Дмитрий Старицкий - Принц Вианы Страница 7

Я разрешил:

— Говори.

— На все воля ваша, сир, но стоит ли забирать из отряда лучшего стрелка, когда обязанности ступеньки может исполнять любой остолоп, был бы он только силен и крепок?

Хотел я ему сказать важно так, по-королевски, что Микал в первую очередь будет первым рубежом моей защиты, и не столько ступенькой, сколько бодигардом[61], но, глянув на Филиппа и Иниго, понял, что эти пацаны враз на меня обидятся насмерть. Это же они вытащили в Плесси-ле-Туре мою тушку из свалки, пока Микал в лесу у костерка сидел, палочки строгал. Ну ни словечка в простоте… Как его там зовут-то этого баска, Микал вчера же говорил… Вот голова с дырой… Придется по званию.

— Сержант, а с чего ты решил, что около моей персоны должны быть худшие?

Старый воин обескураженно молчал, вращая глазами, пытаясь найти выход из непростого положения, в которое он сам же себя и загнал по простоте душевной. Но не находил и был уже готов к наказанию, хотя вины за собой не знал, но виноватым себя уже чуял. Мне понятен был этот служака, который обо всем думает с «кочки зрения» своего отряда. Но вот царедворца из него никогда не выйдет. А потому надо брать его на заметку в качестве потенциального помощника с ограниченной компетенцией.

— Лучше, пока мы путешествуем, подумай о том, как сделать свой отряд лучшим на поле боя, — продолжил я. — Что для этого нужно? Сколько оптимально должно входить в отряд стрелков? Где и из кого их набирать? Чему учить? Сколько нужно в такой отряд командиров и каких? Отряд должен быть подвижным, маневренным, обученным действовать как целиком, так и по частям. В бою, в разведке, в передовом охранении. И конно, и пешими. Чем должен быть вооружен каждый воин, кроме арбалета? Тебе ясно задание?

Кивает, хотя ничего ему пока не ясно. Тугодумчик он, хотя, если осознает задачу — держись, попрет к цели бульдозером. Надо его ставить на обучение новичков. Там он будет как раз на месте. Девятерых запорет — десятого представит. Но это будет уже профи.

— Иди и подумай. Вернемся домой — вернемся обязательно и к этому разговору. А пока выполняй свою задачу, для чего тебя сюда брали. Нужно разведать дорогу на юг и на запад, чтобы пройти мимо франков, не вступая с ними в бой. И котты гербовые снимите. На вопросы отвечайте, что вы наемники в поисках контракта.

— Как же так, сир, а честь? — наконец-то прорвало сержанта.

— Ваша честь — верность, — сказал я твердо, как отрубил. — Меня хотят убить. Значит, по вашему внешнему виду враги не должны вас выследить и на меня выйти, пока я тут как бревно валяюсь.

— Я все сделаю, как вы велите, сир, хоть мне это и не нравится. — А в глазах старого вояки читалось некоторое удивление.

Типа, заговорила комнатная собачка и ведет разумные речи…

— Гербовые котты чтобы все сняли прямо сейчас, — оставил я за собой последнее слово.

Сержант встал и, стукнув кулаком по заднице верхнего быка на котте, отошел в сторону, но совсем не уходил, оглядываясь по сторонам.

«Микала ищет, — подумал я. — Уши тому отодрать напоследок. Ишь, злой какой! Обучит он мне сотню конных стрелков для моей личной гвардии, никуда не денется. Будет у меня помесь драгун с казаками. Подскочить, сбоку от латного строя, нашпиговать тяжелых латников болтами и так же легко оторваться. И чтоб в пешем бою в городе знали толк. Хе-хе… Спецназу захотелось? Саперов-штурмовиков бронегрызов? А то? Превентивно карать моих будущих отравителей прямо в их укрепленных гнездах. А числиться они будут у меня в Беарне, при замке. Потешными стрелками малолетнего инфанта. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в государственные дела не лезло. Я и не полезу, пока сил не подкоплю. Временной люфт пока еще есть, хотя и очень узкий.

И еще мне хотя бы сотню конных мушкетеров. С хорошими мушкетами. Не с аркебузами. И навербовать туда кадетов — младших сыновей с гасконских майоратов. Поместье посулить за двадцать лет службы на жалованье.

И пушки. Последний довод королей. Вот тут мое послезнание — страшная вундервафля для моих врагов. Но держать все это надо в секрете, сами они, к примеру, до конической каморы заряда лет четыреста тумкать будут.

В глухом местечке все творить. Тайно. От маменьки и кортесов[62] подальше. Значит, к северу от Пиренейского хребта.

И хунту[63] свою сколачивать заранее, чтобы управление государством сразу перехватить. Ой-е… Это же не пушки отливать. Это…

И все это за год с небольшим… Цейтнот, однако.

И пусть маменька в Помплоне сидит — в большой политик играет, пока я перехват власти готовлю. „Мосты, вокзалы, телефон и телеграф…“ В моем случае — это горные перевалы и ключевые замки.

К моей коронации подвижная легкая артиллерия и спецназ должны быть готовы на тряпочки порвать всех в Помплоне, на кого укажу. А потому родовитых туда не брать. Чтобы не расшаркивались с рикос омбрес[64], прежде чем дать им в зубы. И в ступор перед вельможами не становились. Бояр надо давить, как их Петр в России давил, — сержантами гвардии из мелкопоместных дворян с лютой классовой ненавистью во взоре. А для этого нужна не феодальная вольница, а постоянная армия. С железной дисциплиной.

Альтернатива у меня одна — сидеть и ждать, пока эти рикос омбрес меня не отравят. У них-то рука не дрогнет. Проверено нашей историей. Поэтому приоритетная задача — выжить, а там война план покажет».

До обеда меня не трогали, и я, отлеживаясь, продолжал доить Микала на информацию, которой по определению много не бывает. Благо пажи отвлеклись игрой в чехарду. Кстати, Микал где-то уже разжился коттой с моим гербом — гербом принца Вианы: на красном поле — переплетенная золотая цепь. Вот жук. Уважаю. Теперь сержанту ему ухи драть хенде коротки.

После обеда конные стрелки шевалье д'Айю привезли лекаря, привязанного к седлу и с мешком на голове. Параноики. Но мне именно такие и нужны. Потому как если у вас нет паранойи, то это совсем не значит, что вас не преследуют.

Освобожденное светило средневековой провинциальной медицины долго ругалось. Потом, попив водички, лекарь резко поменял настроение и профессионально осведомился:

— Где раненый?

Подвели ко мне эту слегка полнеющую фигуру лет сорока с красным мясистым лицом одышливого гипертоника и большими набухшими мешками под глазами — у самого почки больные. Воистину: врачу — исцели себя сам. Глаза его были блеклыми и казались сонными. Одет он был в костюм из добротного и практичного коричневого сукна. Чулки у него тоже сработаны из коричневого сукна, но более тонкого. Пуфы совсем не пышные и без разрезов. На шее начинающий входить в моду белый пристяжной гофрированный воротник-фреза. Маленький такой, совсем не похожий на ту «голову на блюде», что я на картинах видел.

— Ну-с, — протянул он с ленцой, ну прямо как наш родной российский земский врач, — что у нас тут болит, юноша?

И грабарки свои толстопальцевые к моим повязкам тянет.

Тут я ему по рукам и зафинделил рукояткой кинжала.

Лекарь отшатнулся от меня и взвыл, баюкая ушибленную кисть, глазами взывая к окружившим нас рыцарям о справедливости.

— Руки помой, прежде чем в моей голове копаться будешь, — возмутился я.

— Зачем? — Лекарь сделал круглые глаза, в которых прыгали большие непонятки.

— Саншо, повесь этого шарлатана на ближайшем суку, — крикнул я инфанту, — он захотел отправить меня на тот свет!

Но первым был Микал, уже приставивший свой страхолюдный свинокол к горлу медикуса, а второй рукой державший его за оттянутые на затылке волосы. И смотревший на меня в ожидании команды прирезать этого славного представителя третьего сословия королевства франков.

— Что ты творишь, Феб, — прикрикнул на меня удивленный дон Саншо.

Остальные рыцари сделали вид, что это их совершенно не касается. Пусть принцы[65] развлекаются как хотят.

— Мы тебе лекаря с утра искали по всем окрестностям, — добавил дон Саншо с укоризной.

— Это не лекарь, а шарлатан, — заявил я убежденно. — Он руки не моет, когда пациента пользует. А убивает, как ты знаешь, не железо, а грязь в ране.

— Первый раз слышу, — округлил свой единственный глаз инфант.

— Теперь знай, — и повернулся к своему пажу: — Иниго, принеси мне сумку этого унтерменша.

Бинтов в нашем понимании термина у этого, мягко выражаясь, врача в сумке не было. Валялось там на дне несколько скрученных полос льняной ткани, вместе со всяким сором вперемешку. Убил бы! Несколько горшочков с завязанными крышками из пергамента без надписей. Бронзовый ланцет зверского размера и еще какая-то железная хрень, вся изогнутая.

— Это что? — спросил я, показывая лекарю эту изогнутую хрень.

— Бандаж для прижигания ран, — ответил тот дрожащим голосом.