Евгений Белогорский - Восточная война [СИ] Страница 7

Ардатов покинул государя императора около восьми часов, сославшись на необходимость подготовиться к дальней дороге.  К новому месту службы он собирался выехать немедленно, чем вызвал горячее одобрение монарха. Правда, расставаясь с августейшей четой, Ардатов несколько лукавил. Покинув Зимний дворец, он направился не к себе на квартиру, а прямиком в Большой театр. Господин граф как раз успевал к окончанию балетного представления. Подобно государю императору он так же был не равнодушен к прелестям молоденьких актрис, в среде которых он уже успел отметиться, сразу по приезду в столицу.  

С большим букетом цветов Ардатов чинно вошел под своды храма искусства, сразу направив свои стопы за кулисы, где его уже хорошо знали. За время своего короткого пребывания в столице, кроме изучения бумаг и прочей нужной работы, граф успел несколько раз побывать в этом милом его сердцу заведении.  Жизнь была так коротка, и брать своё, нужно было смело,  ни оглядываясь, ни на кого и ничего не откладывая на завтра. Ведь завтра его уже ждал Крым, Севастополь, война, с её кровью и смертью, и где совершенно не было места для тонких и романтических чувств.      

Глава II. Севастопольская страда на море.

Тревожна и напряженна была жаркая крымская ночь с 30 на 31 августа для личного посланника государя императора в Севастополе. Расположившись на открытой  мансарде небольшого флигелька на берегу моря, генерал-лейтенант Ардатов спал, что называется в пол-уха и полглаза. Сильно измученный непрерывной дневной канителью Михаил Павлович и ночью не мог позволить себе полноценно отдохнуть. Этой ночью должны были поступить важные известия от  патрульных судов. Уже третьи сутки они бороздили морскую гладь в ожидании появления врага. По расчетам Ардатова, вражеский флот должен был появиться у русских берегов не сегодня, так завтра, с чем многие из высокого начальства были категорически не согласны

Это не согласие своих же боевых товарищей больше всего и тяготило личного посланника, который буквально во всём ощущал скрытое противоречие своим идеям и действиям. Конечно, будучи умным и дальновидным человеком, Ардатов по прибытию в Севастополь не стал заниматься таким глупым делом как перетягивание каната для выявления кто самый главный среди местных командиров. Он полностью отдал  армию и флот на откуп князю Меньшикову и вице-адмиралу Корнилову, демонстративно не вмешиваясь в их дела с первого дня, своего пребывания в Севастополе.

Всё чем занимался Ардатов, это была подготовка главной базы русского флота к отражению возможной высадки вражеского десанта. Известия, непрерывным потоком поступающие из Варны о жестокой эпидемии среди экспедиционных сил союзников, ничуть не успокаивали графа. Хорошо зная подлую сущность англичан, вопреки общему мнению генералов и адмиралов, он был уверен, что вражеский флот, просто так не покинет Черное море, не попытавшись нанести России тяжелый удар.

Поэтому, он всё свободное время внимательно изучал расположение бастионов и батарей города, а так же его окрестностей. Единственным человеком, на чьи плечи легла тяжесть по превращению фантазий приезжего сановника в реальность, был военный инженер Тотлебен присланный из Дунайской армии Горчаковым. Впрочем, Эдуард Иванович был только рад этому, так как в лице Ардатова он получил не только могучего союзника, но и горячего единомышленника.

Князь Меньшиков только скептически поморщился, когда Ардатов, потребовал начало немедленного строительства оборонительных укреплений не только на северной, но даже и на южной стороне Севастополя. Не будь граф личным посланником императора с особыми полномочиями, все предложения транш-майора Тотлебена так и остались бы на бумаге, в ожидании высадки вражеского десанта на крымской земле. Узнав, что государь придает особое значение обороне города, князь не посмел перечить Ардатову, что, впрочем, не помешало ему вдвое сократить требуемую помощь и в тот же день отписать царю бумагу, в которой выражал озабоченность действиями посланника. По твердому уверению Меньшикова, враг не посмеет высадиться в Крыму, а Ардатов развил ненужное строительство, только желая пустить пыль в глаза за счет казенных средств.

Другим поводом к столкновению со светлейшим князем, было требование Ардатова о выселении с побережья на время военных действий всех крымских татар как потенциальных сторонников противника, способных нанести удар в спину русским войскам.

С этим требованием Меньшиков был категорически не согласен, с пеной у рта доказывая Ардатову, что подобные действия только нанесут вред мирному сосуществованию в Крыму русских и татар.

- Вы, господин граф, плохо представляете себе к чему, приведет это выселение! Татары озлобятся на наше притеснение их прав и непременно ответят восстанием и жуткой резней в нашем тылу! - пафосно вещал князь, давно привыкший к тому, что подчиненные должны относиться к его словам как к истине последней инстанции.

Светлейший князь не желал слушать ни одного возражения. И тогда последним аргументом в этом споре стал царский указ о принудительном выселении татар, которым Ардатов дальновидно запасся в Петербурге перед своим выездом и терпеливо держал под сукном. Против повеления императора, Меньшиков, конечно, не рискнул открыто выступать, но в отместку за это он спихнул его исполнение на самого Ардатова, который и без того был очень занят различными делами.

Главнокомандующий крымской армии очень надеялся, что петербургская выскочка сломает себе шею, угодив в им же вырытую яму, но Ардатов к его огорчению блестяще справился с этой задачей. Перед самым началом акции, граф встретился со старейшинами и знатными представителями крымской диаспоры и довел до их сведения указ императора.

Всем жителям побережья предписывалось в двухдневный срок покинуть свои жилища и переселиться к Бахчисараю и Перекопу. Ардатов специально подчеркнул, что отселение татар с побережья носит временный характер, и все они могут спокойно вернуться домой, как только военные действия закончатся.  

- Всякий кто откажется выполнить волю государя, будет объявлен врагом и понесет наказание согласно законам военного времени - твердым голосом произнес Ардатов стоя перед татарами - Не в ваших интересах и не наших интересах доводить дело до крайностей и проливать кровь, тогда когда можно всё решить миром.

Собравшиеся в губернаторском доме посланники крымских поселений хмуро слушали статного московита, объявившего им волю белого царя. С какой радостью многие из них если бы не перерезали ему горло, то с радостью бы растоптали его ногами, как это делали их деды и прадеды в предыдущие века. Однако сегодня сила, как и правда, была не на их стороне. Глядя в решительное и твердое лицо царского вестника, они видели человека не привыкшего бросать слова на ветер и готового в любой момент доказать свои слова делом.  

Будь сейчас у берегов Крыма англо-французская эскадра  или был бы высажен на берег их десант, возможно бы татары повели себя совершенно иначе. Однако лорд Раглан со своей эскадрой был в далекой Варне, и старейшинам пришлось подчиниться силе русских штыков.

Переселение произошло без особых эксцессов к огромному разочарованию Меньшикова. Медленными вереницами, очищали татары прибрежную зону, уходя со своим скарбом к Бахчисараю, гоня впереди себя отары овец, верблюдов и лошадей. Отселение татар произошло по всему побережью Крыма, поскольку Ардатов видел два удобных места для высадки вражеского десанта, побережье Евпатории и Феодосии и граф не желал давать противнику ни одной лишней форы.

"Мера, предпринятая мною, государь, носит сугубо вынужденный характер. Очень даже может быть, что её положительные последствия проявятся не столь скоро и не в столь значимой степени, как того хотелось бы светлейшему князю Меньшикову. Однако, государь, все мои помыслы и усилия направлены не только на сохранение жизни русских солдат, а так же твоих мирных подданных, вне зависимости от веры исповедания. Ещё в Петербурге, настаивая на отселении крымчан, я полностью руководился утверждением великого римского императора Аврелиана, говорившего, что самые ужасные беды те, что с нами не случаются" - так писал Ардатов в одном из своих писем к Николаю, которые шли вслед за очередными гневными депешами Меньшикова.

В этом случае стоило отдать должное царю. Он полностью поддержал действия своего друга, написав князю всего три слова: "Я так желаю". Опытный паркетный лис моментально уловил всё недовольство императора и на некоторое время оставил Ардатова в покое. Он даже смолчал, когда Михаил Павлович приказал вывезти из Евпатории в Севастополь хранящиеся там хлебные запасы. Князь только записал это распоряжение Ардатова в особый кондуит, в котором он собирал все промахи и глупости, свершенные, по его мнению, посланником, для предъявления их государю в нужный момент.