Александр Михайловский - Дорога в Царьград Страница 7

   - Послушайте, капитан, - обратился ко мне Блейк. - Если бы я знал, что у русских есть такие удивительные корабли, способные сражаться с самыми лучшими британскими броненосцами, то я бы ни за какие фунты и пиастры не встал бы на мостик турецкого фрегата.

К тому же турки оказались скверными моряками - ленивыми, неопрятными, недисциплинированными. Я попытался было навести порядок среди экипажа, но куда там! - Блейк махнул рукой, - все без толку.

   К тому же во время сражения, а точнее, избиения младенцев, когда мой фрегат горел как свеча, эти скоты думали не столько о том, как спасти корабль, сколько о том, как набить карманы. Какие-то ублюдки успели ограбить мою каюту, а еще двое, приставив ножи к горлу, вытащили у меня кошелек, отобрали часы и стащили с пальца обручальное кольцо. И за этих подонков я еще должен был сражаться? - Желаю вам всыпать им побольше, чтобы они, наконец, узнали, что такое - поднимать руку на белого человека!

- Прямо, Киплинг! - усмехнувшись, сказал я Антоновой.

   Нина Викторовна побарабанила пальцами по столу, - Да, свербит в нем "бремя белого человека". Как там писал сэр Редьярд?

   Неси это гордое Бремя - Родных сыновей пошли   На службу тебе подвластным народам на край земли   На каторгу ради угрюмых мятущихся дикарей,   Наполовину бесов, наполовину людей.

   - Вот-вот, ответил я ей, - душевным человеком был создатель "Маугли", особенно вот в таких строках:

   Солдаты, несите в колонии   Любовь на мирном штыке.   Азбуку в левом кармане,   Винтовку в правой руке.

   А если черная сволочь   Не примет наших забот,   Их быстро разагитирует   Учитель наш, пулемет.

   Блейк с тревогой смотрел на мои с Ниной Викторовной упражнения в словесности. Он с тревогой спросил:

- Господа, а что будет со мной?

   Полковник Антонова ответила британцу:

   - Все будет зависеть от степени вашей полезности российским армии и флоту, а так же от вашей помощи нам в войне против турок.

   Она дождалась пока конвой, увел пленного, после чего поинтересовалась моим мнением о результатах допроса.

- Дорогая Нина Викторовна, по-моему, мы узнали достаточно много интересного. Надо еще проанализировать полученную информацию, сверить ее с имеющимися у нас историческими материалами, а потом, в обобщенном виде доложить адмиралу. Впрочем, все в рамках того, что мы и так знали из исторических источников, ничего принципиально нового.

В этот момент в дверь постучали. В аудиторию зашел странно веселый полковник Бережной, и с ним какой-то человек, одетый в камуфляжную форму с погонами старшего лейтенанта, но, явно не имеющий никакого отношения к нашим морякам или морпехам. Похоже, что этот плотный черноволосый мужчина средних лет, но уже с сединой на висках, был кем-то из местных.

   Бережной приложил руку к козырьку камуфляжного кепи. - Здравия желаю, друзья. Вот, хочу представить вам местного коллегу, поручика Никитина Дмитрия Ивановича. Он был освобожден из турецкого плена нашими морскими пехотинцами, так что прошу любить и жаловать... Перед войной поручик проводил разведку Дарданелльских и Босфорских укреплений и Стамбульского гарнизона. Более того, при аресте он сумел сохранить добытые материалы, а после своего освобождения передал их нам. Благодаря этому героическому поручику, скоротечной Боспорско-Дарданельской операции - быть!

   Да вы не краснейте, уважаемый, все нормально, мы все только выполняем свой долг перед Россией. Так что, товарищи офицеры, сбор в оперативном отделе ровно через час.

- Вот тебе бабушка и Юрьев день! - Нина Викторовна бросила взгляд на часы, - Александр Васильевич, будьте любезны, напишите отчет, а я пойду посмотрю чем там у нас "аналитики" занимаются, и в первую очередь ваш бывший коллега подполковник Ильин.

   Иногда мне хочется смеяться, иногда - плакать, а иногда кричать, - Господи?! - Куда я попал?! - Кто эти люди, и зачем я здесь?!

   В один момент мир встал с ног на голову, и все то, что я знал раньше, в одночасье потеряло смысл. Иногда мне это даже нравится, приятно, знаете ли, оказаться на стороне победителей. Тем более в деле, которому ты посвятил всю свою жизнь. Но, господа, давайте все по порядку.

   Унтер-офицер, которому я сказал, что он имеет дело с русским офицером, не стал со мной спорить, и лишь удивленно приподнял левую бровь. Дальше произошло нечто совершенно невероятное. Он вытащил из нагрудного кармана своего жилета маленькую черную коробочку с торчащим из нее штырем, что-то на ней нажал, и приложил ее к уху. - Товарищ капитан, докладывает сержант Бондаренко. Тут это, грек, которого мы из зиндана вытащили, говорит, что он русский офицер, разведчик... - коробочка что прохрипела в ответ, и унтер оглянулся. - Так недалеко от ворот мы, под навесом. Ага, так точно, товарищ капитан, выходим к воротам и ждем. - Унтер убрал коробочку в карман, и повернулся ко мне. - Вот так, господин офицер, товарищ капитан сейчас подойдет, выходим к воротам, и там ждем его...

У этих самых ворот я остановился в остолбенении: огромные створки из кедровых досок в два пальца толщиной лежали сорванные с петель. Ну, а чуть дальше, на площади, стояло то, что заставило меня вытаращить глаза от удивления. Боевая повозка, машина - не знаю даже, как и назвать ЭТО, причем того же цвета, что и форма на диковинных солдатах. На вид она вся была сделана из железа, и при этом еще и двигалась не на колесах, а на длинных гибких лентах из металлических звеньев, соединенных в кольцо. Так вот, что так лязгало и гремело у меня над головой! Только вот, хоть убейте меня, я не представляю, что за мотор приводит в движение сей удивительный аппарат. Ведь для паровой машины необходимой мощности внутри просто нет места.

   Я же все-таки артиллерист, человек образованный, в технике понимаю достаточно. Да и по службе мне нужно знать о новинках техники. Так вот, что я вам скажу, милостивые господа, ничего похожего НИГДЕ и НИКЕМ сделано не было!

   Мимо нас прошел молодой подпоручик, бросивший на ходу моему сопровождающему, - Бондаренко, Иванцова не видел?

   - Он где-то внутри, тащ лейтенант, - ответил тот, мимоходом козырнув.

   Что меня еще очень удивило (кроме боевой повозки, естественно), так это то, что нижние чины, унтера и офицеры были одеты в абсолютно одинаковую форму, различаясь только погонами. Это, что же надо было сделать с нашим офицерством, представители которого, как сороки, обожают все блестящее, и которые ни за что бы не согласились променять свои яркие мундиры на эту форму-невидимку. Похожие взаимоотношения офицеров, хотя бы с унтерами, я раньше видел только в казачьих сотнях. Ну, там все понятно - рядовой казак и офицер у казаков, обычно с одной станицы, а может даже с одной улицы. А тут? - Ой, не знаю, не похожи что-то они на станичников. Хотя нет, похоже, вот идет один из них...

- Здравия желаю, тащ капитан, - козырнул унтер. - Ну, как-то не поворачивается у меня язык называть его сержантом, - вот этот человек утверждает, что он русский офицер, хотя сначала сказал, что греческий купец. Капитан внимательно оглядел меня с ног до головы. Показалось, что он заглядывает прямо мне в душу. По возрасту и ухваткам я угадал в нем старого воина, который, может быть, дрался с англичанами и французами рядом с моим батюшкой на Малаховом кургане, или резался с турками под Ериванью. Немного помолчав, он сказал, - Чем вы можете доказать, что вы офицер Российской армии? Или, милостивый государь, я должен поверить вам на слово?

   Немного волнуясь, я подал ему лоскут полотна, размером примерно с носовой платок, который извлек из-под подкладки моей куртки. И тут он снова меня удивил. Коротко хмыкнув, капитан повертел лоскут в руках, бормоча себе под нос. - Ну где же я вам тут утюг возьму?! - Потом сунул его в руки унтеру. - Натяни потуже! - Еще мгновение, и в руках у капитана, как у какого-нибудь факира в ярмарочном балагане, вспыхнул огонь. Он водил пламенем под полотном, и на нем стали появляться зеленоватые буквы. Закончив свои манипуляции, капитан вслух прочитал написанное на полотне: "Податель сего является поручиком Русской армии Дмитрием Николаевичем Никитиным, и действует на территории Оттоманской Порты с моего ведома, и по моему поручению. Генерал-адъютант, граф Н. П. Игнатьев. 7 февраля 1871 года".

   Капитан еще раз хмыкнул и поднял на меня глаза. - Что вы имеете доложить, господин поручик? - Теперь в его взгляде читался вполне практический интерес к моей персоне.