Джон Кристофер - Огненный бассейн Сборник фантастических романов Страница 7

— Что нести?

— Ты сможешь двигаться только через несколько дней. Я подумал, что стоит позаботиться о продуктах.

Он открыл мешок и показал мне буханку, кусок холодного жареного мяса и пирог.

— Раздобыл на ферме ниже по холму. Окно кладовки было открыто. Не очень большое окно — я думал, что застряну.

Я чувствовал огромное облегчение, но в то же время и недовольство. Он смотрел на меня, улыбаясь, ожидая похвалы за свою находчивость. Я сухо спросил:

— А где пища, которая была в мешке?

Генри удивленно взглянул на меня.

— Я ее сложил на полке. Разве ты не видел?

Конечно, я не видел, потому что не смотрел.

Прошло три дня, прежде чем я смог продолжать путь. Мы оставались в хижине, и Генри дважды отправлялся в долину за продуктами. У меня было достаточно времени для размышлений. Генри, правда, поднял ложную тревогу из–за овец, но только потому, что у него острый слух: я мог обмануться точно так же. Это я настаивал на передвижении по ночам. И теперь я зависел от него. Опасения оставались — конечно, нелегко преодолеть нашу враждебность, но теперь я не видел возможности бросить его до того, как мы доберемся до Рамни. В конце концов я рассказал ему все — куда я направляюсь, что узнал от Озимандиаса.

Он сказал:

— Я как раз из–за надевания шапок и хотел уйти. Конечно, я ничего не знал, просто подумал, что можно спрятаться на время.

Я вспомнил, как Озимандиас спрашивал у меня, захочет ли кто–нибудь еще уйти на юг, вспомнил свой ответ. Сунул руку за подкладку.

— Это карта, — сказал я.

Глава 4. БИНПОЛ

Мы пришли в Рамни ранним вечером. День попеременно был то солнечным, то дождливым. Мы промокли, устали, у меня болела нога. Никто не обратил на нас внимания. Конечно, это был город, а в городе люди не узнают сразу пришельца, как это бывает в деревне. К тому же это был порт — тут часто менялись люди. На нас возбуждающе подействовал блеск моря в конце длинной улицы, люди в синих робах, сосущие трубки, и несколько медлительных морских чаек. И запахи: табака, смолы, пряностей, запах самого моря.

Становилось темно к тому времени, как мы достигли гавани. Дюжины лодок всех размеров были привязаны там, многие стояли в гавани, свернув паруса; мы шли по берегу, читая названия. «Майский колокольчик», «Черный лебедь», «Путник», «Веселый Гордон»… «Ориона» не было.

— Может, он в море, — предположил я.

— Что же нам делать?

— Нужно где–то переночевать.

— Не мешало бы и подкрепиться, — сказал Генри.

Мы доели последние запасы утром. Окна таверн ярко горели в сумерках, из некоторых доносились звуки песен. А также запахи пищи, от которых начинал протестовать пустой желудок. В ближайшем окне виднелась доска с надписью мелом: «Горячие пирожки — 6 пенсов». У меня было немного денег, которые я не решился истратить раньше. Я велел Генри ждать и вошел.

Я оказался в комнате с низким потолком, деревянными балками, с выскобленными столами, за которыми ели моряки, запивая еду пивом. Я не стал их рассматривать, но прошел прямо к прилавку, протянул шиллинг и взял два пирожка у смуглой девушки, которая в это время разговаривала с сидящим за ближайшим столом моряком. Я уже направился к выходу, как кто–то схватил меня за руку.

Он казался огромным, пока не встал. Тут я заметил, что из–за коротких ног он лишь на несколько дюймов выше меня. У него была желтая борода и желтые волосы, начинавшиеся на лбу, где виднелся металл шапки. Он сказал хриплым, лающим голосом:

— Ну, парень, хочешь быть моряком?

Я покачал головой:

— Нет.

— Твои родители станут разыскивать тебя, если ты не вернешься вечером?

Я ответил храбро:

— Я живу в трех кварталах отсюда. Меня будут искать, если я не вернусь.

Несколько секунд он молчал, потом расхохотался громко и неприятно.

— И ты говоришь это с таким акцентом!.. Ты из деревни, или я никогда не слышал деревенских парней. — Я попытался вырваться. — Спокойно. Побереги силы для «Черного лебедя».

Он потащил меня к двери. Никто не обращал на это внимания, и я понял, что такие сцены здесь обычны. Если я закричу, это не приведет ни к чему хорошему. Если меня заметят, то станут расспрашивать, а я не смогу ответить на вопросы. Может, удастся вырваться снаружи. Впрочем, вероятность не очень велика: я чувствовал его силу. А «Черный лебедь» был пришвартован не более чем в ста ярдах отсюда. И тут я увидел высокого человека с тонким длинным худым лицом, с черной бородой, очень смуглого. Я крикнул:

— Капитан Куртис!

Он бросил на меня быстрый взгляд и тут же встал.

— Оставь его, Ровли. Это мой парень. Я нанял его сегодня днем.

Человек, которого он назвал Ровли, казалось, собирался спорить, но капитан Куртис сделал шаг, и тот выпустил мою руку. Он сказал:

— Нужно держать его на борту и не позволять бродить по городу.

— Я сам справляюсь со своим экипажем, — ответил капитан Куртис. — Мне не нужны твои советы.

Озимандиас говорил, что переход через море — самая легкая часть, и он был прав. «Орион» стоял за пределами гавани, и капитан Куртис привез нас туда в шлюпке. Он греб, выбирая путь между судами. Корабль оказался водоизмещением не более ста тонн, но когда я, раскачиваясь и цепляясь за веревочную лестницу, поднимался на палубу, он показался мне огромным. Лишь один из шести членов экипажа был на борту — высокий неуклюжий человек с золотым кольцом в ухе. Капитан Куртис сказал, что остальные были в шапках, но этот — один из нас.

Важно было, чтобы нас не увидели другие члены экипажа: им трудно было бы объяснить цель нашего путешествия. Нас закрыли в каюте капитана, где было две койки. Нам не пришло в голову спросить, где будет он сам спать. Мы слишком устали. Я уснул немедленно и позже сквозь сон смутно слышал, как над головой топали и скрипела поднимаемая якорная цепь.

Я слышал рассказы о том, как люди делаются больными от движения волн, но хотя на следующее утро, когда я проснулся, «Орион» слегка покачивался, это не принесло мне неприятностей. Капитан дал нам завтрак: ветчину, вареные яйца, горку жареной картошки и кружки с горячей коричневой жидкостью, которая издавала незнакомый, но приятный запах.

Генри принюхался.

— Что это?

— Кофе. Его привозят издалека, и он дорого обходится сухопутным. Вы здоровы? — Мы кивнули. — Сюда никто не придет. Знают, что мои двери всегда заперты. Но все же сидите тихо. Только один день. Если ветер продержится, к закату будем в гавани.

В каюте был иллюминатор, через который виднелись синие волны с белыми шапками пены. Непривычное зрелище для тех, кто не видел полоски воды более широкой, чем озерко поблизости от нашей деревни. Вначале мы были очарованы, потом привыкли, а вскоре зрелище нам наскучило. За весь день только одно событие нарушило монотонность, но зато это было удивительное событие.

В середине дня сквозь скрип снастей и плеск волн мы услышали новый звук, высокое улюлюканье, которое, казалось, исходило из самого моря. Генри был у иллюминатора.

— Смотри, Уилл, — сказал он.

Голос его звучал напряженно. Я положил кусок дерева, которому пытался придать форму лодки, и подошел к нему. Море было пусто и сверкало серебром. Но в этом серебре что–то двигалось, какая–то яркая точка. И вот она стала виднее. Треножник, за ним второй, третий… Всего их было шесть.

Я удивленно сказал:

— Они умеют ходить по воде?

— Они идут сюда.

Двигались они быстро. Я заметил, что ноги их не передвигаются, как по земле, а остаются неподвижными: каждая нога поднимала волну, которая, учитывая размеры треножников, была не меньше двадцати футов в высоту. Передвигались они гораздо быстрее скачущей лошади. По мере приближения к нам их скорость, казалось, возрастала, а волна у ног поднималась выше. И тут я увидел, что каждая нога оканчивается чем–то вроде плота. И они двигались прямо на наш «Орион». Если один из них заденет корабль и опрокинет его… у нас, запертых в каюте, не будет никаких шансов.

На расстоянии примерно в двадцать пять ярдов передний треножник резко свернул влево, огибая корму. Остальные последовали за ним. Раздался вой, как будто во всю силу дула дюжина различных ветров. Волна ударила в корабль, и он закачался, как пробка. Мы упали, каюта поплыла под нами, и я больно ударился о койку. Когда я попытался встать, меня бросило к противоположной стене. Волна залила иллюминатор, вымочив нас обоих. А вой усилился — треножники кружили вокруг корабля.

Они сделали три или четыре круга — мне в тот момент было не до счета, — а потом двинулись прежним курсом.

Позже капитан Куртис сказал нам, что такое случается нередко. «Орион» уже несколько раз попадал в такую историю. Никто не знал, зачем они это делают. Может, шутка? Но если и шутка, то невеселая: корабли иногда тонули, перевернувшись. Мы же только вымокли и были потрясены. Думаю, я был больше потрясен не их поведением. Они владели не только сушей, но и морем. Если бы я задумался раньше, то, наверное, сам пришел бы к такому выводу. Но сейчас я был угнетен.