Александр Маркьянов - Сожженые мосты ч.4 Страница 8

— Закон… — генерал снова повернулся к окну — кому сейчас нужен закон, кто помнит о нем? Вон эти?

— О нем помню я. Надеюсь, что и вы, пан генерал. Закон нужен нам.

Генерал покачал головой.

— Что есть закон вот для них? — он показал рукой в окно — им не нужен закон. Им нужна свобода. Они выходят на улицы и кричат — нам мало свободы! Дайте нам ее… Знаете, пан полицейский, когда то давно… я и несколько других офицеров удостоились личной аудиенции монарха… тогда еще царствовал отец ныне правящего монарха, да продлит Иезус его дни. Он тогда сказал одну фразу, которую, да наверное и другие офицеры запомнили на всю жизнь. У моего подданного нет права быть скотом — вот что он сказал. И в России — никогда такого права у подданных не будет. Те, кто выходят на площадь и кричат что им мало свободы — им нужна именно эта свобода. Свобода быть содомитом, наркоманом, диссидентом. Нас, которые не дают им эту свободу — они называют иродами и сатрапами…

Генерал снова замолчал

— Пан генерал, вы знаете, где ваш сын был в ночь на двадцать шестое июня сего года? — осторожно спросил пан Гмежек

— Об этом он расскажет вам сам. Если захочет. Думаю, захочет, потому что нечего стыдиться. Раньше, таких как этот пан… сжигали на кострах. Сейчас — у нас есть закон.

Генерал нажал на кнопку звонка, он зазвенел так резко, что старший инспектор Гмежек непроизвольно вздрогнул.

— Еще один вопрос, пан генерал. Я так понимаю, что ваш сын мстил за кого-то. Вы знаете — за кого?

— Об этом он тоже расскажет вам сам.

Хлопнула дверь, на пороге вырос майор Пшевоньский

— Пан генерал?

— Проводи — коротко сказал генерал, показывая на Гмежека — пусть полицейские выполняют свою работу.

— Прошу меня простить, пан генерал — сказал Гмежек

Генерал ничего не ответил.

Вместе с паном майором они проследовали на другой этаж, уже перекрытый. Здесь было шумно, голосили рации.

— Как вы выведете его из здания, пан полицейский — негромко спросил майор Пшевоньский — демонстранты его разорвут и вас заодно?

— Кто сказал, что я кого-то собираюсь выводить из здания?! — раздраженно ответил старший инспектор — мне нужно просто поговорить!

Майор остановился около одной из дверей, постучал. Потом еще раз.

— Странно…

Еще стук, громкий — без ответа

— Когда вы его последний раз видели?

— Полчаса назад.

Майор навалился с силой на ручку двери, добротную, сделанную из настоящей стали. Та не поддалась.

— Есть еще ключи?

— Да, в дежурке.

— Неси — распорядился полицейский — и прихвати с собой еще кого-нибудь.

— Кого именно? — недоуменно переспросил майор

— Неважно кого! Любого, только не полицейского.

— Понял…

Майор вернулся минут через семь — пришлось обходить баррикады. Вместе с ним был казак, невысокий, вооруженный автоматом крепыш.

— Вот! — майор протянул ключ

— Откройте сами — отстранился от двери старший инспектор

Майор пошерудил ключом в замке, нажал на ручку — и дверь открылась.

— Теперь заходите и ни к чему не прикасайтесь.

В кабинете было темно — из-за грязных, немытых стекол, на столе была пыль — но с разводами, показывающими что тут кто-то был и совсем недавно. Старший инспектор натянул на руки тонкие нитяные перчатки, которые всегда имел с собой, потом достал небольшой цифровой фотоаппарат и начал фотографировать. Сначала от двери он сделал несколько фотографий общего плана кабинета, потом подошел ближе к столу и сфотографировал несколько раз столешницу и оба стула. Потом сфотографировал стекла. Потом он достал небольшой цифровой диктофон, включил его и осторожно положил на поверхность стола. Лучше было бы — учитывая резонансный характер дела — производить съемку следственного действия на видеокамеру — но видеокамеру они на выезд не взяли. Придется довольствоваться этим.

— Сегодня тридцатое июня две тысячи второго года…

Он посмотрел на часы

— Одиннадцать — семнадцать по варшавскому часовому поясу. Я, старший инспектор отдела убийств сыскной полиции Варшавы Бронислав Гмежек в связи с возбужденным уголовным делом о причинении смерти провожу обыск кабинета номер…

Полицейский повернулся к военным

— Двести семнадцать — подсказал майор Пшевоньский

— Номер двести семнадцать в здании штаба Виленского военного округа. Кабинет перед осмотром был заперт на штатный замок и был открыт по моей просьбе дежурным офицером, использовавшим запасной ключ, находившийся в дежурной части. Хозяином этого кабинета является поручик Ежи Комаровский, Его Императорского Величества лейб-гвардии Польского Гусарского полка. Я прав?

— Не совсем. Это временный кабинет, в нем сидят командированные офицеры.

— Хорошо. С какого времени его занимает поручик Комаровский?

— Причем два месяца, нужно посмотреть по журналу — ответил майор.

— В журнале отмечается, кому выданы ключи от кабинета?

— Да, обязательно

— Сколько всего существует ключей от кабинета?

— Два ключа.

— Где они находятся?

— Один обязательно в дежурной части. Второй — на руках у офицера, которому предоставлен кабинет.

— Передача ключей фиксируется?

— Обязательно. Сдающий и принимающий расписываются в журнале.

— А если один офицер передает ключи другому офицеру?

— Тогда они должны подойти к дежурному и расписаться в журнале — кто сдал и кто принял.

— Спасибо. Получается, что теми ключами, которые должны быть в дежурке вы открыли дверь. Вторые ключи от кабинета — у пана Ежи Комаровскому, которому он предоставлен.

— Так точно.

— Пан Комаровский мог передать кому-то ключи от кабинета, не регистрируя это в журнале?

Майор задумался

— Если он сделал это — это является должностным проступком — изобрел наиболее приемлемую формулировку майор

— А дежурный офицер мог выдать ключ, который находится у дежурной смены кому-нибудь?

— Мог, но не каждому. Только старшему офицеру с особыми полномочиями и с отражением этого в журнале.

— То есть если дежурный офицер выдавал кому-либо второй ключ — то это будет отражено в журнале?

— Да, безусловно. Без записи ключ не выдадут даже командующему.

— Хорошо, с записями в журнале мы ознакомимся потом…

Если бы старший инспектор Гмежек прервал обыск, спустился вниз и проверил по журналу, кому выдавался второй ключ — то сразу узнал бы имя настоящего убийцы. Убийца получал второй ключ сегодня, а до этого второй ключ брали несколько месяцев назад. Он имел полномочия, чтобы получить второй ключ, и знал, что его имя и номер удостоверения запишут в журнал учета — но пошел на этот тщательно просчитанный риск разоблачения. Потому что знал — ровно через три часа это не будет иметь никакого значения.

— Продолжаем. Обыск проводится в присутствии двух понятых, как того требует Уложение о следственных действиях в уголовном процессе. Так же, процесс обыска фиксируется на цифровую фотографическую камеру марки Ладога и цифровой диктофон этой же марки, протокол будет составлен по окончании обыска, каждое действие, совершаемое в процессе обыска, комментируется мною вслух и снимается на фотографическую камеру. Понятые, пожалуйста, по очереди назовите свое имя, фамилию и должность.

— Майор Рышард Пшевоньский, офицер штаба Виленского военного округа.

— Казак Алексей Подгородний, урядник. Прикомандирован к штабу, заместитель командира роты охраны

— Хорошо. Понятые, внимательно слушайте ваши права. Согласно уложению о следственных действиях в уголовном процессе вы имеете право присутствовать при производстве обыска, наблюдать за действиями производящих его офицеров не мешая им, указывать устно и позднее в протоколе если одно из лиц производящих обыск возьмет и скроет что-либо при производстве обыска или наоборот — подложит что-либо в помещение где производится обыск. При подписании протокола вы имеете право вписать информацию обо всем, что вы увидели и услышали при производстве обыска без ограничений, если она не вписана там при составлении протокола. Вам понятны ваши права, отвечайте по очереди?

— Да. Понятны.

— Так точно.

— Хорошо. Подойдите ближе к столу, пожалуйста.

Майор и казак подошли ближе.

— Я собираюсь открыть все ящики стола, какие смогу. Каждый раз, открыв ящик, я буду фотографировать, что в нем находится. Вы должны наблюдать за мной, чтобы я не подложил в ящики что либо. Будьте внимательны, вам придется подписывать протокол и возможно — свидетельствовать в суде. Вам все понятно?

— Так точно — ответил за обоих майор.

В первом ящике была какая-то тетрадь, прошитая и скрепленная печатью

— Пан полицейский, это секретная тетрадь. Не имея допуска к секретному делопроизводству, ее нельзя трогать.