Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться Страница 8

Про Ивана Грозного пленник ничего не слышал, а московский великий князь Иван Васильевич только недавно взошел на княжеский престол и оказался сыном какого-то слепого Василия Темного. О существовании в истории России Василия Темного я даже не подозревал, а потому не стал задавать пленнику ненужных вопросов.

Больше ничего о политической жизни парень мне не поведал, потому что впервые в жизни уехал из деревни на заработки вместе с отцом. Около часа я пытался добиться от пленника внятных ответов на интересующие меня вопросы, но так ничего толком и не выяснил. Парень божился, что они не тати, а плотники, которые волей судьбы остались без гроша, и они совсем не собирались меня убивать, а просто хотели спросить дорогу. Услышав это заявление, я сразу врезал парню в лоб, чтобы он не вешал мне лапшу на уши.

«Ну конечно, дорогу они хотели спросить, а стрела прилетела мне в спину, чтобы показать мне дорогу в лесу!» – зло подумал я и продолжил допрос.

Пленник понял, что откровенное вранье здесь не прокатит, и вскоре я услышал жалостную историю из серии «Сами мы не местные». Видимо, за последние полтысячи лет в России ничего особо не изменилось, потому что беды артельщиков начались с традиционной для русского человека пьянки.

Не могу быть уверенным на все сто процентов, что досконально понял рассказ парня, но в моей голове сложилась такая картина.

Деревня, где жили мужики из плотницкой артели, стоит в двадцати верстах[3] от Рязани и называется Колодино. Плодородной земли в округе мало, а голодных ртов много. Поэтому все мужское население деревни после весеннего сева уходит на отхожие промыслы. Кто-то идет в углежоги, кто-то нанимается работниками в купеческие караваны, но в основном жители Колодино плотничали.

Гордей – так звали уже покойного отца парня – был довольно известным старшиной плотницкой артели, с которой практически каждое лето отправлялся на заработки. В этом году Гордей впервые взял с собой старшего сына, собрал артель, и они поехали в Рязань. В Рязани подходящей работы не нашлось, и артельщики надумали отправиться в Москву, где, по слухам, намечалось большое строительство.

В одиночку добираться до Москвы было небезопасно, поэтому артельщики намеревались присоединиться к купеческому каравану. Московский караван уходил только через два дня, и мужики, оставшиеся без женского пригляда, расслабились. Русский человек во все времена был не дурак выпить, но пьянство еще никого до добра не доводило. У подгулявшей компании сразу нашлись собутыльники, которые опоили артельщиков и украли у Гордея собранные на дорогу деньги. Расплатиться за проживание стало нечем, поэтому хозяин постоялого двора забрал за долги отцовскую лошадь, а взамен отдал древнюю клячу, которая издохла на полпути до Москвы. Купеческий караван ушел дальше, а артельщики остались на дороге с телегой без лошади. Сначала мужики намеревались вернуться домой несолоно хлебавши, но один из артельщиков вспомнил, что слышал в караване рассказ о прошлогоднем набеге татар, и они решили попытаться найти работу в Верее.

Пахом – самый пронырливый из артельщиков – божился, что один из купцов рассказывал, будто в двадцати верстах в сторону от московской дороги есть богатое село Верея, на которое прошлой осенью налетели татары. Ордынцы пожгли много домов и боярскую усадьбу, а жителей увели в полон, однако княжеская дружина нагнала татар и отбила пленников. Татары, уходя от погони, посекли многих мужиков, а бабы и девки в основном уцелели. Зиму Верея пережила с помощью князя и своего боярина, но, чтобы заново отстроиться, не хватало мужских рук, и местная боярыня якобы с радостью нанимала на работу плотников.

Артельщики соблазнились этим рассказом и, впрягшись в телегу вместо лошади, отправились в Верею. Однако в Верее их ждал жестокий облом, так как на работу к боярыне уже подрядилась плотницкая артель из Калуги. Калужане рязанцев недолюбливали, поэтому между конкурирующими фирмами произошла ссора из-за найма. Слово за слово, и перепалка переросла в драку. Калужан было вдвое больше, поэтому артельщиков Гордея вышибли за околицу с боем. Помимо того что им знатно намяли бока, так еще и все имущество рязанцев досталось победителям, которые оставили побежденным лишь топоры да личные вещи. Дорогой столярный инструмент, продольные пилы и телегу, которую артельщики двадцать верст тащили на себе от Рязанской дороги до Вереи, калужане конфисковали за моральный ущерб.

Правда, жестокая судьба сжалилась над потерпевшими, и пронырливый Пахом сумел выкрасть ночью у калужан часть конфискованного инструмента, но это была лишь скромная компенсация за побои. Теперь артельщикам пришлось спасаться бегством, чтобы снова не угодить под раздачу.

Вот в этот неудачный момент я и попался на дороге обиженным судьбой плотникам. Одежда у меня была необычная, и мужики решили, что я какой-то басурманин из дальних краев, которого можно безнаказанно убить и ограбить. Парень старался быть очень убедительным и, увлекшись рассказом, проговорился, что меня планировали убить, а не просто ограбить. Поняв, что сболтнул лишнего, хлопец заскулил как побитый щенок, но слово уже вылетело, и вернуть его невозможно. Правильно говорят, что язык не только до Киева доведет, но порой и до петли!

Судьба пленника в принципе была уже решена, так как свидетелей оставлять нельзя, но я еще колебался, потому что до этого убивал только в бою. Однако когда парень завыл белугой и попытался поцеловать мои ноги, рука как-то сама дернулась, а после удара обухом по затылку долго не живут.

Снявши голову, по волосам не плачут, а потому я оставил душевные терзания слезливым девочкам и спокойно продолжил мародерство. Не знаю почему, но после пятого убийства у меня в груди все словно захолодело, и неприятные эмоции, вызванные интеллигентской рефлексией, растаяли, словно утренний туман. Александр Томилин снова вернулся на войну, где смерть дело обыденное, а душевные терзания вещь лишняя и опасная для психического здоровья.

Вскоре одежда мертвого парнишки также отправилась в общую кучу, а затем я перетащил тела убиенных в яму, образовавшуюся под вывороченным корнем рухнувшей от старости сосны. Конечно, тайник получился паршивый, но, после того как я закидал яму лапником, трупы не бросались в глаза.

Если следовать формальной логике, то мне нужно было во все лопатки удирать с места преступления, но интуиция подсказывала, что сначала следует пробежаться по округе в поисках более ценных трофеев. Бандиты вышли грабить меня налегке, но где-то на другой стороне дороги у них должен был находиться лагерь, в котором они оставили свои вещи, навряд ли артельщики бродили по лесу с пустыми руками. К счастью, налетчики не путали следов, и уже через полчаса я вышел на полянку у лесного ручья, где был разбит бандитский лагерь.

Стоянка обогатила меня медным котелком с кашей, который висел над потухшим костром. Каша оказалась еще теплой, а голод не тетка. От вида еды у меня забурлило в животе, и я решил сначала перекусить, а уже потом заняться сбором трофеев. За время своих блужданий по лесам я отвык от нормальной пищи, поэтому перловая каша с кусочками мяса, которую в армии презрительно называют шрапнелью, показалась мне пищей богов, а краюха ржаного хлеба вкуснее любого эксклюзивного торта.

Мне с огромным трудом удалось оторваться от еды и заняться более важными делами. Кашу артельщики приготовили на пятерых, и у меня от обжорства запросто мог случиться заворот кишок.

Даже беглый осмотр лагеря показал, что лучник пытался меня обмануть и мирные плотники далеко не такие белые и пушистые, как плакался парнишка. Три капитальные землянки и загон для лошадей делали лесной лагерь больше похожим на партизанскую базу, нежели на временную стоянку небольшой плотницкой артели. Правда, столярные инструменты и два ножовочных полотна для лучковой пилы присутствовали среди кучи награбленных «плотниками» вещей, но одновременно нашлись и тела тех, кому эти инструменты принадлежали.

Буквально в полусотне шагов от лагеря я наткнулся на три раздетых догола, со следами жестоких пыток трупа, которые уже начали пованивать, именно по тошнотворному запаху разложения я их и обнаружил. Если судить по мозолистым рукам покойников, это были хозяева плотницкого инструмента, а байка, которую мне рассказывал лучник, была им услышана во время допроса пленников. Ужасная находка сняла тяжкий грех с моей души, и жестокое убийство пятерых человек сразу превратилось из мерзкого преступления в благое дело.

Помимо землянок и многочисленного полезного имущества в них я также обнаружил лошадиные следы и, сопоставив очевидные факты, понял, что в банде не менее двадцати конных бойцов, которые в данный момент отсутствовали. Лошадиные следы уходили в лес и пропадали в русле лесной реки, надежно прятавшей от посторонних глаз дорогу к лагерю.