Андрей Кивинов - Герои. Новая реальность (сборник) Страница 7

9. Невезучий Семага

Петр Николаевич пришел в океанологию из моряков-подводников довольно извилистым путем. Закончив училище командного состава подводного флота, молодой лейтенант Петя Семага делал стандартную карьеру морского офицера: Северный флот, база в Гремихе, достаточно случайная женитьба в первом же отпуске, отличные аттестации, трое детей-спиногрызов, очередные повышения в звании и отвратительные условия быта.

Все так и шло, пока он не получил под командование свой первый корабль – только что построенную дизельную подлодку. Через неделю он утопил ее со всем экипажем и членами приемной комиссии в тридцати метрах от стапеля. Это было пробное погружение на малую глубину, приборы показывали, что все клапаны и вентили закрыты. Как выяснилось, один из датчиков безбожно врал – через клапан приема воздуха внутрь ворвалась мощная струя воды. Кормовой отсек стал затопляться.

Позднейшее расследование показало, что все решения Семаги в эти минуты были единственно верными. Он успел эвакуировать людей из не слишком быстро затопляемого отсека (глубина и, соответственно, давление были небольшими), успел задраить водонепроницаемый люк и жестко пресек первые намеки на панику. В принципе, необходимое для подъема лодки оборудование находилось в сотне-другой метров, но Семага принял решение спасаться своими силами. С затопленным отсеком продул балластные цистерны, так что нос вставшей под углом сорок пять градусов лодки показался над поверхностью, и вывел всех через аварийный люк торпедного отсека.

Лодку довольно быстро подняли, введя в строй с опозданием всего на месяц. Но командовал ею уже не Семага. Полностью оправданный, он вдруг обнаружил, что просто не может плавать под водой. Ни командиром, ни кем-либо еще. Такая вот фобия.

Но пусть попрекнут его те, кто бывал на дне моря в заливаемой водой лодке, неся при этом полную ответственность за шестьдесят душ экипажа. Не желая обманывать себя и начальство, Петр Николаевич написал рапорт о переводе в надводный плавсостав и после четырех месяцев переподготовки вступил в командование сторожевиком.

Корабль был не новый, спущенный в конце сороковых. Командовал им Семага успешно, но не очень долго – восемь с небольшим месяцев. Беда пришла на очередных учениях. Задержавшийся из-за неисправности машины сторожевик никак не успевал выйти к сроку в заданный квадрат. Семага решил спрямить путь, пройдя проливом, которым никто обычно не ходил по причине сложного фарватера и сильного течения. Для успешного прохождения на большой скорости требовался трудный, прямо артистичный маневр, и Петр Николаевич его с блеском совершил, пройдя впритирку с нависшими над левым бортом отвесными скалами. Но тут же, на выходе из пролива, вспорол днище о подводные камни…

Погубила злополучный С-113 ошибка в лоции. Вернее, опечатка – лишняя единица в указанной глубине. В лоциях обычно опечаток не бывает, нет на свете другой книги, которую проверяли бы так тщательно. И поначалу громы и молнии расследовавшей происшествие комиссии обрушились на сотрудников выпустившего том издательства.

Но те перевели стрелки, предъявив экземпляр лоции, по которому готовилось издание. В нем стояли те же, роковые для корабля Семаги цифры. Члены комиссии продолжили поиск. Постепенно, переходя от одного издания к другому, они нашли виновных. Ими оказались наборщики и корректоры экземпляра 1869 года выпуска…

Погиб хоть небольшой и старый, но все же боевой корабль. Погибли двое матросов из машинного отделения. Ситуация требовала наказания виновных, и, ввиду недоступности главных из них, пострадал Семага. Потерял звездочку и был переведен командовать буксиром «Академик Курчатов»…

Буксир этот оказался довольно могучим суденышком, легко таскавшим атомные левиафаны по бухте Гаджиева. Шторма, подводные камни и прочие неприятности в спокойных водах бухты буксиру не грозили.

Теперь у Семаги было два варианта дальнейшей службы. Либо он проплавает на «Академике» до самой пенсии, либо кто-то из старых друзей, поднявшись к начальственным высотам, вытащит его с этой малопочетной должности.

Но судьба-злодейка приготовила Семаге третий, совершенно неожиданный вариант – он утопил «Курчатова».

На самой середине бухты неказистый буксир-трудяга напоролся на… Нет, не на айсберг, как легендарный «Титаник». И не на ржавую, принесенную течением мину Второй мировой. Даже не на «заблудившуюся» натовскую подлодку. Корабль умудрился врезаться скулой в бочку из-под кваса. Огромное количество ее близнецов-братьев стояло по городам и весям Союза, оделяя жаждущих граждан большой кружкой пенистого напитка за шесть копеек, а маленькой – за три.

Где и как смыло эту емкость в воды Мирового океана и каким неведомым ветром занесло на базу Гаджиево – навсегда останется загадкой истории. Но таинственная одиссея бочки явно подходила к концу. Почти заполненная водой, она выступала над поверхностью всего на несколько сантиметров, совершенно неразличимая среди легкого волнения.

Теоретически, крепчайший, не боящийся толстых льдов корпус буксира должен был сплющить залетную бочкотару как яичную скорлупу. И без особых для себя последствий. На деле же получивший пробоину «Академик» стал стремительно терять плавучесть. Но Семаге было не привыкать к кораблекрушениям. Сбавив ход до самого малого и включив на полную мощность аварийные насосы, он настойчиво пытался дотянуть буксир до ближайшего берега.

Не хватило сотни метров: «Курчатов» сел на дно на прибрежном мелководье, – мачты и верх надстроек сиротливо торчали над водой. Жертв не было. Позже выяснилось, что принявший удар коварной квасной емкости стальной лист имел неразличимый глазом дефект – в его толще змеилась незаметная изнутри и снаружи внутренняя трещина, образуя почти замкнутое кольцо неправильной формы. Это был брак даже не корабелов, а сталепрокатчиков, обнаружить который без ультразвуковой дефектоскопии, не применявшейся во времена строительства кораблика, было невозможно.

Попавшая с годами в трещину забортная вода усугубила дело процессом коррозии. А замерзая зимой – углубила и расширила предательский дефект.

Случившийся в очередной комиссии специалист по морской статистике подсчитал на досуге: вероятность появления дрейфующей квасной бочки равнялась примерно одной миллионной. Вероятность появления вышеописанного дефекта примерно такая же. Возможность их пересечения в одной точке пространства и времени вообще выражалась смешной цифрой – полстраницы нулей и в конце сиротливая единичка.

Вывод был однозначный: невезучий Семага привлекал к себе «неизбежные на море случайности», как притягивает молнии одиноко стоящее дерево…

Формальных поводов для обвинения не было, и Семаге дружески посоветовали написать рапорт об отставке, пообещав взамен пристроить на хорошее место в Москве или Ленинграде. Чувствовавший вину за свою неудачливость Семага согласился.

А тут как раз открылась вакансия у океанологов. Надо сказать, военные моряки и океанологи давно и тесно сотрудничали. НИИ ведь не только изучал рыб, китов и прочих креветок, но и выполнял в ряде своих лабораторий абсолютно секретные заказы ВМФ. Отсюда и высоченный забор с полосой препятствий, и многочисленная ВОХРа, и постоянно встречающиеся в коридорах люди в черной морской форме.

И вот уже четыре года Семага руководил работой институтских научно-исследовательских судов, опираясь на свой богатый негативный опыт. Лично, впрочем, в море не выходил. Однажды, отправившись с семьей в Петродворец, посадил жену с отпрысками в «Ракету» на подводных крыльях, а сам – по берегу, электричкой. Так надежнее.

Но что удивительно, на институтских НИСах с приходом Семаги не то что крушений – серьезных поломок не случалось.

10. Комиссия по улучшению (продолжение)

Теперь Семага по-военному четко и внятно докладывал комиссии и Рогожину о результатах своих переговоров с проектировщиками.

Дело в том, что кит, попавшийся Рогожину, был чуток крупноват. Его гигантская пасть самую малость не помещалась между двумя колоннами, запроектированными поддерживать крышу в институтском чудо-зале. И Рогожин просил архитекторов их немного раздвинуть.

Но доклад Семаги был неутешителен. Весь проект основывался на использовании железобетонных деталей стандартных размеров – раздвинутые колонны рассыпали его, как карточный домик. В качестве альтернативы проектировщики предложили разместить кита наоборот – хвостом к парадному входу. Тогда, по их расчетам, он вставал идеально.

Рогожина подобный вариант не устраивал. Ведь при таком раскладе все входящие попадали во «Чрево кита» не через пасть, а как бы через диаметрально противоположное отверстие. Но менять всю утвержденную, подписанную и оплаченную проектную документацию было уже поздно. Рогожин утешился только тем соображением, что, выходя встречать важных визитеров, он будет проходить через благородные челюсти, ну а они… Это, в общем, их проблемы.