Пятнадцать ножевых. Том 4 - Алексей Викторович Вязовский Страница 7

В салоне я тихо спросил Спиваченко, куда мы его везем.

— В приемном скорее всего в наркологию оформят. Его пьяным просто в психиатрию не примут. Пусть сначала у Трунова протрезвеет.

Сам Гойко Митич меня волновал мало. Если честно, то и Лиза за последнее время ушла куда-то на второй план. Вспоминал ее иногда, но далеко не каждый день. Даже в Цюрихе, когда выбирал подарки из серии “всем подряд”, ее в мысленный список не включил. Вот и сейчас — шевельнулось что-то не очень комфортное в глубине сознания — и утихло мгновенно. Потому что Витя как-то неправильно задвигался, я и прикинул сразу, как бы он не повторил подвиг сбежавшего от нас алкаша.

Но обошлось, довезли. Витя даже начал посапывать и пускать пузыри. Казалось бы, ситуация исчерпана, паренька можно и домой свезти, но это пока он спит. Словно услышав мои мысли, клиент встрепенулся и потребовал включить сирену. К счастью, мы уже подъезжали к приемному и отговорились обещанием покатать с шиком чуть позже.

Дежурный врач тоже возражений не имел. А что, клиент свой, показания есть, чего не взять? Сказал только, что надо вызвать для порядка кого-нибудь из наркологии, чтобы формальности соблюсти. Ну и ладно. И мы стали ждать, окружив Витю, сидящего на кушетке, дабы он не попытался проиллюстрировать доносящуюся издалека песню Высоцкого “Был побег на рывок”. Странно, что в такой конторе ее включают на всю громкость.

Наконец, показался представитель племени наркологов и мы распустили нашу “штрафную стенку”... Ой, да это сам Трунов! Помоложе никого не нашлось? Или случай показался сомнительным, когда по телефону сообщали?

Прошел Андрей Борисович аки светский лев, гордо неся голову и не глядя по сторонам. Сел за стол дежурного и сразу углубился в карточку Вити, на самого пациента внимания не обращая. Типа, не царское это дело, прикажу… Что-то меня не вовремя на улыбки пробивать начало. Я помню обидчивость этого кренделя. Поднимет сейчас голову, увидит меня усмехающимся, начнет слезы лить и посуду бить.

— Непрофильная госпитализация, — промолвил Трунов свой вердикт. И как сказал, а? Каждое слово — прям в металле отлито.

— Но ведь в данном случае, — начал возражать Спиваченко, — на первое место…

— Есть же у пациента диагноз, коллега, — последнее слово он процедил так презрительно, что даже мне не по себе стало слегонца. — Вот, русским по белому написано: “Дебильность, эретичная форма”. Вот и везите по профилю. Не понимаю, — он картинно откинулся на спинку стула, — почему я должен вам это объяснять? Ну эти, — он как-то небрежно махнул рукой в угол, где стояли мы с Капитоновой, — с них что взять? Но вы должны…

— Ты что сказал, сморчок?! Кого дебилом назвал?

Ого, у нас произошла незаметная подмена матери пациента. Испуганную и слегка растерянную женщину заменила натуральная тигрица. В глазах блеск, руки сомкнуты в кулаки. Похоже, Трунов только что весьма сильно задел ее чувства.

— Извините? — Андрей Борисович поднял голову, посмотрел на женщину.

— Фамилия? — гаркнула дама. Похоже, строить подчиненных она умела. Даже мне захотелось встать по стойке “смирно”.

— Трунов, Андрей Борисович, заведующий отделением наркологии.

Похоже, парень уже понял, что гонор проявлять надо было немного в другом месте. Мне показалось, или у него руки трясутся?

— Сорока пяти нет еще? Завтра в военкомат вызовут, санинструктором служить будешь, — уже совершенно спокойным голосом сообщила она Трунову. — Вот доктора, — женщина показала на нашу компанию, — приехали, всё как надо сделали, успокоили, в больницу привезли. А тут… Здесь меня жди! — приказала она наркологу и куда-то ушла. Неужели к главному врачу? Вот это поворот сюжета!

Слегка запоздало Трунов скомандовал госпитализировать Витю, с любопытством взирающего на всё это, и собрался покинуть нас. Наверное, двинуться в том же направлении, что и дама, гасить конфликт. Когда нарколог проходил мимо нас, у меня в заднице заиграло детство и я быстренько пропел ему строчки из непонятно как всплывшей в памяти песни:

Сейчас она, красивая и смелая,

Дорогу перейдёт,

Потом вот это самое с козлом своим проделает…

Трунов убежал, даже не оглянулся, а я наклонился к Спиваченко:

— Мамаша у нас кто?

— Генеральша. Точнее даже маршальша. Вдова, но похоже связи остались. — потом вздохнул и добавил философское: “Каждая муха на своей кучке говна — королева”.

* * *

На базу вернулись, сели пить чай. Надо же стресс залить. Народ ожидаемо обсуждал новые постановления партии и правительства — в СССР внезапно увеличили пенсии, отпуска по беременности и уходу за ребенком. С младенцем теперь можно сидеть до года, на половине зарплаты. В декрет — пожалуйста, уходи за 70 дней до родов. ЦКБэшные дамы разумеется, возбудились на эту тему, Спиваченко мне на ухо прошептал: “За Афган задабривают народ”.

Я удивленно посмотрел на доктора. Оказывается, у нас тут есть свои фрондеры?

Свое мнение по этому поводу я решил не высказывать — хватило споров с диссидентами на подстанции у Лебензона. Плюс всё равно наступят девяностые и эти постановления партии и правительства — пойдут прахом.

Я же сел в уголок и открыл импортную литературу “про сияние”. Надо язык совершенствовать, чтобы не плавать на уровне “май нэйм из Вася” и “лэт ми спик фром май харт”. А хорошая книга этому способствует. То, что я знаю чем кончится, не страшно, детали сюжета всё равно из головы вылетели. Интересно, а впоследствии Кингу прилетело от БЛМ за картонный персонаж негра, работающего паршивым поваром в “Сиянии”?

Капитонова попыталась завести светскую беседу, уточнив, на английском ли книга. Но я только невежливо угукнул и она отстала. Вдруг услышал знакомую фамилию. Вроде как даже свою. Диспетчера зачем-то звали. Пошел, оказалось, надо немедленно перезвонить домой.

Что-то стряслось? Мало того что Аня позвонила на работу, так еще и воспользовалась самым аварийным номером, возле которого в записной книжке было написано “только в самом крайнем случае”. Я побежал к аппарату и отогнал от него наших кумушек воплем “Мне очень сильно надо!”.

— Аня, что случилось? — крикнул я в трубку, едва прервались гудки вызова.

— Давид звонил, просил срочно передать. Только одно слово: “Нашли!”.

Глава 3

Как назло, теперь был недоступен Ашхацава. Попытке на пятой я бросил слушать короткие гудки и решил отпроситься. Ибо слово «Нашли» значило только одно, и это была не пара к одинокому носку,