Боярыня (СИ) - Брэйн Даниэль Страница 8

— Нет мор! — обозлилась Наталья. — Вон и дьяк с мороза пришел. Есть там моры, дьяк? Нет мор, а ну пошла! Придет пора матушке разрешаться, а ты все телиться будешь?

— А ну встань, боярыня Головина, — велел вдруг дьяк негромко, и Наталья оборвала ругань на полуслове. — Встань, встань, пройдись.

— Сдурел, истинно сдурел, — проворчала Наталья, поворачиваясь ко мне. — Что, матушка, изволишь исполнить или почивать пойдешь?

Последние два слова она выделила, я догадывалась, что неспроста. Она все еще загораживала меня, с непокрытой головой, от взгляда Воронина, и, сдвинув брови, корчила смурные рожи, мол, спать иди, боярыня глупая, но мне показалось, что и дьяк не просто так велел мне встать.

— Исполню, — тихо, почти неслышно сказала я и громче прибавила: — Подняться помоги мне.

— Ай, матушка, слушала бы ты меня, — проворчала Наталья, но перечить не стала. Привычно взяв под мышки, она поставила меня на ноги, покачала головой, схватила со стола какую-то недоделанную расшитую тряпку и накинула ее на меня. — Ну, пройди, раз решила.

Наталья смотрела недовольно, я же вспомнила темную тесную комнатку, в которой очнулась, и то, как осматривала ее и тело мужа. Рост у меня был невысокий, первый раз, когда я дотронулась до тела, я не наклонялась. Слабая я или нет, но технически нанести удар в шею могла и со своим животом — только встать сбоку…

Этот юный франт из сыскного приказа собирался убедиться в том же самом.

— Стой, — на резком выдохе проговорила я. — Стой. Руку дай. Кажется, началось.

Глава пятая

Я та еще притворщица. С кем поведешься, а у меня были отменные учителя — я видела работу корифеев, легенд сцены и съемочной площадки, тех, чьи имена заслуженно увековечены на Аллее Славы, и знали бы они, что их мастерство спасает мне сейчас жизнь, не меньше.

Вцепившись в руку подбежавшей Аниськи, я вполне натурально согнулась, схватилась за живот. Наталья поджала губы в сомнении, но среагировала, как я и рассчитывала:

— Ай, батюшка, пошел, пошел! — запричитала она, махая руками на остолбеневшего Воронина, который и сам уже не знал, куда деваться от стыда. — Пошел, государев человече, не твоего ума сие дело!

Я повисла на подоспевших девках и взвизгнула. Ни о каком актерстве речь не шла: я чуть сама не влезла в ловушку, которую мне подстроили, и страх у меня был отнюдь не наигранный. Иллюзий, что я буду гордо молчать в руках палача, я тоже не строила…

Возникла суета, Наталья отогнала от меня Аниську и с криком выпроводила ее за повитухой, девушки подняли меня на руки и куда-то понесли. Тряпка с головы свалилась — отношения с местными головными уборами не складываются, как ни старайся. То, что несли меня вперед ногами, поначалу смутило — я никогда не была приверженцем суеверий, но этот мир давал мне понять, что отделить байки от настоящего… колдовства? — будет непросто. Коридорчик, еще один, и меня бережно положили на кровать и принялись разоблачать от одежд.

— Стойте, — проговорила я, убедившись, что Воронин не пошел за нами. — Стойте же! Я не рожаю еще.

Девушка, которая кричала «Волки, волки!», однажды будет съедена. Но это потом.

— Но раздеться помогите?.. — слабо возмутилась я. Приказывать, беспомощно лежа на спине с раскинутыми ногами, не имея возможности ни повернуться, ни встать — для этого требуется особый навык. В эту эпоху им владели, возможно, все, а мне предстояло научиться.

Наталья разгонала столпившихся в растерянности девиц, со знанием дела сунула руку мне под юбки, ощупала меня как могла, убрала руку, поправила мое платье и выпрямилась.

— Рано, матушка, — успокоила она меня.

— Как раз очень вовремя, — не согласилась я со смешком, оглядывая свою опочивальню.

В европейских замках я видела разные покои: и огромные каменные казематы, где спали вповалку все, от герцогов до конюхов, и грелись друг о друга; и потрясающее изобретение стылого средневековья — кровати-шкафы со шторками или дверями, где спали хозяева и самые их доверенные слуги. Видела я и роскошные ложа более поздних эпох — широкие кровати под балдахинами, но никак не могла ожидать, что сама буду возлежать на такой же. В царских покоях на просторах родины кровати этих времен были намного короче…

Но я утопала в самой что ни на есть мягчайшей перине, на моем ложе могло разместиться человек пять, единственное, что раздражало, красный цвет, но я уже смирилась с тем, что вкупе с золотом он признак богатства и знатности. И было бы хуже, очутись я сейчас на соломе в холодных сенях, или где там спали невестки, самые бесправные из самых бесправных.

Меня усадили — ребенок толкнулся, и довольно сильно, я вскрикнула уже от неожиданности, Наталья заторопила девушек и сильно обеспокоила этим меня. Сначала меня освободили от обуви — это действительно были какие-то расшитые обмотки, не туфли и не сапожки, потом от длинного и тяжелого верхнего платья — Наталья, передавая его девкам, назвала его «душегреей», затем сняли еще одно платье — не так богато расшитое и не настолько тяжелое, зато с варварски длинными рукавами, и я осталась в одной рубахе. Наталья тут же опрокинула меня на спину и начала уверенно ощупывать мой живот.

— Ай, матушка, — с восторгом выдохнула она. — Ай, не сегодня-завтра ждем! Фроська, а ну сюда! — приказала она негромко, и одна из девушек — нет, женщин, поняла я, ее волосы убраны полностью под платок и скромный головной убор, — подошла и, повинуясь Наталье, тоже пощупала мой живот. Такое нарушение границ меня взбесило, но любопытство пересилило. — Ну? Ножки чуешь?

— Чую, кормилица, — кивнула Фроська.

— Вверху ножки стоят, — пояснила мне Наталья с невероятно довольной улыбкой. — Милостивая хранит, матушка. Даст она, от бремени разрешишься легко да славно.

Я, вспомнив, подняла руку. Вот так, без одежды, я могла бы с мужем расправиться без труда.

— Что, матушка?

— Милостивую мне дай, — потребовала я. — Со мной будет.

К тому, что при любом распоряжении возникает суматоха, я притерпелась моментально. С чем это было связано, меня волновало мало, я сказала себе, что нервировать меня это не должно. Наталья передала мне фигурку медведицы, и я аккуратно сжала ее в кулаке.

— Ай, матушка, дай мы тебя переложим, — предложила Наталья, и мне опять пришлось вытерпеть несколько неприятных минут с причитаниями, суетой и ахами. Зато потом я утонула в мягкой перине, накрытая тяжелым одеялом, и хотя лежать я могла только на спине…

А могла бы на соломе, осекла я себя.

В опочивальне тоже были мутные окна. Что-то светилось там, за ними, может, магия, может, северное сияние. В углах, подальше от моей кровати, трепыхались свечи в высоком напольном подсвечнике… у него должно быть название. Девицы, тихо щебеча, разошлись по углам, и, повернув голову, я увидела, что они укладываются спать вдоль стен на каких-то полатях — или лавках.

— Наталья?

— Ай, матушка? — отозвалась она. — Я приберусь да прослежу, чтобы все добро было. Ты вон девкам кричи, ежели что.

— Можно их отсюда убрать? Выгнать? Вон, — сбивчиво объяснила я. Мысль, что мне придется делить свою комнату с кучей людей, прогоняла сон начисто. Спальня боярыни похожа на хостел — да черта с два! — Я не хочу, чтобы они тут спали.

Наталья застыла надо мной изваянием. Скорее всего, ничего более необычного она от своей хозяйки не слышала никогда, а я потребовала что-то на уровне хорошо если не неприличного. А где спал боярин? Тоже здесь? И зачинала я свое дитя в присутствии всех этих…

О боже.

— Боярыня-матушка, — протянула Наталья. Я была непреклонна.

— Всех вон, — и, поманив ее, прибавила: — Может, одна из них моего мужа порешила. Вон.

Или сама Наталья, ухмыльнулась я, отправила моего супруга к Пятерым. Кто угодно, я и себя саму не исключала. Самое скверное…

Мой довод сработал. Наталья без малейшего смущения сдергивала девушек с лавок и толкала их к двери, они даже не роптали. Последней вышла Фроська, я заметила у нее небольшой животик и подумала — она тоже беременна. А Наталья, как ее назвали и Фроська, и Аниська, — кормилица. Только чья? Вряд ли моих падчериц или их малышей, стало быть, есть еще какие-то дети?..