Владимир Романовский - Польское Наследство Страница 7

В полдень в «Ла Латьер Жуайез» встретились двое — средних лет мужчина, рано поседевший и облысевший, и стройный, не очень приметный молодой человек с внимательными глазами, одетый неброско, держащийся непринужденно, которого мужчина называл «Мишель».

Мужчина был никто иной как Пьер по прозвищу Бату, королевский казначей. Он нервничал, и первую кружку вина выпил залпом. Мишель казался совершенно спокойным.

— Но, видишь ли, мой юный друг, — говорил Пьер гнусаво, — это ведь не каждый день такое случается, я должен еще подумать.

— Да, но вовсе не над тем, что я тебе предлагаю.

— А над чем же?

Мишель улыбнулся насмешливо.

— Над чем… Ну, вот например, когда-нибудь, может быть через год, а может быть и завтра, главнокомандующий, или строитель какой-нибудь, или моряк, принесет тебе бумагу, помеченную королем, с требованием выдачи ему суммы денег, которой у тебя за семью замками в казне просто нет.

Пьер по прозвищу Бату едва не охнул, сдержался, побледнел.

— Ты думал, — продолжал Мишель спокойно, — соберут налог с фермье, а не вышло, не удался урожай. Ты думал восполнить растрату за счет продажи одного из своих домов — а дома в этом году никто не хочет покупать. Принесут тебе бумагу, денег ты не дашь, и следующим твоим гостем будет сам король. Он попросит тебя отомкнуть все семь замков, увидит три жалких мешка вместо двадцати, и через неделю после этого тебе перерубят шею топором, или сварят в кипятке, или еще какие-нибудь административные меры применят. К тебе.

— Ох, — сказал Пьер.

— Да уж, — подтвердил Мишель. — Помилуй, друг мой, нельзя же так воровать — безудержно. Умеренность нужна во всем.

— Я не воровал…

— Ты издерживал. Растрата — то же воровство, бедный друг мой. То, что я тебе предлагаю, связано с известным риском, но поверь, отвергая мое предложение, ты рискуешь гораздо больше.

— Как ты узнал?

— Про растрату?

— Тише, тише… Да. Как?

— Что ж мне, все свои секреты тебе выдать прикажешь? Я провел большую работу, истратил много денег, чтобы докопаться до правды. Подкупал кое-кого, грозил кое-кому. И в конце концов составил представление о состоянии королевской казны на данный момент.

— Нужно будет подкупить стражу…

— Это я уже сделал.

— Как! — удивился и ужаснулся Пьер.

— Во всяком случае, начал. Просто придти и подкупить — способ не очень надежный. Стражники должны знать того, кто их подкупает. К ним нужно войти в доверие, поить их, поставлять им девушек, давать что-то на карманные расходы. Шутка ли!

— Еще раз объясни, что будет, когда ты со своим… подельщиком… войдешь…

— Стража будет лежать вся лицом к стене, связанная.

— Ох! Так. Дальше.

— Мы устроим им представление — будем таскать одни и те же мешки туда-сюда. Затем те три мешка, которые там имеются, мы погрузим на телегу. Попутчик мой, одетый пейзаном, телегу эту нагрузит до верху капустой. Сочная в этом году капуста, сладкая. Под капусту лягут мешки. И мы медленно поедем в сторону рынка. Мимо королевского пале.

— Да зачем же?

— Затем, что там нас никто не будет искать.

— Но ты говорил, что…

— Да, конечно. Искать будут две повозки, груженые до верху мешками с золотом. Поэтому нас не найдут. Но подстраховаться не мешает. Ты поднимешь крик, стражник побежит к капитану, капитан к королю. И ты скажешь нашему добросердечному монарху, что, мол, пропали все двадцать мешков с золотом, или сколько ты там наворовал за три года…

— Ох!.. Налей-ка мне еще… Ну а если я все-таки откажусь?

— Что ж, я подожду, пока…

— А если никто не придет, а я достану деньги?

— Если никто не придет — тоже не беда. Я человек не мстительный, я просто делаю все, что обещал. И обещаю тебе, что король получит через несколько дней донос без подписи, в коем будет сказано, что следует проверить — сперва учетные книги, а затем казну…

— Ох!..

— Не горюй, дядюшка Пьер! Я тебе оказываю громадную услугу, ты радоваться должен!

— А ты уедешь из Парижа с этими деньгами, да?

— Конечно. На свете есть много городов, и везде есть правители, и у каждого правителя есть казначей, и некоторые из них склонны к растрате. Правители не разбираются в таких грунках, по лицу не могут определить, каков человек, поэтому назначают казначеями всякий сброд. А я вот разбираюсь. Сам посуди — я приехал в Париж три месяца назад, навел справки, мне тебя показали на каком-то фейте… и я, как только увидел твое лицо, сразу понял — да, ты мне подходишь.

Пьер по прозвищу Бату покачал головой. Мишель некоторое время забавлялся сменой красок на одутловатых щеках Пьера, а затем неожиданно спросил:

— Тебе такое слово, «Литоралис», ничего не говорит, а, Бату?

— Как?

— «Литоралис».

— Ничего. Латинское слово, что ли?

— Да. Означает, более или менее, «прибрежный бродяга». Человек, который ходит по пещаному взморью, или сидит на пещаном взморье, или лежит. Любит греться на солнышке, и ничего ему в жизни не нужно — ни богатых одеяний, ни роскошных домов, ни даже девушек. Ест что придется, разговаривает с кем придется, иногда побирается, а то все больше крабов ловит да вечером их там же, на взморье, на костре печет. Литоралис.

— Ты это обо мне? Я взморье не люблю. И бродяжничать — не по мне оно, Мишель.

— Нет, я не о тебе. О тебе я уж все сказал. Нет, Литоралис — это такое прозвище. Этим словом назвали драгоценный камень, найденный в прибрежной зоне где-то на юго-востоке. Вернее не один камень, а сразу два. Оба камня сразу стали легендой — крупные очень. За любой из этих двух камней дадут столько золота, что можно три пале построить.

— Где же они теперь, эти камни?

— Один пропал. Был — и не стало. Второй сейчас в Багдаде, но вскоре его перевезут… переместят, Бату. Один человек, молодой полководец, купил его, чтобы преподнести в подарок своей невесте. То есть, она не невеста его вовсе, и отказывала она ему два раза. Но он надеется, что перед таким подарком она не устоит и выйдет за него. Он парень диковатый, не родовитый, а она дочь правителя.

— Ты хочешь купить этот камень?

— На это у меня не хватит средств. Монархи обеднели, большие деньги взять стало неоткуда. Нет, об этом камне такие люди как мы с тобой, Бату, могут только мечтать.

Ближе к вечеру какой-то молодой монах заглянул на огонек и занял в столовом помещении самый большой стол, объяснив хозяину, что вскоре придут его собратья — праздновать какое-то таинственное, но приятное, теологическое событие. Хозяину это сперва не понравилось — монахи занимали много места, а щедростью не славились. Лицо хозяина просветлилось, когда ему в руку вложили четыре имперских золотых дуката и пообещали столько же по окончании увеселительной трапезы.

Вскоре к посетителю действительно присоединились еще пятеро монахов разных возрастов. Пригубив принесенное хозяином вино, они дружно поморщились, и изначальный монах с христианской кротостью попросил доброго дядюшку Этьена отнестись к делу серьезно. Пристыженный дядюшка Этьен исправил ошибку, принеся из погреба вино, которое хранил на случай посещения заведения знатью.

Разговор за столом не ладился — монахи явно кого-то ждали. И вскоре он появился — сутулый, худой пожилой мужчина, одетый в длинное и пестрое, в стильной константинопольской шапочке, с посохом, более походящим на дворцовую трость, чем на дорожный посох. По манере держаться в посетителе сразу угадывался представитель церкви.

— Извините, что заставил вас ждать, коллеги, — произнес человек по-латыни.

Это его «коллеги» не удивило монахов. Они именно такого и ждали от константинопольского посла. Странные они там, в их Константинополе.

— Присядь, святой отец, — сказал ему монах, пришедший первым, самый молодой. — Представься.

— Зовут меня Панкратиос, — представился гость, садясь. — Итак?

— Есть ли у тебя с собою полномочия, Панкратиос? — спросил другой монах.

Панкратиос сунул руку в холщовую суму с замысловатым византийским узором и вытащил из нее пергаментный свиток. На пальце сверкнул бриллиант такой безупречной красоты, что монахи одновременно переглянулись, криво улыбаясь — богатый, роскошествующий Константинополь! Самый молодой не улыбнулся — возможно, он был равнодушен к блеску драгоценных камней. Бывают и такие люди на свете.

— Где ты остановился, Панкратиос? — спросил один из монахов, разворачивая свиток.

— В доме архиепископа.

Поразглядывав пергамент, монах кивнул и вернул его Панкратиосу.

— Кто тебя сопровождает?

— Восемь человек Варангской Охраны, — ответил Панкратиос.

Монахи обменялись улыбками.

— Небось ни одного варанга не осталось в этой самой Охране? — спросил один из монахов.

Панкратиос в ответ улыбнулся.