Александр Чернов - Владивосток - Порт-Артур Страница 8

   Сейчас подожженная снарядом туша парохода освещала идущие за ней корветы не хуже, чем русские прожектора. Повезло только "Фусо". Следуя сразу за жертвенным транспортом, он успел, хоть и рискуя пропороть борт о затопленный неподалеку "Хайлар", взять чуть мористее до того, как "Ариаке-Мару" совсем потерял ход, но главное - до того, как огонь на нем разгорелся всерьез. В момент обхода "Ариаке-Мару" на броненосце шальным снарядом с берега снесло единственную трубу. Резкое падение скорости привело к тому, что "Конго", идущий менее чем в кабельтове за кормой последнего буксируемого "Фусо" катера, поочередно раздавил свои форштевнем все три "билета на спасение" экипажа броненосца...

   Беда не приходит одна - тяга в котлах упала моментально, а давление пара и скорость через минуту. На "Конго", заметив, наконец, опасность столкновения, отвернули в сторону берега. Он получил попадание в клюз, и теперь тащил за собой по дну моря правый якорь, перепахивая морской песок и постепенно замедляя ход.

   Скрепя сердце и скрипя зубами, командир "Фусо" отдал приказ послать на помощь кочегарам подносчиков снарядов от орудий. Эта вынужденная мера - сокращенная смена кочегаров физически не могла без трубы поддерживать давление пара для продвижения на скорости более четырех узлов - как ни странно, спасла всю операцию.

   Если корветы азартно отвечали на огонь с берега изо всех стволов, то "Фусо" вынужден был временно прекратить огонь. Через пять минут тихого, неспешно движения под завывание проносящихся высоко над палубой снарядов и бомб, Окуномия с удивлением понял, что весь огонь русских сосредоточен на отставших корветах. Теперь он уже сознательно приказал не открывать огня до тех пор, пока русские не прекратят "игнорировать" ползущий к входу на фарватер броненосец.

   У артиллеристов и прожектористов Утеса и Золотой горы было занятие поинтереснее, чем выискивание в темноте нестреляющей мишени. Они радостно рвали на куски подставившиеся корветы, которые упорно отстреливались из своих допотопных пушек... Причем отстреливались не всегда безобидно - один удачно пущенный кем-то из корветов снаряд погасил береговой прожектор со всей обслугой, а второй разорвался на территории "подшефного" хозяйства на Электрическом Утесе, вызвав многочисленные жертвы среди кур и свиней.

   Потеряв в темноте головной корабль, на котором был единственный опытный штурман, знающий подходы к Порт-Артуру как свои пять пальцев, остальные брандеры японского отряда стали расползаться кто куда. Два корабля попытались прорваться к гавани под берегом, но один наскочил на мину, а второй налетел на затопленный ранее пароход. Остальные были, в конце концов, добиты береговой артиллерией, в зону действия которой эти тихоходные пароходы зашли слишком далеко, что и предрешило их судьбу.

   Тем временем, оставив за кормой весь этот шум и гвалт, японский броненосец-камикадзе добрался, наконец, до начала входного фарватера у Тигровки.

   Навстречу "Фусо" по проходу нетопливо и величественно, как и полагается богине, шествовала "Диана". Задержка крейсера с выходом из-за заевшего шпиля усугубилась решением командира корабля капитана первого ранга Залесского не расклепывать якорную цепь, а устранить задержку.

   На робкий вопрос старшего офицера Семенова - "а как же срочность выхода по тревоге" - тот, невозмутимо потягиваясь, пробурчал, что "нам вообще можно было бы не выходить, миноносцев "Новик" и сам погоняет, как всегда, а для чего крупнее есть Утес и Золотая гора, нам сегодня ночью в море делать нечего, каждую ночь по два крейсера в дозоре - вообще блажь адмирала".

   Заметив впереди в темноте медленно идущий по фарватеру небольшой корабль, командир "Дианы" совершил вторую, главную и непоправимую ошибку - он принял его за поврежденного "Манчжура", возвращающегося в гавань. Не запросив позывной, он сразу приказал дать задний ход и принять вправо, чтобы "пропустить бедолагу". Залесский отдал приказ об обстреле "Фусо" только после того, как по тому открыла, наконец, огонь батарея Золотой горы.

   К сожалению, попасть по даже по медленно плетущемуся в ночи броненосцу из мортир никак не удавалось. Канониры то вводили поправку на скорость в полтора десятка узлов, и тогда снаряды вздымали столбы воды перед носом "Фусо", то стреляли по нему как по стоячей мишени, и тогда пенился уже кильватерный след старого корабля. Пара снарядов из шестидюймовок "Дианы", с вечера заряженных чугунными боеприпасами (против миноносцев) бессильно раскололась о бронированный и забетонированный борт японца.

   Еще через две минуты с "Дианы", наконец открывшей прожектора, увидели, что пришелец медленно разворачивается поперек фарватера в самом узком месте, и на нем отдают якоря. У Залесского еще хватило ума задробить стрельбу, чтобы не топить брандер на фарватере, но что делать дальше, он придумать уже не смог - времени на посылку десантной партии и заведения буксира явно не было.

   С японца доносились приглушенные взрывы - видимо, подрывали кингстоны и двери водонепроницаемых переборок. На "Диане" решили, что он в любой момент может взлететь на воздух. Но этого так и не случилось. Причиной, по которой на "Фусо" не взорвали погреба, было отсутствие в них боезапаса, - адмирал Того решил не рисковать возможностью случайного преждевременного подрыва от попадания русского снаряда...

   Когда с воем сирены мимо неподвижного крейсера, разводя изрядную волну на максимальных для него одиннадцати узлах, прокатился портовый буксир "Силач", на мостике "Дианы" наступила гробовая тишина. Там никто просто не мог понять, куда, и с какого рожна понесло вдруг эту посудину. И ее сбрендившего командира.

   Командовал "Силачем" лейтенант Балк 2-й, старший двоюродный брат недавно ставшего лейтенантом Балка 3-го с "Варяга".

   Давно известно, что хорошие офицеры всех армий мира делятся на две группы: офицеры бывают идеальные для мирного времени и для войны. Причем переходы из группы в группу практически невозможны. Во времена долгого мира офицеры военного времени чахнут и хиреют. Их затирают по службе чистенькие, умеющие тянуть носок, навести порядок в казарме и красиво отрапортовать офицеры мирного времени. Их не любит начальство за излишнюю независимость и хулиганистость. Их поголовье неумолимо сокращается, несколько поддерживаясь только за счет притока недоигравших в детстве в войну мальчишек-романтиков.

   Зато когда начинается серьезная, большая война, естественный отбор начинает идти по совсем другим критериям. Неожиданно выясняется, что блестящий капитан может блистать только на паркете бального зала или светском рауте, а под огнем теряет не только блеск и лоск, но и голову.

   Тем временем, перед лицом вполне реального врага, а не достающего по мелочам начальства, задерганный выговорами за пьянство и хулиганские выходки лейтенант может неожиданно пустить свою неумную, бьющую через край на горе начальникам энергию в нужное русло.

   К чему это все написано? Просто лейтенант Сергей Захарович Балк 2-й, третий год "временно" командующий буксирным судном "Силач", и которого по цензу и выслуге еще более полугода назад должны были произвести в капитаны второго ранга, был не просто идеальным офицером военного времени. Он был уникумом. На "Силач" его "задвинули", буквально убрав с глаз долой Алексеева и надеясь, что на медленном буксире он, наконец, остепенится.

   Куда там! Вместо этого он внушил команде, что "экипаж военного буксира "Силач" должен фактически соответствовать названию корабля", и менее чем через год команда в охотку, под руководством и при активнийшем личном участии командира, жонглировала каждое утро пудовыми гирями. На верхней палубе буксира всегда были в наличии не только гири, но и штанги, тяжеленные цепи и прочие снаряды бодибилдеров начала прошлого века.

   Вскоре "силачи" дожонглировалась до того, что в кабаках Порт-Артура появилась новая традиция - на тех, кто с "Силача", меньше чем втроем на одного не нападать. А еще через полгода перестали задирать вообще, потому что обидчиков "силачи" находили всегда, а их командир никогда не выдавал членов команды для наказания, назависимо от того, что те натворили в городе.

   Подобно легендарному поручику Ржевскому, о нем слагали анекдоты, причем почти все они имели под собой реальную подоплеку. Он спасал утопающих, тиранил чиновников всех мастей и рангов, а иногда и "купал" наиболее зарвавшихся из них прямо в гавани, перебрасывая тех через борт на радость команде. Если надо было послать куда-либо невооруженный корабль - Балк всегда был тут как тут. Его буксир всегда и всюду поспевал, не раз попадая в переделки.

   В другой, нашей истории, перед сдачей крепости он прорвался из блокированного Порт-Артура на КАТЕРЕ, тогда, когда полноценные боевые корабли предпочитали не рисковать и самозатопиться. Перед этим он, в нарушение прямого приказа коменданта крепости, взорвал свой пароходик, чтобы тот не достался японцам.