Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книга 2. Враги Страница 7

Повёл группу в тыл, позанимались захватом военнопленного, связыванием его и транспортировкой на себе. Помучались, но тяжело в ученье, легко в бою.

– Кто боится идти на дело? – спрашиваю я.

Все молчат. Кто же признается в том, что боится?

– Кто будет вести беспокоящий огонь? – спрашиваю комбата.

– Есть у меня один снайпер, француз, – сказал командир, – придумал насадку из фосфора на мушку и на прицельную планку для стрельбы ночью, как только кто-то стрельнёт, он винтовку туда наводит, ждёт следующего выстрела и стреляет сам. Всегда попадает.

– Откуда ты знаешь, что попадает? – спросил я.

– Если после выстрела орут благим матом, то, значит, попал в кого-нибудь, – ухмыльнулся командир.

– Давай его сюда, – сказал я.

На командный пункт прибыл боец во французском стальном шлеме, в серой шинельке, слегка побритый с какой-то винтовкой на плече. Можно сказать, что в годах.

– Что это за винтовка? – спросил я по-французски.

– Ли-Энфильд, мсье, – ответил боец.

– Чем же она лучше других? Винтовка Маузера намного удобнее, – поинтересовался я.

– Эта стреляет почти на три километра, – ответил боец.

– Молодец, – сказал я, – как твоё имя?

– Зовите меня просто, Дон, – улыбнулся солдат

– Это ваш дворянский титул? – не понял я.

– Нет, это имя, – сказал снайпер.

Глава 11

– Неужели это он? Чёрт меня дёрнул идти в разведку? Я мог бы и не ходить. Моё дело – научить людей и помочь в организации, а не самому воевать. Но наши лётчики воюют. И танкисты воюют, – успокаивал я себя. – И меня сегодня Бог будет хранить.

– Ты русский? – спросил я по-русски.

Боец на какое-то мгновение замер, потом ответил по-русски:

– Да, я русский, а вам какое до этого дело?

– Дон, дождись меня из разведки, дело есть на сто тысяч, – попросил я его. – Хорошо?

– Ладно, – вздохнул он, – дождусь.

Всё было так, как перед отъездом в отпуск. Уже собраны вещи. Куплены билеты, заказано такси и вдруг возникает оперативная необходимость, требующая твоего присутствия на рабочем месте от силы три часа. Люди военные, служившие в строевых частях, это понимают и хорошо представляют. Как всегда, три часа растягиваются на четыре, идёт спешка, опоздание накладывается на опоздание, самолёт улетает без тебя, тебе выплачивают неполную стоимость билета. Те, кто вызвал тебя на работу, умывают руки, а покажи приказ, что мы тебя вызывали на работу? А? Нет приказа и нет компенсации. Одним словом, весь отпуск насмарку, состояние истерическое. Поэтому и выполняется золотое военное правило: через час после получения отпускного билета вы должны быть в ста километрах от места расположения части и прибывать из отпуска за час до установленного срока.

Так и у меня. Я наполовину выполнил задание. Нашёл человека. Правду сказать, это он сам нашёлся. Нужно проводить завершающее мероприятие, а тут ночной поиск. Не ходить нельзя, трусость в окопах не прощают. Хотя и не первый выход к вражеским окопам, но предательская жилка на бедре левой ноги отчаянно дёргается. Мне кажется, что, несмотря на мой спокойный вид, все видят эту дёргающуюся жилку и понимающе опускают глаза. Успокойся. Никто эту жилку не видит, кроме тебя самого. Прижми её рукой или прикажи ей не дёргаться. Что на роду написано, то и случится. А если что-то и случится, то и спрашивать будет не с кого. Эта мысль меня успокоила совершенно и где-то около полуночи мы поползли к окопам боевого охранения фалангистов.

Расстояние между окопами метров триста. Охранение выставляется метров на сто вперёд, чтобы услышать передвижение противника и в случае чего завязать бой, предупредив отдыхающие части.

Ползти нам метров двести пятьдесят. Неискушённому человеку, который двухсотметровку видел только на соревнованиях легкоатлетов, расстояние покажется небольшим. Оно и нам днём казалось совершенно небольшим, но ночью, когда слышен каждый звук, когда не светит луна, это расстояние становится огромным. Мы ползли минут сорок до того места, где можно схватить человека, проходящего от окопов к боевому охранению и обратно. Только мы заняли позицию, как одного из наших стало тошнить. Оно и понятно, от страха и не то бывает.

Примерно около часа ночи с нашей стороны раздался выстрел. Мы слышали, как в районе боевого охранения звякнула о камень пуля. В окопчике кто-то зашевелился. Слышны голоса двух человек:

– А ну, стрельни туда.

– Ты что, командир голову открутит, если мы обнаружим себя.

– Стреляй, тебе говорят. Хуже будет, если мы прошляпим наступление. Говорят, на этом участке появились русские, они вообще воюют без правил. С вечера напьются граппы и шастают вдоль окопов по ночам.

– Ладно, сейчас дождусь вспышку выстрела и пальну по ней.

С нашей стороны раздался ещё один выстрел. Дон не частит. Всё делает степенно. В ответ на его выстрел из окопчика раздалась пулемётная очередь. Ответного выстрела мы не слышали, но в окопчике кто-то завизжал.

– Чего кричишь? Живой и слава Деве Марии. На, перевяжи руку и иди к командиру, доложи, что на той стороне что-то подозрительное.

Тень выскочила из окопчика и, пригибаясь, полуприседом двинулась к своим окопам. Похоже, что наш план начал действовать.

Минут через пятнадцать появился офицер. Шёл во весь рост, помахивая стеком. На фоне неба нам он был виден неплохо, мы же сливались с землёй. Я как привидение встал перед ним и с размаху дал ему в челюсть. Он начал падать, и был подхвачен моими помощниками, которые связали ему руки и воткнули в рот кляп. Мы подхватили его на руки как бревно и во весь опор помчались к нашим окопам. Начавший стрелять по нам пулемёт как-то быстро захлебнулся. Мы упали на землю и последние пятьдесят метров ползли, вытягивая на себе офицера.

Конец ознакомительного фрагмента.