Игорь Николаев - Война за империю Страница 7

— Спокойно, Карл, скорость нам поможет. Будем дома. А парни подтянутся.

Естественно парни не подтянулись.

Дивизия поднялась выше уровня облаков, внизу стелилась ровная пелена небесной ваты, непроглядной и беспросветной, скрывающей землю. В отдалении, прямо и правее от основного курса тучи собрались в удивительную фигуру, какой Карл раньше никогда не видел — гигантскую колонну, словно выраставшую из молочно-белого ковра и стремившуюся ввысь. Этот огромный столб походил одновременно и на изящное произведение архитектуры с множеством завитков и украшений, и на вихрь торнадо, будто остановленный фотографическим моментом. Плотная белая гладь подсвечивалась неярким солнцем, приобретая розоватый оттенок.

Харнье никогда не был ни лириком, ни поэтом, но чудесное произведение природы захватило его. Сложная комбинация множества природных условий создала нечто, чего никогда не было и больше никогда не будет. И здесь, на высоте пяти тысяч метров, перед лицом небесной сказки, казалось странным и неестественным, что очень скоро множество людей начнут яростно убивать друг друга.

Сначала все увидели 'Блейнхейм'. Двухмоторный бомбардировщик, выступающий зачастую и как корректировщик-наводчик, вынырнул из пелены облаков. Какое-то время он летел параллельно, на отдалении от немецкого строя, не проявляя враждебных намерений. Вот сейчас как никогда к месту пришлись бы истребители, чтобы свалить попутчика, но истребителей не было и оставалось только надеяться, что наводчик ошибется. Рассказывали, что однажды такое случилось — неопытный корректировщик напутал с целеуказанием и перехватчики промахнулись на добрых три сотни километров. Но подобные вещи никогда не происходят по желанию, только внезапно…

Затем появились 'Темпесты' из передовой ударной группы, которую британцы обычно называли 'акулами'. Пользуясь превосходством в скорости и мощными пушечными батареями 'акулы' должны были разбить бомбардировочный строй, дав работу более легким и слабовооруженным машинам. Совсем недавно 'Грифоны' несли смерть с неба, безнаказанно и уверенно, теперь пришло время возмездия.

Бой разгорался медленно, как огонь, облизывающий большой кусок угля. Но равномерно и по нарастающей. Больше всего Карлу хотелось отключить радио, сорвать наушники, только бы не слышать отчаянные крики убиваемых, безнадежные призывы о помощи. Но помочь им не мог никто.

— Сколько? — бросил Карл в микрофон. Его поняли.

— Дымные следы к земле. Два или три, — так же коротко ответил оператор хвостовой турели, его голос в наушниках то и дело прерывался короткими, в три-четыре патрона, очередями. — Еще с полдесятка пока держатся, но теряют высоту…

Стиснув зубы до хруста и боли в челюстях, Карл вел машину вперед, сосредоточившись на соседях и командире эскадрильи, усилием воли превратив себя в автомат управления, отбросив все чувства, все мысли.

Скорость, высота, состояние самолета, топливо. И строй, сейчас строй был всем. Сбить бомбардировщик трудно — машина слишком велика даже для авиапушек, а на английских машинах до сих пор часто ставили только пулеметы. Но это были очень хорошие пулеметы, и их много, до восьми на один самолет. Пользуясь полным превосходством в маневренности, несколько истребителей могут забить любой бомбардировщик, как стая волков одинокого лося — наскоками, удар — отход и новый заход. Достаточно поджечь хотя бы один мотор или повредить управление, тогда тяжелый неповоротливый 'Грифон' начнет отставать, выходя из зоны общего прикрытия своей группы. В этом случае его уже ничто не спасет.

Поэтому — сбиться в компактную группу-каре, как в давние времена пикинеры под атакой кавалерии, чтобы многократно перекрыть всю сферу огнем бортового оружия. Встречать любую атаку огнем десятков стволов. Идти вперед и держать строй, во что бы то ни стало, даже если в баках сухо, стрелки перебиты, а пилоты истекают кровью.

Только вперед, в группе, потому что отставший — умрет. И 'Грифон' с цифрой '9' шел со всеми вместе.

Они почти дотянули до побережья, 'акулы' кружили в отдалении, раз за разом пробуя бомбардировщики на прочность быстрыми одиночными заходами и короткими очередями. Но звенья держались, и Карл даже перестал отгонять сумасшедшую мысль, что на этот раз противник промахнулся по-крупному, не сумев собрать все силы в единый кулак. Однако англичане оказались на высоте, вторая ударная группа появилась, как у них водилось, внезапно, прижав 'Грифоны' резко и энергично.

Остроносые 'спитфайры' с эмблемами королевских военно-воздушных сил, разбились на две группы и сразу пошли в атаку на замыкающие машины. Вновь заработала бортовая артиллерия звена, отстучал длинную очередь башенный стрелок Харнье. Трассеры редкими замедленными пунктирами крестили пространство, 'спиты' скользили между ними, как будто настоящие обитатели подводного мира.

Первая пара 'Спитов' промчалась, уйдя в сторону, ограничившись парой коротких очередей, не нанеся никакого вреда. Большинство стрелков сделало одну и ту же ошибку, стараясь подстрелить их на отходе, Пользуясь этим, вторая пара появилась, будто из ниоткуда, зацепившись за эскадрилью, как репей на собачьем хвосте. Один из истребителей на несколько мгновений завис позади, почти на осевой линии, после чего исторг из себя длинные языки пламени двадцатимиллиметровых пушек. И немедленно отвалил со снижением, сопровождаемый трассерами бомбардировочных пулеметов. В него вроде бы даже попали, но свое дело истребитель сделать успел — несколько пушечных очередей уже прострочили крыло и борт идущей в конце белой 'тройки'. Второй воздушный охотник повторил маневр предшественника — заход с хвоста, залп сразу из всей батареи, затем резкий уход в сторону и вниз. Кормовой пулемет 'тройки' захлебнулся, от хвостового оперения полетели клочья. Расстреливаемый 'Грифон' ощутимо заколебался, корму шатало и дергало, пилот потерял управление.

— Смотри, Карл, Пинтера подбили! Не горит, но топливо теряет.

— Да что же он не стреляет!

— Видимо стрелка убили.

— Прикройте его, — сквозь зубы прорычал Карл.

Теперь по англичанам вели огонь все самолеты звена, но 'тройка' слишком отстала, а 'Спитфайры' крутились и прыгали в воздухе как стрекозы, словно законы аэродинамики были для них не писаны, уходя от пуль, прикрываясь все больше отстающим бомбардировщиком.

— Почему так мажет?! — ныл штурман, — Почему он так мажет?!

Охотники на мгновение словно зависли, а затем синхронно разделились и расстреляли по мотору на каждом крыле 'тройки'.

— … Помогите! Помогите!!! — прорвалось сквозь эфир. Знакомый голос, но Карл никак не мог вспомнить, чей.

С 'тройкой' было покончено. Натужно и страшно воя, коптя небо двумя моторами и оставляя огненный след второй парой, неуправляемый концевой 'Грифон' устремился к земле. Один за другим начали раскрываться купола парашютов.

— Карл, погляди! Все небо одни парашютисты, как подснежники!

— Стрелки 'спитфайр' завалили!

Челюсти свело от напряжения, Харнье вцепился в штурвал, готовясь к новой атаке, но, не сумев разбить строй оставшихся девяти машин, спитфайры отвалили в сторону, видимо в поисках более легких целей.

Атаки на группу больше не повторялись. Но даже простой взгляд на окружающее 'Грифон' небо давал представление о масштабах развернувшегося сражения. Кругом, куда не кинь взгляд, мелкими группами и в одиночку летели бомбардировщики. Многие были повреждены, тащились с трудом, отставая от товарищей, дымя сдающими моторами. Спитфайры действовали все агрессивнее, подтягивались и харрикейны, атакуя ослабленные бомбардировочные 'боксы'.

— Еще четверть часа и дивизию разорвут на клочки, как кот подушку, — с мрачным юмором заметил штурман.

— Дотянем до воды, там встретят, — стараясь говорить ровно и не сорваться, ответил Карл.

— Боже, вот они, вот они! — воскликнул кто-то по радио. Карл закрутил головой, высматривая новые беды, но сразу же понял, что на сей раз вести оказались добрыми.

Впереди темнела узкая чернильная полоска воды — Пролив, а от него неслись стремительные черные точки. Истребители снова брали тяжеловозов под свою опеку.

Харнье тяжело сглотнул, чувствуя, как пересохший язык царапает небо.

Еще один вылет, еще один раз он обманул смерть, не попав в статистические три процента потерь.

На берегу Канала, с биноклями стояло несколько человек. Один из них выделялся примечательным внешним видом — в кожаном плаще, изжелта бледный, возрастом лет шестидесяти, не меньше. Лысый, как панцирь черепахи, с умными глазами, полуприкрытыми тяжелыми морщинистыми веками. Это был бессменный председатель Объединенного авиационного комитета Манфред Рихтгофен по прозвищу 'Красный барон'. Сподвижник и друг премьер-министра Германской Социальной Республики Рудольфа Шетцинга еще со времен Великой Войны.