Юрий Валин - Самый младший лейтенант. Корректировщик истории Страница 8

– Земляков, ты меня категорически позоришь, – сказала Екатерина, забирая автомат. – Глаза бы мои на тебя не смотрели.

– Так точно. А почему?

– Иди в келью. Сейчас приду, и займемся тем, с чего начинать было нужно.

Явилась сержантша уже в гражданском виде, без умилительного бантика, зато с коробкой, набитой нитками и иголками.

– Раздевайся, Земляков.

– Не понял, товарищ старший сержант.

– Что тут непонятного? К интиму буду склонять.

Женька неуверенно улыбнулся.

Сержантша хмыкнула:

– Не веришь? Правильно делаешь. Я к педофилии не тяготею. Будем подгонять форму. На моду нам наплевать, но создается впечатление, что ты подгузники в штанах таскаешь. Разоблачайся. Да что ты ерзаешь? Ты из душа и не в таком виде выпадаешь.

Шила Екатерина быстро, не очень ровно, зато крепко. Женька, как ни старался, ковырялся с иголкой по-детски.

– Научишься, – утешила сержантша. – Вечером я сапоги принесу. Будешь разнашивать, вместо этих модерновых берцов-дерьмодавов. Если кто из комендантских прицепится – сошлешься на товарища майора. А теперь вот что скажи – как настроение?

– Насчет службы? – осторожно уточнил Женька.

– Нет, насчет видов ЦСКА на Лигу чемпионов. Ты мне не виляй. Ты не слишком тупой. За это я перед начальством поручилась. И давай-ка дипломатию отставим.

– Готов служить, товарищ старший сержант. Предпочтительно в отделе «К».

– Предпочтительно, значит? Обоснуй.

– По специальности. Работа интересная. Индивидуальная. Уклон специфический.

– Какой-какой?

– Ну, исторический. Реконструкторский. Я неправильно понимаю?

– Весьма упрощаешь, – Екатерина смотрела поверх куртки, на которой перешивала шеврон. – У нас весьма практический подход. Буквальный. Мы сейчас в полной тишине иголкой поработаем, а ты поразмыслишь. Ты теперь военнослужащий, со всеми вытекающими правами и обязанностями. За невыполнение приказа тебе суд грозит, в зону легко загремишь или в дисбат. А в Отделе порядок проще. Через два часа, если ты мой приказ не выполнишь, я заимею законное право тебя на месте пристрелить. По законам военного времени. Прочувствуй разницу. Ты переводчик неплохой. Найдется тебе теплое место в Москве. А у нас должности неуютные. Я тебя чистосердечно предупреждаю.

– Понял. А что через два часа будет?

– Тебе еще одну присягу предложат подписать. Текст там посуше слогом, безо всякой лирики. Называется – «Подписка о неразглашении». Подпишешь – работать начнем. По-взрослому.

– В смысле кросса? – с ужасом пробормотал Женька.

– В смысле близости войны. Вонючее у нее дыхание, рядовой Земляков. Думай.

Глаза у Екатерины были безумно красивые. Раньше Женька считал, что такие очи лишь в фотошопе делают. Зелень колдовская. А левую бровь шрам крохотный рассекает. Сколько ей лет? Иногда кажется, что под тридцать, иногда – что едва двадцать миновало. Бывают же такие старшие сержанты.

Сидел Женька над длинным трехстраничным текстом с авторучкой в руках. Майор не торопил, сидел напротив, разминал в пальцах сигарету.

– Товарищ майор, разрешите вопрос? Или только после подписи можно?

– Ну почему же? Спросить всегда можно. Правда, иной раз ответа не дождешься. Что интересует?

– Почему я? В смысле, почему меня отобрали?

– Прежде всего, по биометрическим данным. Ты очень вовремя в клинике оказался. Попытка «откосить», знаешь ли, порой прямо противоположный эффект дает. Естественно, и хорошее знание языка роль сыграло.

– Понятно. А из университета меня? С вашей подачи?

Майор сунул сигарету обратно в пачку:

– Земляков, тебя кто заставлял «хвосты» нагло игнорировать? Наша изощренная провокация, да? Взрослой жизни, ей только повод подай. Кому-то нужен переводчик, кому-то не очень нужен университет. Справедливо? Не буду кривить душой – без нашего вмешательства ты вполне мог со своими «хвостами» в легкую разобраться и сейчас в потолок поплевывать.

– Знаю, что сам виноват, – уныло признал Женька. – Товарищ майор, а насчет «боевых»? Пошлете?

– Посылать не имею права. Ты «срочник». Сам будешь решать. У нас такая своеобразная работа, что настаивать и принуждать нет смысла. Это не только тебя касается, а любого сотрудника. Сам поймешь. Но переводчик нам в любом случае нужен. Нам переводы материалов в Управлении делают и вечно с этим делом тянут. Насчет «полевых» – туда исключительно на добровольных основаниях.

– А товарищ старший сержант? Она ходит?

– Э, брат, если у тебя лирические настроения проявляются…

– Да что вы, товарищ майор, – испуганно запротестовал Женька. – Домыслы какие-то у вас.

– Да уж какие тут домыслы. Тут девяносто процентов личного состава на нашего сержанта неадекватно реагирует, – печально пояснил майор. – Одарена наша Екатерина Георгиевна с лихвой, что весьма мешает нормальному несению службы. Не ту упаковку бойцу Мезиной природа подсунула. Впрочем, это к делу не относится…

Вышел из корпуса Женька и машинально пошел к турнику. Подтянулся, сделал подъем переворотом. На втором застрял. Снизу смотрела сержантша – подошла от КПП.

– Подписал?

– Так точно. С завтрашнего дня в штате.

– Тогда спрыгивай. Через час совещание, а мне еще твое мировоззрение перевернуть нужно. Сан Саныч сказал, чтобы я тебя сама в курс ввела, – у меня получается жутко антинаучно и доходчиво.

Отдел «К» проводил операции в давно минувших годах. Так сказать, в Прошлом. Прошлом сопредельных реальностей. В свое собственное прошлое: детство свое, дедово или пращурово – попасть абсолютно невозможно. Но можно прыгнуть в «кальку» – мир-близнец, развивающийся по тем же законам, что и «нулевой». По сути, этих самых «калек» бесконечное множество. Там можно врезать по мозгам лейтенанту-артиллеристу Бонапарту, можно перемолоть на реке Калке все тумены монголов или подстрелить с чердака вождя мирового пролетариата. Все эти воздействия в той или иной мере сложны, и результаты их трудно прогнозируемы. Но теоретически возможна любая коррекция. Но бессмысленна. Твой собственный мир никак не изменится. Извлечь непосредственную и ощутимую материальную выгоду опять же проблематично. Нет, были прецеденты. Кое-что удавалось перетащить. Небольшие предметы, сувениры, даже кое-какие ценности. Но сам процесс оказался настолько сложен, что не окупал затраченных усилий. «Неверным путем идем, товарищи», – как сказал бы известный вождь, в некоторых «кальках» так и не доживший до светлого царства социализма.

– В общем, эксперименты вяло продолжаются, – сказала сержантша. – Мы иногда ходим-прыгаем. Японцы, они на культурно-техническом уровне любят поковыряться. Англичане закрыли программу из-за недостатка финансирования. Янки еще возятся – теорию абиогенеза пытаются проверить. Пока довольно безуспешно.

– А мы? – растерянно пробормотал Женька. – Я понятия не имею, что такое абиогенез[8].

– Да фиг с ней, с органикой. Нас иной исторический комплекс мучает. Вмешиваться бессмысленно, но мы ходим. Сугубо по-армейски. Воюем, корректируем.

– Но зачем, если вы говорите…

– Потому что иногда нельзя не вмешаться, – морщась, объяснила Екатерина. – Да не напрягайся, это только с практикой поймешь. Или вообще не поймешь. Собственно, все, что мы делаем, не так глупо. Получаем кое-какие дивиденды. Что-то можно пощупать. И главное, опыт Прыжков…

«Стоявшая позади штурмовая машина сразу же отреагировала, только Вальтеру и его людям нельзя было ничем помочь. Как выяснилось позже, уличные бои 1-го батальона продолжались до следующего утра. Особенно отличилась 2-я рота под командованием гауптштурмфюрера Беккера. Потерь было чрезвычайно много.

Деблокация нашей группы у городского кладбища позволила продолжать штурм.

Ночью мы устроились на ночлег на углу улицы Чернышевского. Я вышел проверить часовых. Рядом со своей машиной стоял и курил штурмбаннфюрер Найок. Он провел с нашей группой прошедшие сутки и был полон впечатлений.

– Не правда ли, дивный город? – спросил я.

– Немного грязноват, – штурмбаннфюрер усмехнулся. – Впрочем, примерно таким я его и представлял. Скажи, русские не решатся на прорыв из города? Ведь их песенка спета, не так ли?

– Вряд ли они это понимают. Боюсь, сопротивляться они будут отчаянно.

Мы стояли и смотрели на темное небо. В городе активно работали пулеметы и артиллерия. Было три часа ночи 14 марта. Перед нами вновь была главная цель – Красная площадь, только что отбитая самоубийственной атакой русских. Ко мне подошел гешутцфюрер Реттли…»

Гешутцфюрер – это командир самоходного орудия. Чтоб они сдохли с этими фюрерами бесчисленными. Впрочем, что взять с СС – преступная организация.

Женька встал из-за компьютера и прошелся по келье. Глаза устали. Шестой вариант книжного перевода ничем не отличался от предыдущего. Блин, прямо родственником стал этот проклятый тип со своими мемуарами.