Андрей Колганов - Ветер перемен Страница 7

Четвертое. Основным ориентиром для определения качества продукции должны быть государственные стандарты. Это предполагает проведение широкомасштабных работ по стандартизации, что уже само по себе будет способствовать росту качества производства и проведению режима экономии за счет достижения полной технической совместимости изделий и устранения параллелизма. Однако нельзя ограничиваться только технической стандартизацией. Когда мы говорим о качестве продукции, не меньшее внимание мы должны обращать на ее потребительские и эксплуатационные характеристики, на ее себестоимость и на затраты, которые будет нести потребитель в процессе ее эксплуатации. Кроме того, следует учесть, что для технически сложных изделий обязательным компонентом качества является комплектность поставки, обеспеченность запасными частями и техническим обслуживанием.

Пятое. Общественный контроль за качеством не может сводиться только к жалобам потребителей в разного рода инстанции и в советскую прессу. При монопольном положении государственной промышленности и отсутствии конкуренции злоупотреблению монопольным положением со стороны производителя должна быть противопоставлена своего рода контрмонополия за счет создания организаций потребителей. Речь идет не о создании еще одной бюрократической структуры, а об организации контроля по принципу объединения в первую голову тех, кто экономически в таком контроле заинтересован. В сфере товаров народного потребления такую роль могла бы выполнять – но пока не выполняет! – потребительская кооперация. Чтобы повернуть ее лицом к нуждам советских граждан, нужно резко усилить участие низового кооперативного актива в ее работе, сделать нормой и правилом участие рядовых потребителей в оценке качества продукции и в формировании заказов производству.

Если совещание признает осуществление данных предложений необходимым, готов в кратчайшие сроки представить программу неотложных конкретных мер по ее реализации. У меня все. (Чуть не сказал по еще не стертой привычке: «Спасибо за внимание».)

Разгоревшиеся на совещании дебаты слушал вполуха. Представитель профсоюзов напирал на то, что распространившаяся в ходе кампании за подъем производительности труда сдельщина увеличила выработку, но привела и к росту брака на тридцать процентов.

– Если мы будем все проблемы производительности решать путем ужесточения норм выработки и срезания расценок, как это сплошь и рядом у нас делается, – горячился он, – то не стоит ждать роста качества продукции. Наоборот, рабочие начнут гнать брак, потому что одна лишь интенсификация труда на старом оборудовании и при нашей безобразной организации производства ни к чему иному привести и не может!

Представитель научно-технического отдела ВСНХ несколько более сдержанно, но тоже изрядно нервничая, говорил о том, что на заводах процветает «спецеедство» и в подобных условиях говорить о совместных усилиях рабочих и инженерного персонала в борьбе за качество не приходится. А без такой работы реальных сдвигов не будет.

Несмотря на неизбежные ведомственные раздоры, большинство моих предложений все-таки встретило понимание со стороны участников совещания. Поэтому придется теперь писать развернутую записку еще и по этому поводу. И это тогда, когда конкретных знаний о нынешнем состоянии производства и о реальных возможностях технического контроля у меня, почитай, и нету. Придется идти на поклон к специалистам Научно-технического комитета, благо и его мне тоже поручено курировать. Однако сейчас меня больше беспокоила другая проблема.

Отлавливаю по окончании совещания Л. Д. Троцкого и говорю ему:

– Я ведь обещал вам серьезный разговор? Так время давно назрело.

И в самом деле, назрело. Троцкий явно не удовлетворен своим нынешним положением на задворках политического Олимпа. А еще больше пассивностью своего лидера недовольно его окружение – кто по принципиальным, кто по шкурным соображениям, а большинство и по тем, и по другим. Не дай бог влезет в открытую схватку. Только этого еще не хватало! Но что ему подбросить, чтобы повернуть неуемную энергию Льва Давидовича в другое русло? Думай, думай…

На здешнем Олимпе сейчас сложилась несколько неожиданная для меня ситуация. Осень и зима одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года отличались удивительным затишьем во внутренней политической жизни. После XIII съезда и драки вокруг письма Ленина, итогами которой были недовольны очень многие, и после неожиданного фиаско Зиновьева на V конгрессе Коминтерна следовало бы ожидать новых столкновений в верхах, продолжения борьбы за передел власти. Ведь фактически позиции всех основных партийных лидеров ослабли, и в то же время стали понемногу укрепляться дотоле не самые влиятельные фигуры. Поэтому я предполагал, что Зиновьев, Сталин, Троцкий вот-вот перейдут к решительным действиям. Однако мои предположения не оправдались. В чем же дело? Как оценить ситуацию, чтобы не попасть впросак в разговоре с Троцким?

К сожалению, о том, что происходило на самом верху, приходилось судить по официальным сообщениям, газетным статьям и отрывочным косвенным данным. Других источников информации у меня не было, и послезнание в этой ситуации ничем не могло помочь – в реальной истории политический баланс в партийной верхушке к этому моменту складывался иначе. Никакого дружного натиска на троцкистов и подготовки полного организационного разгрома левой оппозиции здесь не наблюдалось – хотя бы потому, что сама левая оппозиция не приобрела таких масштабов и активности, как в моей истории. Кроме довольно резкой, но не слишком активной критики крайне левых (всяких там децистов, остатков «рабочей оппозиции» и т. п.), редких и не слишком язвительных шпилек в адрес Троцкого, – притом что сам «Лев Революции» на такие нападки почти не отвечал, предпочитая выступать с речами и статьями в основном по своей работе в ВСНХ, – стояла, можно сказать, тишь и гладь. Похоже, стороны примерялись друг к другу перед решающей схваткой.

Зиновьев после щелчка по носу на конгрессе Коминтерна, вероятно, все еще не пришел в себя, растерян, пребывает в подавленном настроении, в унынии. Однако он приобрел выигрышные позиции за счет ликвидации поста генсека ЦК, перемещения Сталина в Совнарком и удаления некоторых его сторонников из Секретариата и Оргбюро. Хотя письмо Ленина и ему самому доставило немало неприятных минут, как и публикация «Львом Революции» своих воспоминаний об Октябре, где он отнюдь не щадил самолюбия Григория Евсеевича, но, главное, удалось отодвинуть чуть не ставшего слишком сильным бывшего генсека от рычагов власти над партаппаратом, а Троцкого вообще задвинуть на второстепенные должности. Теперь Зиновьев, как можно предположить, выжидает какого-нибудь неловкого шага Иосифа Виссарионовича или какой-нибудь хозяйственной неудачи, чтобы воспользоваться случаем и резко ослабить его позиции.

Сталин вроде бы тоже затаился…

Сталин в это время работал в Совнаркоме, в своем кабинете в Кремле, на третьем этаже корпуса № 1 (бывшее здание Сената). Уже многие месяцы его не оставляло гнетущее ощущение, как будто он пребывал в осажденной крепости. Тогда, на XIII съезде РКП(б), этому интригану Зиновьеву удалось напугать большинство Политбюро призраком его необъятной власти, и под этим предлогом попытаться перехватить у него пост генсека. Слабым утешением оставалось то, что удалось славировать и уговорить Политбюро вообще ликвидировать этот пост, чтобы, как он тогда выразился, «предотвратить после смерти Ильича чрезмерную концентрацию полномочий по кадровым делам в одних руках». Удачно вышло и на конгрессе Коминтерна – удалось выбить из-под зада Зиновьева пост главы аппарата ИККИ, причем чужими руками и даже не ставя этот вопрос предварительно на Политбюро и Оргбюро. Ох, как же шумел тогда Зиновьев! Но ни Томский, ни Рыков, ни Бухарин его не поддержали. Кивая на решения XIII съезда, объясняли, что и в Коминтерне вредна чрезмерная концентрация власти, и раз уж делегаты конгресса так решили, то почему Политбюро должно вмешиваться?

Сталин вдруг усмехнулся в усы, уловив неожиданный поворот собственной мысли: «Что же, и в демократии есть свои хорошие стороны, если суметь ими грамотно воспользоваться. Вон буржуи у себя играют в демократию – и ничего, держатся. А что, и мы этому научимся!»

Иосиф Виссарионович пока не мог себе позволить ввязаться в прямую схватку за возвращение всех главных рычагов власти. Во-первых, если он не повременит, другие члены Политбюро только укрепят свои подозрения насчет его властолюбия, и это может разрушить ту хрупкую еще коалицию, которая сложилась против Зиновьева, – именно потому что Гриша как раз своих амбиций не скрывает. Так что выходит – Зиновьеву власть нужна ради самой власти, чтобы красоваться на вершине. Дурак! Власть нужна, но не ради нее самой, а чтобы двинуть вперед дело, чтобы не мешались под ногами и не ставили палок в колеса. Во-вторых, навалились хозяйственные заботы. И в первую очередь – недород в Поволжье и на Юго-Востоке. С этим надо было обязательно справиться, иначе соперники увидят удобный повод столкнуть его вниз.