнее. Смелость не в том, чтобы лезть под пули…

Хотелось сказать еще многое, не менее важное, да не было времени…

– Продержаться мы продержимся. Но что будет с городом, господа?

Вопрос Мандрыки заставил большинство присутствующих потупить взоры.

В кабинете начальника школы на скорую руку собрались почти все офицеры, кроме тех, кто сейчас командовал приготовившимися к бою юнкерами. Были тут и граждане правительства. Вовремя уехать не успели, теперь же и не хотели никуда уезжать.

– Боюсь, городу мы ничем не поможем, – твердо произнес сидевший рядом с Мандрыкой Сухтелен. – Вести на улицах ночной бой имеющимися силами бессмысленно. Неизбежно потеряем связь друг с другом, а затем…

– Если бы удалось поднять запасных… – без всякой уверенности проговорил Кузьмин. – Да куда там!

Взгляды офицеров поневоле сосредоточились на Всесвятском. После первых же выстрелов глава правительства утратил значительную часть былого лоска и сейчас сидел так, словно старался превратиться в невидимку.

– Даже если бы удалось их поднять, пока приведем в человеческий вид… Вы же сами видели, какой это контингент, господа, – возразил Сухтелен.

– Но против нас всего лишь банда… – раздался голос Вагина.

Он сидел в заднем ряду и время от времени с надеждой смотрел на Всесвятского.

– И запасные – такая же банда. А по боевым способностям – еще хуже. Банда хоть подчиняется главарям, – безжалостно отрезал Сухтелен.

Его слова прервал короткий стук в дверь, и выросший на пороге юнкер доложил:

– Господин полковник! К вам посланник от Шнайдера!

Глаза юнкера были слегка обалдевшими, и через секунду остальные поняли причину этого.

Посланник оказался посланницей, настолько притягательной, что многие из присутствующих едва не забыли о цели короткого совета.

– Слушаю. – Мандрыка был одним из немногих, сохранивших полное спокойствие.

– Меня послали передать вам, что на Смоленск напала банда из Рудни, – не здороваясь, сообщила Вера.

– Знаем, – кивнул полковник.

– И еще. Шнайдер организовал оборону дома правительства. Говорит, чтобы вы прислали ему подмогу.

– А вот это вряд ли реально.

– Шнайдер сам руководит э… обороной? – заинтересованно спросил Всесвятский.

– Нет. Он оставил за себя своего знакомого, а сам отправился поднимать отряды охраны порядка.

– А… – разочарованно протянул первый гражданин.

– Шнайдер сказал, что лично поведет отряды на помощь защитников, – отрезала Вера.

– Если так, то мы там не нужны, – сделал вывод Мандрыка. – Только постреляем друг друга в темноте.

– Да и неясно, куда вообще будет направлен удар. Правительство здесь, – Сухтелен кивнул на молчаливо сидящих граждан, – а дом, он и есть дом. Пустая коробка.

– Господа офицеры! – Мандрыка поднялся, и остальные немедленно последовали его примеру. – Наша задача – продержаться до рассвета. Дальше будем действовать по обстановке. Моим заместителем на время боя назначаю подполковника Сухтелена. А теперь – всем по местам.

Офицеры торопливо двинулись к выходу. Лишь Либченко подошел к Вере и улыбнулся ей как старой знакомой.

– Здравствуй, Верочка! Ты все такая же обворожительная!

– А ты такой же вежливый, – кивнула в ответ девушка и намного тише, так чтобы никто не услышал, добавила: – Яша просил передать, что случай крайне благоприятный. Упускать ни в коем случае нельзя.

– Понятно, но, боюсь, у меня ничего не получится. Я весь на виду, – так же тихо ответил капитан.

– Яша сказал: надо.

Либченко скользнул взглядом вслед уходящим офицерам. В его почему-то покрасневших глазах сверкнула мысль, и он поспешил поделиться ею с Верой:

– Видишь того молодого прапора?

– Какого?

– С перевязанной рукой. Мне кажется, что его легко можно будет приобщить. А потом можно будет убрать. Не жалко. Никто ничего не узнает. Подумают, с ума сошел. Только тебе приобщить его будет легче.

– Конечно. – Секретарша Шнайдера посмотрела вслед удаляющемуся прапору и сладострастно улыбнулась.

Хотя эту же улыбку можно было назвать и плотоядной.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Луны больше не требовалось. Два горящих поблизости дома давали достаточно освещения. В красном недобром свете просматривались площадь с лежащими неподвижными фигурами, изрешеченный замолкший броневик у подъезда, какие-то брошенные вещи.

Горело не только перед площадью. Пожары вспыхивали тут и там, с разных концов города доносились отчаянные крики, изредка хлопали выстрелы…

Именно – изредка. Перестрелки прекратились почти повсюду, и лишь со стороны юнкерской школы время от времени доносились стройные залпы, перекрываемые пулеметным огнем. В остальных местах сопротивление было сломлено, а то и не начиналось.

Не было и обещанной подмоги. Запасные, похоже, вообще не выходили из казарм, не то держа нейтралитет, не то сдавшись ворвавшимся в город грабителям. Где были и что делали отряды Шнайдера и Муруленко, вообще оставалось только гадать.