Тени Предтеч - Виктор Алексеевич Козырев Страница 8

— Неправильно мыслишь, товарищ рядовой! — вмешался я. — «Астру» без фильтра, положено выдавать молодым, почему? Потому что, вы вечно голодные, а ей и накуришься, и наешься!

Мишаня снова заржал аки конь. Саша Костин сплюнул ещё раз, и потушил бычок.

— Кто в каптёрке? — спросил я у него, когда он начал выходить из проёма, бывшего нашей курилкой.

— Янис. В смысле рядовой Балодис, — отозвался он.

— Отлично, — сказал я. — Тогда докуриваем, и быстро в каптёрку, иначе Грибаидзе припрётся, тогда точно до наших нычек не доберёмся.

Костин не отреагировал на мои слова. Он слишком мало прослужил и не знал, местную солдатскую примету, что как только сержанты начинают вскрывать свои нычки, значит готовиться большая подлянка.

Я осторожно постучал в дверь каптёрки.

— Кто там? — раздался голос Яниса Балодиса, с лёгким, очень неуловимым акцентом.

— Русские оккупанты! — ответил беспардонный Мишаня, своими громовым голосом.

Я закатил глаза, и ткнул его локтем в бок. Железная дверь заскрипела, открылась и перед нами предстало разозлённое лицо Яниса. Его можно было понять. Из-за шести идиотов дурно отзываться обо всём народе, это реальное хамство и неуважение.

Сейчас уже многие забыли, но дело было вот в чём. В самом начале войны, в Риге, местные недобитые фашисты, выбежали на площадь с плакатиками «Лучше инопланетные оккупанты, чем русские». Они так недолго простояли, их начали избивать чуть ли не местные жители, а подоспевшая милиция по большому счёту спасла их от самосуда и расправы. После были выступления по Центральному Телевидению, деятелей латышской культуры, спортсменов и прочих, все осуждали это выступление. От них даже открестились эмигранты, а американцы промолчали, как и наши в аналогичных случаях в США. Но ложечки нашлись, а осадок остался. И у некоторых людей, преимущественно жителей провинции, таких как ефрейтор Филиппов, это иногда прорывалось.

— Извини Янис, — сказал я солдату и у того удивлённо вытянулось лицо. — Товарищ Филиппов иногда позволяет себе дурацкие шутки, не думая над тем, что это не смешно, а оскорбительно.

Мишаня мрачно промолчал, а я, чтобы не терять времени вошёл в каптёрку.

— За нычками? — спросил Балодис.

— За ними, за родными. А что?

— Грибаидзе полчаса назад прибегал, сказал, что скоро будет и чтобы я никого не пускал. Товарищ Кирьянов, что-то готовится?

— Угу, — пробормотал я, быстренько добираясь до наших с Мишаней запасов. — Спецоперация. Пока не говорят, где как и почему, но в течение суток, доведут до личного состава.

Глаза Яниса радостно загорелись. Салабон, что тут скажешь. Служит второй месяц, пороху ещё не нюхал, поэтому очень хочет побывать в бою, а ничего хорошего в этом нет. Нет, я-то отсиживаться не собираюсь, не для того я добровольцем пошёл. Но и радости мне это уже не доставляло.

Нычку искать долго не потребовалось, и вот наконец, я извлёк нас с Мишаней драгоценный запас. Четыре блока сигарет. Два — «Астра» с фильтром, один блок болгарских и ещё один американских. Широко жил партизан Боснюк, ничего не скажешь.

— Ладно, Янис, спасибо, — поблагодарил его я. — Мы пошли, и да ты бы сам как-то запасся. Не только сигареты…

Тот пробормотал что-то неразборчивое, а мы с Мишаней не стали его слушать, а поспешили к другим нычкам. Ничего, жизнь его научит делать запасы. Со снабжением в нашей рабоче-крестьянской армии всё в порядке, но вот только ситуации разные бывают. Не всегда оно успевает и тогда при себе лучше иметь небольшой запас, чтобы не было так грустно ждать, когда про нас вспомнят.

— Значит так, товарищ Филиппов, — начал я, официальным голосом, едва мы отошли подальше от каптёрки. — Ещё одна подобная выходка, и выговор по комсомольской линии тебе обеспечен.

Мишаня, парень нормальный. Но иногда его заносит так, что лучше одёргивать, а за те полгода, что мы сидели на базе, он как-то расслабился.

— Ну а чего такого-то?! — возмутился он.

— Ничего. Янис Балодис, комсомолец и твой боевой товарищ. И лично он осуждал выходку этих идиотов в Риге, как и вся его семья и ты не имеешь права делать намёки, приравнивая его к тем фашистам.

Мишаня сердито сверкнул глазами, но ничего не ответил. Я всё-таки надеялся, что его проймёт, и больше он мне неприятностей не доставит. А то ведь и правда придётся лепить выговор, а этого не хотелось бы.

— Не забывай, что ты скоро пойдёшь с ним в бой, и, возможно, он будет прикрывать тебе спину, — уже нормальным голосом объяснил я. — Понял?

— Понял, понял, — проворчал Мишаня, и тут нас догнал старший сержант Ираклий Грибаидзе.

Разговорившись, мы проглядели главную опасность. А Ираклий никуда не делся, просто сам метался по территории, партизанскими тропками. Грибаидзе был чем-то похож на Скрипача из фильма Кин-Дза-Дза, только был покрепче, и выглядел он более уверенным в себе.

— Кирьянов, у меня к тебе просьба, — акцента в голосе старшего сержанта почти не слышалась. — Собери к пяти часам личный состав в ленинской комнате, там Гриценко и Фролов будут ставить нам боевую задачу. Сам я сейчас не могу…

Он недоговорил и стало понятно, что у Грибаидзе инспекция его нычек.

— Так точно, — буркнул я, думая, успеем ли сами собрать свои скудные