Алексей Вязовский - Эпоха Воюющих провинций Страница 7

— И сколько в месяц таких мечей может он делать? — поинтересовался я.

— Один, может, два, — неуверенно ответил Хиро. — Ваш меч он ковал сорок дней. Закаливал в крови, масле…

— А сколько вообще кузница выдает оружия?

Выяснилось, что местное производство иначе как кустарным не назовешь. В Тибе всего две кузницы — одна айновская в замке, другая в городе. Конечно, я тут же решил взглянуть на поселение, поднявшись на стену. Пока карабкались по крутым ступеням, генерал выдал мне всю номенклатуру местной металлообрабатывающей «промышленности». Айн специализировался на оружии. Два простеньких меча или нагинаты в день, пару десятков наконечников для копий и стрел, один доспех в неделю — вот и все мощности. Если нужно много доспехов и клинков сразу — либо куй заранее, либо покупай на стороне. Кузница в городе была побольше и занималась в основном сельхозинвентарем: серпы, косы, топоры и вилы, бытовые предметы — гвозди, ножи. Кроме того, городские кузнецы занимались также литьем колоколов из меди.

Судя по моему мечу, оружейники освоили булат — значит, уже умеют науглероживать железо в тиглях. Пора рассказать им о домнах. Благо сам я из Челябинска и за свою прошлую жизнь насмотрелся на эти домны по самое не могу. Примитивную шахтную печь для выплавки чугуна спроектировать смогу. Будет чугун — будет массовое производство чего? Доспехов из него не сделаешь, оружия тоже. Можно лить пушки! Шестнадцатый век на дворе — европейцы уже используют огнестрельное оружие. Вместе с португальцами оно проникает в Японию. Примитивные мушкеты, штуцеры, пищали — это все пока не конкуренты мечам, лукам и копьям. Пушки тут тоже пока очень незатейливые и ненадежные, но кое-какие мысли о прогрессе в военной области у меня начали появляться. Только до этого прогресса дожить надо!

Вид со стены открывался отличный. Замок стоял на холме, окруженный неплохим рвом с подъемным мостом. В атмосфере развиднелось, и я с удовольствием разглядывал окружающий пейзаж. Он был типично японским. Судя по виденной мной карте, замок ориентирован воротами на запад. Слева в дымке просматривалось синее море, справа в долине раскинулся средних размеров городок, окруженный все теми же заливными полями с рисом. Из замка вели две дороги — одна на север через поселение, другая на юг. Город производил впечатление обширного — я насчитал десять кварталов по сто с лишним домов каждый, с центральной площадью, колокольней. Я обогнул замок по стене, осматривая баллисты и скорпионы и отвечая на поклоны самураев. Встал на торцевой стене. Отсюда была видна небольшая деревенька и несколько холмов, поросших лесом. К востоку местность явно начинала повышаться и становиться более изрезанной.

Когда мы с генералом спускались со стены, я обнаружил в кладке полость с железной чашей и металлическим шариком внутри. На предмет культа эта инсталляция похожа не была, и я поинтересовался у Хиро, для чего в стену запихнули пиалу с шариком. Причина оказалась вполне банальной — если враг осадил замок и делает подкоп, чаша будет резонировать и дрожать, шарик ударяться о стенки и порождать звон. Тогда защитники начинают в этом месте рыть встречный подкоп, чтобы обвалить вражеский.

Мы продолжили обход владений. Вторая остановка произошла возле казарм. Семь зданий барачного типа, крытых черепицей, выстроенных буквой «П». Посредине плац и что-то вроде спортивного городка — небольшое стрельбище для лучников, с полсотни врытых в землю макивар[26] (снопы соломы, перевязанные веревками, надетые на столбы), еще какие-то деревянные тренажеры для занятий воинскими искусствами, которые тут называют одним словом — будо. Насколько я понял, в будо входит: стрельба из лука (кюдзюцу), владение копьем (содзюцу), владение мечом (кэндзюцу), верховая езда (бадзюцу) и самооборона без оружия (дзю-дзюцу). Последним искусством в бытность мою студентом я даже успел позаниматься и дорасти до зеленого пояса. Впрочем, мне это сейчас ну ничем не поможет, и я продолжил осмотр.

Вся площадь была просто забита занимающимися самураями. Сотни мужчин — молодых и не очень — отрабатывали удары мечом и проводили спарринги на деревянных клинках, стреляли из двухметровых луков по мишеням, занимались борьбой на рисовых татами. То тут, то там собирались кружки людей вокруг учителей, которые медленно показывали особо сложный прием или движение.

Я вытащил свою шпаргалку и начал уже подробно пытать генерала на предмет вооруженных сил Сатоми. Картина складывалась следующая. Самой мелкой военной единицей был десяток, или ка (огонь). Назывался он так по числу самураев, которые могли поместиться вокруг костра, — десять человек. Возглавлял ка — десятник, самый авторитетный воин в отряде, выбираемый раз в год. Десятник имел свое артельное хозяйство, кассу взаимопомощи, лошадей и даже иногда слуг. Пять ка составляли полусотню (тай), ею командовал пятидесятник (тайсэй). Пятидесятников назначал лейтенант сотни (рё) — рёсуй. Сотни делились на конные и пешие. Пешие в свою очередь — на самураев с мечами и копейщиков. Конница также делилась на тяжелую (с мечами) и легкую (с копьями или луками). Были еще отряды лучников и новомодных аркебузиров, стрелков из дульнозарядных фитильных ружей. Впрочем, у Сатоми аркебузиров практически не было по причине бедности. В нынешней Японии огнестрельное оружие — дорогое и редкое удовольствие.

Десять рё — тысяча — составляли бригаду, или тайдан. Командовали бригадами генералы — тайсё. Были еще малые бригады — в несколько сотен самураев. Во главе их стояли капитаны — касира. Во время войны несколько тайданов образовывали армию, которой управлял верховный воевода, или сёгун. От этого имени и пошел титул административного главы Японии.

Рассказывая мне все это, тайсё Симодзумо Хиро тяжело вздыхал, теребил рукоять меча — в общем, переживал за своего несостоятельного дайме, который не знает даже самых простых вещей. Но я включил максимальную дотошность — от этих знаний зависит моя, да и не только моя, жизнь. В результате удалось выпытать из генерала еще порцию любопытной информации.

Во-первых, про численность армии Сатоми. Она оказалась невелика. В двух замках жили и служили три тысячи двести самураев. Две тысячи в Тибе и чуть больше одного тайдана в Итихаре, дядюшкиной вотчине. Сейчас эта тысяча движется к месту сбора войск.

Во-вторых, самураи и в Тибе и в Итихаре именовались «дзикисидан», т. е. личное войско дайме. Часть жила в замках, часть находилась на патрулировании, в том числе на границах провинций, остальные были расквартированы по близлежащим городам. Были еще куни-сю — сельские отряды, в которых состояли провинциальные самураи из небогатых семей. Они тоже должны вот-вот появиться под стенами замка. Об их численности приходилось только догадываться. Генерал использовал метод экстраполяции — в прошлую мобилизацию село поставило в армию около двух тысяч человек. В основном пешие самураи, вооруженные мечами и копьями. Конные отряды и лучники были практически все из дзикисидана, и их число не воодушевляло: пять рё конницы и две — лучников.

И наконец, в-третьих, генерал с презрением обмолвился об яри-асигару — копейщиках из числа крестьян. Некоторые дайме, изменив пути бусидо и предав самурайскую честь, не говоря уж о чести предков, начали призывать на военную службу и вооружать крестьян. Им выдавалось копье с перекладиной и простенькие бамбуковые доспехи. Крестьянские отряды строили в плотную линию, передний ряд вставал на колено, упирал копье в землю, и эта стена пик становилась непроходимым препятствием для конницы.

Генерал, и не без оснований, полагал, что искусственная милитаризация земледельцев приведет к крестьянским восстаниям и вообще к потере самурайского духа. Озвучил массу примеров. Я вежливо покивал, но метод взял на заметку. Что такое армия в пять тысяч мечей (копий), когда враги, по утверждению самого Хиро, могут выставить войск в два-три раза больше?

Пришло время от теории перейти к практике. Меня с самого «прибытия» интересовал вопрос возможностей моего тела. Всплеск мышечной памяти в главном зале донжона позволял думать, что я могу управляться с мечом. А как быть с копьем и луком? Все это надо проверить, дабы не попасть впросак. Я попросил генерала объявить соревнования по стрельбе из лука. Он подозвал к себе худощавого помощника в сером кимоно с эмблемой клана Сатоми, отдал распоряжения, и мы, сопровождаемые поклонами самураев, проследовали на стрельбище.

Слуги быстро повесили на столбы, метрах в тридцати от нас, новые мишени из спрессованной рисовой соломы, диаметром сантиметров тридцать-сорок. На мишенях были нарисованы три белых круга, один меньше другого. Вместе со мной в линию встали еще семеро самураев с луками, нас начали окружать ближние солдаты. Я надел специальную жесткую перчатку на правую руку, перекинул через спину колчан с шестью бамбуковыми стрелами и взял в руки оружие. Размер лука впечатлял — по моим прикидкам, он был больше двух метров. Причем рукоять делила лук не пополам, а в пропорции один к двум. Верх был больше низа. Скопировал позу соседей — выдвинул левую ногу вперед, опустил плечи. Закрыл глаза. И вот оно! То состояние, в которое я вошел вчера днем. Полный покой, энергия струится через все тело снизу вверх. Меня наполняет уверенность и сила. Руки сами знают что делать. Я — лишь наблюдатель. По сигналу — удару небольшого колокола — я мгновенно выхватил первую стрелу и послал ее в самую левую мишень. Пока остальные самураи натягивали тетиву, я пулеметом успел выпустить пять оставшихся стрел последовательно слева направо.