Борис Сапожников - Наука побеждать Страница 71

И вновь зазвенела сталь. Началась страшная рукопашная схватка. На нас обрушились пешие гвардейцы, хоть это и были стрелки лёгкой роты, но ростом и силой они не уступали моим гренадерам, иных в гвардию не набирали. Они, как я и думал, пытались оттеснить нас, смять, заставить отступить к остальным, и потому унтера постоянно кричали, подбадривая солдат:

— Держись, ребяты! Стой на месте, орлы!

— Умри, но с места не сойди! — добавлял красок Роговцев. — Не гни рядов! Штыком и прикладом победу добудем сегодня!

Я рубился с британцами, отбивая палашом штыки вражьих мушкетов, раз за разом срубая то одного, то другого красномундирника. Между рядами уже громоздился настоящий вал из трупов и умирающих. Солдаты, часто сами того не замечая, топтали тела и раненых, те кричали или просто стенали в ответ, но их никто не слышал. Все были заняты иным — с азартом убивали друг друга.

Я срубил голову дюжему британцу с сержантскими нашивками на рукаве мундира, та покатилась под ноги моим гренадерам. Её кто-то ненароком пнул, и она покатилась, словно жуткий мяч для детской игры. Отчего-то меня от вида её замутило, хотя рубил я врагам головы вполне нормально, без каких-либо колебаний.

И вновь забили барабаны в британских рядах, и красномундирники отступили, давая дорогу лёгкой кавалерии. Под прикрытием пехоты американские конники подобрались к нам слишком близко и казаки уже не успевали перехватить их.

— К отражению конной атаки! — крикнул я, вытирая клинок палаша о шапку гвардейца, которому отрубил голову. — Подровнять ряды! Первая шеренга, приклады в землю! Вторая шеренга, третья шеренга, мушкеты заряжай!

— Торопись, торопись! — тут же подхватили унтера. — Плотней ряды! Тесней встать! Мушкеты заряжай! Скорее, скорее!

— Пора конникам показать! — смеётся Роговцев, мундир на нём разорван, на теле несколько ран, однако он не обращает на них внимания. — Пехоту отогнали! Теперь за конницу примемся!

Приказы выполняются чётко. Гренадеры сбиваются в плотные шеренги. Быстро заряжают мушкеты, хоть с примкнутым штыком делать несколько сложней. Я отказываюсь от предложенного Кмитом «Гастинн-Ренетта», заряжать его некогда. Бостонцы уже близко. Они вскидывают сабли, готовясь обрушить их на головы моих гренадеров. Первым мчится их командир — капитан или первый лейтенант, тот самый блондин с короткой бородой. Он рубит направленные на него штыки, походя, сбивает с одного шапку-митру, врубается глубоко в ряды моих солдат.

— Огонь! — командую я, видя, что большинство гренадер уже зарядили мушкеты, но пули, будто стороной обходят бостонца. Офицер рубит направо и налево, теснит гренадер конём, шляпа слетела с его головы и теперь болтается за спиной на шнуре.

На меня налетает всадник с занесённой для удара саблей, считает меня лёгкой жертвой. Без жалости рублю коня по ногам, тяжёлый клинок перерубает одну, животное спотыкается и падает через голову, копыта свистят рядом с моим виском. Кавалерист вылетает из седла, падает неудачно и уже не встаёт. Конь бьётся в конвульсиях рядом со мной. Я трачу несколько секунд на то, чтобы добить несчастное животное, и тут же оборачиваюсь к врагам. Но всё же успеваю заметить мундиры конных егерей, скачущих к нам.

Значит, помощь близка. Я парирую удар вражеского штыка, отбиваю его далеко в сторону и, воспользовавшись заминкой противника, вгоняю клинок ему в живот. Едва успеваю освободить, как за спиной стучат копыта. Я уже не оборачиваюсь, знаю, кто это и зачем они здесь. Правда, инстинктивно дёрнулся, когда за спиной прозвучал слитный залп конно-егерских ружей. Стреляли они с предельно малого расстояния, над киверами моих гренадер. Убийственная дистанция. Бостонцы посыпались с сёдел, однако командир их, как заговорённый, пули миновали его. Однако, продолжать бой он не захотел. Конные егеря перезаряжали ружья, и второй их залп грозил стать столь же убийственным, как и первый.

Блондин вскинул руку с саблей и тут же трубачи в его эскадроне заиграли отступление. Бостонцы развернули коней и помчались к своим позициям. Егеря всё же дали залп им в спину, но особого эффекта он не дал. Резвые были лошадки у бостонцев.

— Спасибо вам, — обратился я к гарцующему рядом со мной командиру эскадрона. — Честь имею представиться, штабс-капитан Суворов.

— Наслышан о вас, сударь, — козырнул конный егерь. — Честь имею, ротмистр Золотников. Рад был помочь. — Он козырнул снова и увёл своих людей обратно.

Ко мне снова подбежал портупей-прапорщик. Его левая рука теперь покоилась на перевязи, он весьма гордился пятнами крови, проступающими на мундире, то и дело косил на них глазом.

— Господин штабс-капитан, — сказал он мне, — господин майор сообщает, что через три минуты полк идёт в штыковую на батарею вражеского левого фланга. Они разворачивают орудия в нашу сторону, — добавил он.

— Ясно, — кивнул я. — Свободны.

Портупей-прапорщик козырнул здоровой рукой и бросился обратно.

— Слышали? — обратился я к гренадерам. — Подровнять ряды! Становись теснее! Мушкеты зарядить! У кого неисправны или повреждены, заменить!

Не успели мои гренадеры закончить всё, что я им приказал, как заиграли барабаны.

— Гренадеры, — скомандовал я, — вперёд! Бегом марш!

Барабаны мелко пересыпали дробь марша батальона, идущего в атаку. Солдаты быстро перешли на бег, наклонив штыки к атаке. Стрелять, скорее всего, не придётся, однако, по моему мнению, лучше держать мушкеты заряженными, на всякий случай. Вовсе необязательно сразу идти в штыковую, можно сначала и залп по врагу дать.

Разворачивает ли противник орудия на нас или нет, понять было нельзя. Британские редуты окутывало настолько плотное облако дыма, что разглядеть что-либо было просто невозможно. И как только их бомбардиры стреляют по нам?

До габионов, корзин с землёй, защищающих орудия от огня противника, мы добрались довольно быстро. Но там нас встретил плотный огонь. Засевшие в редуте солдаты чувствовали себя в полной безопасности, расстреливая нас как мишени в стрелковом тире. Не одни мои гренадеры зарядили мушкеты. Весь батальон дал слитный залп, остановившись перед редутом, однако, не став тратить время на равнение. Пороховой дым стал ещё гуще, отчаянно запершило в горле, и я машинально потянулся левой рукой за фляжкой. Пальцы наткнулись на рукоятку драгунского пистолета. Я про них совершенно позабыл. Выдернув один левой рукой, я бросился вслед за гренадерами на редут.

Британские пушки охраняли шотландцы, гренадерского росту ребятки в красных мундирах и клетчатых юбках-килтах. Дрались они славно и стояли насмерть, несколько раз сбрасывали мушкетёров с редута, и лишь моим солдатам удалось закрепиться. Вот только если нас не поддержат остальные, придётся отступать. Не класть же всех гренадер ни за грош ломанный. Но пока дрались, удерживая часть редута.

Я вскарабкался на габион одним из последних, пробежал переступая через тела в зелёных и красных мундирах, и сходу включался в драку. Отбив мушкет шотландца ударом по стволу, я ткнул его в живот. Его товарищ попытался врезать мне в висок прикладом, я вскинул руку с пистолетом и всадил ему пулю в грудь. Красномундирник покачнулся, уставившись на дыру, словно не понимая, откуда она взялась, и рухнул ничком. Сунув пистолет в кобуру, я вынул второй и устремился вперёд.

Офицера я заметил очень быстро. Он ловко орудовал тяжёлым палашом, словно тот весил не более обычной шпаги. Вот падает один гренадер, пронзённый в грудь, вот второй с разрубленной головой, кивер, бедняга, на свою беду где-то потерял. Я бросился к нему, на ходу вскидывая пистолет. Жал на спусковой крючок я без особой надежды попасть — расстояние великовато, да и с левой руки я стреляю не так хорошо, не смотря на уроки, которые брал, будучи ещё адъютантом и после того, как вернулся в полк. Однако, как не странно, попал — и не заслони офицера на мгновенье какой-то бомбардир, с банником наперевес кинувшийся защищать свои орудия, пуля без сомненья угодила бы ему в грудь. А так она досталась незадачливому пушкарю, я даже не мог сказать офицер он, унтер или же рядовой, мундира на нём не было.

Я спрятал в кобуру и второй пистолет, и, подбежав, наконец, к шотландскому офицеру, вступил с ним в бой. Этот шотландец словно сошёл с гравюры из учебника по образцам мундиров различных полков стран мира. Шотландцы на них были неизменно коренастыми, широкоплечими, с бородками или бакенбардами, но что более всего впечатляло, так это их ноги. Ноги шотландцев на этих гравюрах были мощными и чрезвычайно мускулистыми, совершенно не такими, как ноги других солдат и офицеров, изображённых на них. Именно таким, коренастым и широкоплечим был этот шотландец, а главное, ноги прямо как на тех картинках.

Я налетел на него, зазвенела сталь, сверкая в тусклом свете солнца, которого было практически не видно из-за висящего в воздухе порохового дыма. Как назло не было ни единого ветерка, чтобы разогнать его. Обменявшись парой выпадов, мы остановились на секунду и, совершенно неожиданно шотландец спросил у меня: