Анатолий Дроздов - Рыцари плащаницы Страница 7

— Скажи своей женщине, чтоб вышла, — потребовал десятник. — Надо осмотреть повозку.

— Выездную пошлину я могу заплатить и без осмотра. Мы спешим: уже полдень, а дорога долгая.

Франк наклонился к начальнику стражи и вложил ему в руку золотой безант.

— Что везете? — поинтересовался десятник, пряча монету в кошелек.

— Себя! — пожал плечами франк. — Что можно вывезти из города, который захватили славные воины султана? Что тут осталось, кроме камней?

Слова франка, и даже не столько сами слова, сколько тон, с каким они были произнесены, вернули десятника в прежнее настроение.

— Скажи пусть выходит! — процедил он сквозь зубы. — У меня повеление осматривать все повозки!

Франк вздохнул и полез в седельную сумку. Бережно достал завернутый в шелк пергаментный свиток, размотал ткань и протянул пергамент начальнику стражи. Тот развернул. Под арабской вязью текста, стояла знакомая каждому правоверному Сахеля подпись. Десятник осторожно взял в руки печать зеленого воска, висевшую на цветном шнурке.

— Подлинная! — выдохнул над ухом подбежавший помощник. — Фирман Салах-ад Дина!

— Настоящим дозволяется барону д' Оберону, оказавшему нам большую услугу, — монотонно стал читать франк по-арабски наизусть, — а также свите его свободный и беспрепятственный проезд по нашим землям и по всем путям, кроме путей близ Красного моря… Море отсюда далеко!

Франк склонился и ловко выхватил фирман из рук начальника стражи, бережно завернул его в шелк и спрятал в сумку. Вопросительно глянул на стражников. Десятник сделал знак. Воины, преградившие повозке путь, расступились, и процессия медленно выехала за городские ворота. Десятник долго смотрел ей вслед, пока головы всадников не скрылись за ближайшим холмом.

— Какую услугу мог оказать многобожник Несравненному, чтобы ему дали такой фирман? — произнес он вслух.

— Всякое бывает, — загадочно сказал помощник, удивленный не менее его. — Он и пошлину мог не платить.

— У этих собак золота не счесть! — сердито ответил десятник, мгновенно поняв, что безант сдавать в казну теперь не обязательно. — Не обеднеет!..

Повозка тем временем быстро удалялась от города. Уже на спуске с иерусалимского холма возница огрел жеребцов кнутом и не давал им роздыху. Всадники молча рысили рядом. На развилке ватага повернула на север и долго ехала без остановок. Пока справа от дороги не показалась небольшая рощица сикимор. Роджер подскакал к вознице и указал на нее плетью. Козма (а именно он управлял повозкой), потянул правую вожжу, и пара жеребцов охотно затрусила в тень деревьев. У выбегавшего из под камней родника глубине рощицы Козма остановил повозку. Кони жадно приникли к воде. Соскочивший со своей скамьи Козма и спешившийся Иоаким примостились рядом с животными, погрузив лица в холодную влагу. Роджер постучал ручкой плети по ребру повозки.

— Вылезай, Ги, хватит девственницу из себя корчить!

За парусиновым пологом прыснули, затем из повозки, путаясь в длинном подоле женского платья, выбрался Ги. Неумело расстегивая пуговицы, он стащил нелепый наряд и хотел было забросить его за дерево, но Роджер упредил:

— Сложи в повозку!

— Опять переодеваться?! — жалобно спросил Ги.

— Понадобится — переоденешься! — жестко сказал рыцарь. — Забыл обет? Напоминаю. Послушание — это первое…

— Но в женском платье… недовольно протянул оруженосец.

— Врага бьют не только мечом, — примирительно сказал Роджер. — Когда врагов больше, хитрость уместна. Сарацины с детства боятся прикоснуться к женщине, которую сопровождают мужчины, за это могут убить. А кади, их судья, признает убийство законным. Ни одному сарацину не придет в голову надеть женское платье — для них это позор. Поэтому они не подозревают, что мы способны такое. Чтоб с нами было, если б стража обыскала повозку?

Ги не ответил.

— Доставай оружие! — велел ему рыцарь.

Оруженосец нырнул под полог и скоро показался снова, волоча за собой огромный узел. Напившийся Козма помог вытащить груз.

— И как только стражник не заметил? — удивился он, развязывая узел. — Он же заглянул в окошко!

— Я сверху сидел! Закрыл подолом платья, — похвастался Ги и пожаловался: — Жестко было! Весь зад отбил! — оруженосец покраснел.

«Совсем пацан, — подумал Козма, разглядывая смущенное, в пятнах юношеского румянца лицо спутника. — Лет семнадцать, борода не растет. Куда ему воевать?»

— Поспешите! — сурово сказал Роджер. — Дорога долгая…

Спутники быстро разобрали кольчуги и пластинчатые доспехи. Иоаким с видимым удовольствием сунул за пояс кистень с двумя гирьками на железных цепочках. Козма, после безнадежных попыток, отложил в сторону свою кольчугу — мала.

— Надень доспех! — велел Роджер, заметив. — Грудь от стрел прикроет. Кольчуга от них все равно не спасет, а с мечом на повозку взобраться трудно. Отобьешься. Твое дело — стрелять!

Козма послушно застегнул на боках ремешки, укрыв грудь и спину стальными пластинами. Два арбалета он оттащил к своему месту на повозке, спрятав их под скамью. Рыцарь заставил каждого надеть поверх доспехов сарацинский халат и лично обмотал голову каждого чалмой на восточный манер.

— Копья оставь! — сказал Роджер, заметив, как Иоаким потянул из повозки древко. — Успеем взять, коли понадобятся. Наконечники копий, когда всадники их держат кверху, видны издалека. Нам это лишнее. Теперь все запомните! Едем быстро, без остановок. Есть, пить и оправляться только на ходу! Вперед!

Ги запрыгнул в повозку, и Козма взялся за вожжи. Поменявшая свой облик ватага выбралась на дорогу и помчалась по ней спорой рысью. Солнце, стоявшее над головой, когда спутники выезжали из Иерусалима, светило теперь слева. Затем переместилось за спины спутников и стало отбрасывать длинные тени, которые бесшумно скользили впереди ватаги, словно указывая ей путь. Дорога выглядела пустынной. Несколько раз спутники встречали или нагоняли, то ослика, влекущего двуколую арбу, то упряжку волов с повозкой; во всех случаях погонщики, завидев издалека маленький отряд, съезжали с дороги и спеши побыстрее укрыться за камнем или в зарослях.

— Что это они? — спросил Иоаким Роджера на латыни, когда очередная арба покатила прочь от дороги.

— Война! — пожал плечами Роджер. — Если поселянин христианин, а навстречу — сарацины, то они могут забрать все, включая самого поселянина. Кому жаловаться? Власть эмира только Иерусалиме, здесь прав тот, кто сильнее.

— Христиане тоже могут чинить зло, если поселянин — сарацин?

— Могут, — неохотно согласился рыцарь. — Христиане могут и своего единоверца обобрать. Злые сейчас, — торопливо поправился Роджер, вспомнив, что говорит с чужестранцем. — А ты неплохо говоришь на латыни! У приезжих, если они не ромеи или не из италийских земель, это встречается редко.

— У нас тоже.

— Собирался стать священником?

— Священником стать мне действительно предлагали, — улыбнулся Иоаким, — но латынь я учил, дабы читать старые книги.

— Речь у тебя книжная, — согласился Роджер. — Лангобарды так не говорят. Удивительно, что у вас благородные читают книги. Рыцари из Франции или Германии, что приезжают сюда, часто имя свое написать не умеют.

— Но ты знаешь языки!

— Как каждый, кто много прожил в Леванте. Здесь иначе нельзя. На наших землях живут греки, армяне, сарацины… Сарацины к тому же делятся на арабов и турков. У каждого свой язык, и если ты хочешь управлять леном как должно, с каждым следует говорить понятно ему. В городах чиновник, что собирает пошлину с паломников или торговцев, никогда не получит должность, если не говорит на всех языках. Он к тому же должен уметь читать и писать по-арабски, все документы у сарацин писаны этим языком. Ты знаешь, сколько приносили Иерусалимскому королевству паломники? Корабль, который бросал якорь в наших портах сразу отдавал марку серебром. Сбор взимался с каждого паломника, вступающего на Святую Землю, как с христианина, так и сарацина.

— Сарацина?

— В Иерусалиме у них тоже святыни, — неохотно сказал Роджер. — Они считают, что их пророк Моххамед здесь вознесся на небо, и устроили свою мечеть над камнем, где остался отпечаток его ноги. Но большинство сарацинских паломников идут через наши земли в Мекку и Медину, уплачивая пошлину как при пути туда, так и на обратном. С сарацин, конечно, брали больше, чем христиан. Платили караваны, следующие через наши земли, торговцы вносили пошлину, въезжая в город, давали серебро за право торговать на нашем рынке… Это было богатое королевство, чужестранец! Рыцари с Запада приезжали сюда с пустым карманом, а возвращались с мешками полными золота. Младшие сыновья владельцев майоратов, которые у себя дома спали на соломе, через два-три года службы в Леванте возвращались и покупали себе поместья, создавая новый майорат. Король выдавал рыцарям по шестьсот безантов в год каждому, и это тем, кто у себя дома золота в руках не держал! Накопив денег на поместья в Европе, они уезжали, бросая Святую Землю. Никакие увещевания не могли остановить этих жеребят. Здесь они были обычными рыцарями, а дома становились сеньорами. Дома у них серебра не хватало, а здесь они оббивали безантами щиты по краям — дабы издалека было видно их богатства. Святую Землю некому было защищать…