Александр Афанасьев - Силовой вариант ч. 1(СИ) Страница 68

Афганец встречает у ворот. Кланяется и молча ждет, пока выгрузится один экипаж и погрузится другой, которому надо лететь. Три дня одни, тря дня другие…

— Юсеф… иди сюда, дорогой…

Командир воздушного корабля с заговорщическим видом достает небольшую сумку. Там — масло, сгущ, кое-какие консервы. В Аэрофлоте, если немного сэкономить на питании пассажиров — можно ох как хорошо прожить. А в Афганистане хорошо — это значит не в зиндане и не с отрезанной головой. То есть — устанавливать контакты с местным населением это не интернациональный долг, а суровая необходимость. Да и… жаль если честно, парня. Один он — а жены три, да вон еще, выводок какой. Тут одна то — чуть в петлю не лезешь, а если три…

Если б я был султан… был бы холостой…

Юсеф берет подарки, низко кланяется. На самом деле низко, как афганцы умеют.

— Рахмат Владимир эфенди. Рахмат.

— Какой я тебе эфенди. Что новенького?

Вопрос непростой и требует обстоятельного разговора. Дело в том, что советский человек — не может просто так шляться по кабульским дуканам и базарам. Опасно — раз, да и статью за спекуляцию — никто не отменял. С каждым, кто получил допуск на полеты в Афганистан — проводили беседы, сначала в министерстве гражданской авиации, потом — в каком-то неприметном здании в Балашихе — что делать, если дело совсем швах. Потом — в ЦК мозги долбили и каждый в конце сего увлекательного процесса подписал бумажку. А бумажка эта непростая — приказ называется. О правилах поведения советского гражданина в Демократической республике Афганистан. Несколько страниц убористого шрифта — что нельзя делать и куда нельзя ходить. После прочтения остается легкое чувство недоумения и незаданный вопрос — если это все нельзя, то что же тогда «льзя» то? В числе прочего — нельзя торговаться на базарах и рынках (а если не будешь это делать, афганцы не будут тебя уважать, для них процесс торговли один из важнейших элементов общения) и нельзя покупать вещи не в государственных магазинах по государственной же цене. А в государственные магазины — только дурак пойдет. Да и правом бесплатного провоза двадцати килограммов ручной клади на рейс — только дурак не воспользуется. Потому — посредником в таком щекотливом деле как раз служит этот самый слуга — ему оставляют заказы, он договаривается с торговцами на рынке. Естественно, и сам что-то с этого имеет. Потому что шурави — покупатели оптовые и покупают сразу много…

— Платки нашел?

— Да, рафик Владимир. Платки рафик Рахим привез, много, заглядение. Тысяча и одна ночь, сказка…

— Почем?

— Ну… по пять отдаст.

— Совсем сбрендил, старый. Ладно, разберемся… А что с кассетами?

— Новый завоз только завтра, но для вас оставили…

— Ты только смотри… чтобы без картинок. А то одному впаяли.

— Впаяли?

— Неважно… Я говорил — чтобы ничего не нарисовано было. Так?

— Да, рафик, так и есть…

Из кассетного репертуара самое популярное — это боевики с Брюсом Ли и Эммануэль. Великая и незабвенная Эммануэль, скольким советским женщинам ты открыла радости плотской любви, которой до этого и не было в Советском союзе[127]. Непонятно только, как дети то рождались. Видно, все-таки что-то было…

Вот только на советской таможне — лучше, чтобы кассеты были чистые. Проверить то нечем. А если отстегнуть сиреневую[128] — то и незачем…

— Белые обложки.

— Да, рафик…

Командир воздушного корабля хлопнул по плечу афганца.

— Вот, это хорошо. А Васе куртку — договорился?

— Договорился, эфенди. Мой дальний родственник работает портным, он как раз делает хорошие куртки…

— Э… нет, дорогой. Так не пойдет. Надо фабричную куртку. На фабрике пошитую, понимаешь? Настоящую.

— Но она настоящая. Кожа, пошита в Пакистане, рафик. А мой брат просто подгонит ее по фигуре…

— Кха[129]. Мы тоже привезли…

— Посмотрим, эфенди…

— Пошли.

Двадцать килограммов — они не только в одну сторону, они и в другую. Раньше все водку возили, но теперь транспортники нишу перебили. Они прямо наливом возят, в бензобаке отдельные емкости делают, с ними по цене не поспоришь. Поэтому — начали возить всякие разные вещи, пуговицы, кипятильники, столовые приборы, которые очень нравились афганцам. Все, что в Советском союзе стоит копейки, а здесь — в большом дефиците. Раньше все в Пешаваре покупали — а теперь Пешавар то — тю-тю…

Вот так и существовали. Как могли. А вы думаете? Это только дурак будет интернациональную помощь за спасибо оказывать, а умному тут — ох, дел…

Витя Суваев — в своей комнате, прохладной, на первом этаже — быстро переоделся. Джинсы, куртка, дорогие, супермодные даже в Союзе кроссовки. Черные очки — полицейские, здесь купил. Он — один из немногих, кто мало участвовал в коммерческих операциях. Только чтобы не привлекать внимания.

В афганской столице ему нужно было другое.

Бача бази.

Переводится как игра с мальчиком. Традиция, которой в Афганистане сотни, если не тысячи лет. Пословица еще была: голубь, пролетая над Кандагаром, одним крылом машет, а вторым прикрывается сзади. Чтобы не подобрались с тыла, значит. А может — речь шла не про Кандагар, а про Джелалабад. Запамятовал я что-то. Мерзости этой везде хватало…

А как вы хотели? Вот подумайте сами: ежу понятно, что мальчиков и девочек рождается примерно поровну. И чем оборачиваются гаремы? А тем, что если у одного мужчины есть несколько женщин (а гаремы бывали и по несколько сотен!) — значит, у нескольких мужчин женщин нет ни одной! Вот отсюда и растут корни педофилии. А если учесть и тот факт, что отношение к женщине в мусульманских странах традиционно скотское, медицина плохая — положение с обеспечением трудящихся женщинами становится еще более напряженным. И появляется традиция — игр с мальчиками. Тем более — если существует практика купли-продажи детей, из-за войн существует много детей-сирот, а из-за нищеты родители часто вынуждены продавать одного — двоих детей, чтобы поднять остальных…

Когда Советская армия вошла в Афганистан — советские офицеры сначала просто не могли поверить, что такое вообще возможно. В Советском союзе за оскорбление словом п……с полагалось бить в морду, а в местах не столь отдаленных — такие слова заканчивались поножовщиной в ста случаях из ста. И когда встречали старца с малолетним ребенком — сначала умиленно смотрели на это: мол помогает оставшемуся без родителей сироте. Потом, когда стало доходить — кто-то старался не смотреть и тщательно мыл руки после встреч с полевыми командирами — бачабозами, были случаи, когда, встречаясь с такими случаями, советский офицер просто доставал пистолет и решал проблему кардинально и на месте. Среди партийцев НДПА под советским влиянием слово «бачабоз» тоже было ругательным, кого на таком ловили — исключали из партии, отдавали под суд… но все таки это было, в том числе и в самом Кабуле. Но было и другое…

Для сотрудников КГБ конца восьмидесятых подобное — было всего лишь крючком, поводом к вербовке, как сказал один американский профессор, специалист по борьбе с терроризмом, разведке — все впору. Идеалы и честь, которые когда то были и в разведке молодого советского государства — были успешно спущены в сортир и на место малограмотных, но с горящими глазами, готовых работать сутками, до голодных обмороков молодых чекистов — пришли «всеядные» профессионалы, изверившиеся, обученные профессионально лгать, подрывать, убивать. И не важно — кого, ради чего и за что…

Стараясь не шуметь — Витя Суваев прошел черным ходом, вышел на задворки через черный ход. Подмигнул бачонку — сыну Юсефа, который здесь сидел и присматривал. Бросил ему заранее заготовленное лакомство — большую, советскую шоколадную конфету с вафлей внутри, для СССР обычное лакомство, а для афганского бачонка из нищей многодетной семьи — настоящее сокровище. У них было негласное соглашение — бачонок, охранявший задний, черный ход — в упор его не видел и сидел здесь до тех пор, пока он не придет — чтобы запереть дверь черного хода на засов. Не запирать — было опасно…

Никто не должен был знать о его походах. Потому что если узнают — то возникнут вопросы. Неприятные. И рано или поздно — на них будет получен ответ. Не бывает вопросов без ответов в этой жизни…

Пробежав заваленным битым кирпичом, глиняными блоками, горелыми останками машин, он вынырнул на улицу. Перед этим — замер в тени проулка между этими двумя домами, огляделся. Никого не было видно…

Нафаров он тоже вознаградил — сунул им бумажку в десять афганей. Для них хватит… советский вообще мог ничего не оставлять. Но надо… эти тоже будут молчать.

На углу квартала поймал такси — бело-оранжевую Волгу, битую, разукрашенную какими-то наклейками с усатым, веселым водителем, который понимал по-русски. Попросил отвезти на Майванд, расплатился афганями…