Ростислав Марченко - Гадюкинский мост Страница 8

А вот в нашей обособленной организации все, как обычно, обстояло иначе, и мазутные выкладки вступали в конфликт с «маргеловским» наследием, где десантники на первом этапе должны вырыть окопчики для стрельбы лежа и замаскировать боевую машину; на втором – углубить окопы до 1,1 метра, превратить их парные и начать рыть окоп для БМД; а на третьем – соединить все окопы ходом сообщения, одновременно закончив устройство и капонира[17] (окопа) для боевой машины десанта.

По понятным причинам, в качестве правильного варианта действий был выбран родной десантный вариант. Адекватность «мазутных» методичек в войсках вполне обоснованно подвергалась сомнениям.

Расчистка секторов обстрела много времени не заняла, рытье стрелковых ячеек и маскировка БМД тоже не требовали особых умствований, а вот с приоритетностью рытья укрытия для боевой машины между поставленной задачей и положениями двух боевых уставов возник конфликт, который я решил в пользу наследия Василия Филипповича Маргелова. Мои БМД-4М были основой огневой мощи взвода, отрывать их с экипажами от стрелков очень сильно не хотелось.

Даже при потере всей пехоты взвода огневая мощь подразделения не падала бы и вполовину так сильно, как при потере всего лишь одной из его БМД; вопрос обеспечения максимальной безопасности моих легкобронированных боевых машин поневоле вставал во весь рост. На все про все у меня во взводе имелось двадцать два человека, то есть по семь человек на машину, не считая меня, из которых должны были спешиваться пятеро[18]. Хотя неучастие механиков-водителей и наводчиков-операторов машин в инженерных работах никто бы не понял, включая меня самого. Пулеметно-гранатометное отделение добавляло мне ещё шесть пар рабочих рук и заметно увеличивало объем земляных работ, как минимум, на два соединенных ходом сообщения окопа под автоматический гранатомет (основной и запасной). И если я рискну снять с бронетранспортера крупнокалиберный пулемет, то на столько же окопчиков и для его расчета.

Конечно, тут бы пришлось в самый раз оборудование для самоокапывания, однако оно не было предусмотрено ни конструкцией БМД-4М, ни БТР-Д, как, впрочем, и любой другой «сухопутной» боевой техники за исключением БМП-3, танков и некоторых самоходных орудий. Хотя если разобраться, именно на легкобронированной боевой технике мотострелковых и десантных подразделений оно нужно больше, чем где бы то ни было. Когда, ругаясь нехорошими словами, копаешь окопчик малой пехотной лопаткой, поневоле вспоминаются уставные требования по размерам взводных опорных пунктов, легко оцениваются объемы земляных работ при этом и даже легко делятся на количество личного состава. При этих цифрах, сорок два куба земли, которые требуется вручную перекидать танковому экипажу из трех человек в ходе рытья окопа для своей весьма хорошо бронированной машины, честно сказать, выглядят не очень. Однако о мажорах танкистах начальство побеспокоилось уже лет сорок как, а вот о десантуре – не смогло до сих пор. Тем не менее копать было надо, даже для полумеханизированного рытья окопов опять же нужны люди, вытаскивать разрыхленный гусеницами грунт.

Выход нашелся достаточно просто. Выгнав БМД на склон и замаскировав их масксетями, экипажи получили задачу срезать дерн и начать рыть окоп для машины рядом с ней; по мере высвобождения личного состава после рытья индивидуальных ячеек часть стрелков должны были к ним присоединиться. Занятие своих мест в боевой машине при обнаружении противника, как я оценил, было секундным делом, главное, чтобы не оплошали наблюдатели.

Дежурным огневым средством и наблюдателями подразделения мной были назначены пулеметчики из экипажа БТР-Д. Бронетранспортер для этой цели выгнали на вершину высоты и замаскировали в кустарнике, откуда он грозно ворочал из-под масксети стволом «Корда» с оптическим прицелом. Рядом изредка поблескивал рубиновыми линзами японского бинокля командир пулеметно-гранатометного отделения. Позицию на заднем скате экипаж бронетранспортера мог оборудовать и позднее.

Грунт оказался не самым худшим, инженерные работы шли вполне бодро, и я уже углубился почти по пояс, когда со стороны лесочка на северо-западе чиркнула трасса, ткнувшаяся в БМД первого отделения. Парой секунд позже пришел звук орудийного выстрела, смазанный безудержной пулеметной трескотней и обрушившимися на позицию потоками трассирующих пуль. Все вжались в землю.

От ступора меня освободил второй орудийный выстрел, после попадания снаряда которого в подбитой БМД что-то глухо бухнуло и из открытых люков машины повалил быстро густеющий дым.

Тем не менее, воспользовавшись тем, что внимание противника отвлекла подбитая боевая машина и образовалась пауза в пулеметном огне, в соседнюю машину, отбросив полог сети ловко нырнули сержант Никишин и мехвод младший сержант Гибадуллин.

Машина рыкнула двигателем, выпустив клок дыма из-под сети, башня дернулась, включив стабилизатор и нащупывая цель. Словно в ответ из Огурца чиркнул трассер, ушедший чуть выше БМД, и, отрикошетив от земли, с визгом улетел в небо. Никишин повёл стволом и дал короткую очередь из тридцатимиллиметровой пушки по роще. В ответ немец выстрелил еще раз, щёлкнув шариком трассера куда-то в башню.

Из открытых башенных люков как-то резко шибануло дымом, в одном из них тут же появилась фигура Никишина… и тут снизу полыхнуло пламенем, разорвав БМД как консервную банку и подбросив башню взрывом высоко вверх.

Последняя БМД взвода стояла на месте под градом трассирующих пуль немецких пулеметов и как-то неуверенно ворочала облепленной масксетью башней с лежащим на сети телом одного из бойцов.

Открыть огонь её наводчик-оператор, к несчастью, так и не сумел. Метрах в пятидесяти от местонахождения первого орудия в кустарнике у дороги мелькнула вспышка выстрела второго, и немецкий артиллерийский взвод изрешетил БМД как на полигоне, наперегонки всадив в машину с десяток снарядов и всего лишь пару раз промахнувшись.

Экипаж получил команду покинуть машину уже после третьего попадания, что наводчик проделал вполне успешно, причем даже сумев утащить с собой тело товарища.

БТР-Д стоял на вершине и молчал, на броне рядом с пулеметом неподвижно лежали трупы.

Отчаявшись, я выскочил из окопа и побежал к нему, не обращая внимания на непрекращающийся пулеметный огонь.

Забрызганный кровью «Корд» был исправен и даже снят с предохранителя. Злобно выругавшись по мешающей масксети, я развернул пулемет на пушку у дороги, успев удивиться, подводя угольник к торчащему из кустарника щиту, – не с трофейных ли сорокапяток нас постреляли и… тоже не успел выстрелить. Что-то ударило меня в челюсть, руку, живот, ногу, и я завалился на торчащее в люке тело пулеметчика, теряя сознание.

Пришел в себя я от резкой боли уже на земле рядом с бронетранспортером, очнувшись и застонав, когда меня с него сбросили. Вокруг меня и на машине находились немцы.

Ближайший из них, крепкий молодой парень в мышином мундире с закатанными рукавами и с набитой пучками травы сеткой на каске лениво наступил мне на руку, которой я попытался вытащить пистолет, пригляделся к оказавшемуся живым врагу, что-то спросил в сторону, выслушал ответ, пожал плечами и поднял свой маузер.

Последним моим чувством, уже при взгляде в ствол немецкой винтовки, была глубочайшая обида – все должно было случиться совсем не так!..

Вспышка…

…Грохот грома. Я сижу на башне БМД и смотрю в закрытые очками «Revision Sawfly» глаза ухмыляющегося сержанта Никишина.

– Как бы нам под первую в этом году грозу не попасть, товарищ лейтенант!

Грохот грома, вспышка, и моя БМД летит куда-то в тартарары, ломая непонятно откуда взявшийся вокруг подлесок…

Жизнь вторая

…Правила ведения войны гласят:

– если у тебя сил в десять раз больше, чем у врага, окружи его со всех сторон;

– если у тебя сил в пять раз больше, нападай на него;

– если у тебя сил вдвое больше, раздели его на части;

– если силы равны, сумей с ним сразиться;

– если сил меньше, сумей оборониться от него;

– если у тебя все обстоит хуже, чем у противника, сумей уклониться от него.

Поэтому упорствующие с малыми силами делаются добычей сильного неприятеля…

Пока личный состав, повторяя себя в моей предыдущей жизни, изрыгал перлы обесцененной лексики, я неподвижно сидел в люке и размышлял над ситуацией.

Ситуация не радовала, собственно вывода можно было сделать два: или я решительно свихнулся и меня сейчас в палате с белыми стенами мучают галлюцинации, или все гораздо хуже и мое подразделение находится в самом центре некоего эксперимента, причем не факт, что Господа Бога или нашей цивилизации. Верить в первую версию не хотелось, и в качестве рабочего был выбран вариант научного эксперимента неких инопланетных негодяев. Третьей версией являлась мистика, но за неопознанностью отношений Господа нашего и Врага рода человеческого она отошла в разряд запасных. Ни суровым праведником, ни сильным грешником я себя не ощущал, соответственно веры в превращение в центральную фигуру известного противостояния как-то было немного, не в голливудский же фильм меня занесло, в конце концов.