Белая ферязь - Василий Павлович Щепетнёв Страница 8

Ручная работа сейчас и пригодилась.

— Ой, а это что?

На листе бумаги я набросал с полдюжины сцен.

— Это сказка, — я откашлялся. — Английская народная сказка. Жили-были на свете три поросёнка. Три брата. Все одинакового роста, кругленькие, розовые, с одинаковыми весёлыми хвостиками. Даже имена у них были похожи. Звали поросят Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. Всё лето они кувыркались в зелёной траве, грелись на солнышке, нежились в лужах, — начал я. Пластинку-то помню наизусть, и рассказывал, подражая и в ритме, и в интонациях тому большому артисту, что начитывал текст.

Полчаса мы прожили в сказке. А когда вернулись, Настя сказала:

— Хочу ещё!

Мария, та постарше, понимает:

— Это просто — волшебство!

— Народное творчество, — скромно сказал я. Хотел добавить «низменный жанр», но передумал. Потихоньку, потихоньку нужно знакомить сестричек с литературой, искусством, наукой и техникой.

Тут, наконец, вернулись наши. Немного продрогшие: холодный ветер, дождь… Один Papa весёлый: в офицерском собрании хочешь, не хочешь, а два-три бокала выпить нужно. Papa любит общество военных, и считает, что военные тоже его любят, что они преданы без лести. Может быть, может быть. Но, помнится, когда двое штатских явились к нему, Государю и Верховному Главнокомандующему, прямо в ставку, с требованием отречения, никто — никто! — не сказал «государь, прикажите повесить эту сволочь».

А должны были сказать.

Ладно, то будет после революции. Великой Октябрьской? Нет, кажется, февральской. О февральской революции мне бабушка книжек не давала. И о царской семье я знаю, нет, знал, куда меньше, чем о Семье Ульяновых. Был царь, вечно пьяненький слабовольный подкаблучник, была немка-царица, были какие-то дети, Алексея и Анастасию ещё упоминают, а остальных редко.

Теперь-то я знаю больше. Papa вовсе не подкаблучник, просто за детей отвечает жена, так здесь и сейчас принято. Выпивает бокал вина, ежедневно, за обедом — за исключением постов, а постов здесь преизрядно. Но в бокале вина — небольшом, и налитом не доверху, граммов восемьдесят, — врачи и в двадцать первом веке беды не видят. Сестры живут скромно, у любой девчонки «среднего класса» двадцать первого века нарядов побольше будет.

Знаю больше, а узнаю ещё больше. Со временем.

Я медленно засыпал в своей царской постели в своем царском купе. За царским окном царского поезда проплывала царская Россия. Огромная. Разная. Сейчас спящая в ночи.

Если вам дороги жизнь и рассудок, не будите спящую Россию!

Пусть Россия немножко поспит.

«Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк!»

Глава 4

Попытка спасения полярной экспедиции Георгия Седова — одна из линий «Белой Ферязи». Для тех, кого интересует, что происходило в Реальной Истории я помещаю этот материал, впервые опубликованный в 2009 году в журнале «Компьютерра».

Кому же это не очень интересно — смело могут пролистнуть. В романе история пойдет другой тропинкой.

Попытка Подвига

Что есть подвиг? Какова цена подвига? Чем можно платить за подвиг?

Вопросы задавать легко, отвечать на них сложнее, особенно если общество подсказок и намеков не дает. Или дает, но кажется, что подсказки те не вполне верные. Когда есть директивные указания партии ли, правительства или господствующего образа мыслей — другое дело, но время директивных указаний еще не пришло. Вот и делай, что хочешь, делай, но помни — держать ответ за свой ответ придется тебе и больше никому.

Легко открыть словарь и посмотреть: «Подвиг есть деяние во благо людей, сопряженное с риском для благополучия, здоровья и самой жизни сие деяние свершающего». Но другой словарь даст другое определение подвига, а третий — третье. Политические, религиозные, классовые и расовые факторы вносят поправки порой самые противоположные, и если вчера за совершенное деяние награждали, то завтра вполне могут за то же самое покарать. И наоборот.

Потому отвечать на вопросы я не буду. Просто рассмотрю случай, произошедший сто с лишним лет тому назад. О нем слышали многие, но лишь в общих чертах. Истина же, как и дьявол — в деталях.

Одна из самых трагических страниц в истории полярных путешествий — это полюсная экспедиция Георгия Седова. В литературе, посвященной русским исследователям, Седову отводится особая роль, роль человека, бросившего вызов обстоятельствам и отдавшего своей цели самую жизнь. Героизм полярников ярок и несомненен, но именно яркость слепит и мешает рассмотреть пристально, каковы же причины, приведшие экспедицию к ее трагическому исходу. Только ли равнодушие царского правительства, как принято считать в отечественной историографии советского периода?

Личность Георгия Яковлевича Седова привлекательна и колоритна. Такие натуры являются миру для того, чтобы показать — всему есть место в этой жизни, даже тому, что в романах выглядит неправдоподобной выдумкой. Но жизнь богаче романа.

Обреченный, казалось бы, на беспросветную нужду уже тем, что родился в бедняцкой многодетной семье, Седов сызмальства и гусей пас, и побирался, и голодал. Лишь в четырнадцать лет Седов переступил порог церковно-приходской школы — до той поры он оставался неграмотным!

Но целеустремленность, настойчивость, энергичность, умение добиваться задуманного сделали чудо: десять лет спустя Седов произведен в поручики по Адмиралтейству и направлен в Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана, где вскоре становится помощником начальника экспедиции. Отзывы руководства о нем самые лестные: « Всегда, когда надо было найти кого-нибудь для исполнения трудного и ответственного дела, сопряженного иногда с немалой опасностью, мой выбор падал на него, и он исполнял эти поручения с полной энергией, необходимой осторожностью и знанием дела» — пишет непосредственный начальник Седова генерал А. И. Варнек. Запомним этот отзыв.

В русско-японскую войну Седов достойно командовал миноноской на Дальнем Востоке, а по окончании войны вернулся в экспедиционную службу Адмиралтейства, исследовал Каспий, Колыму, Новую Землю.

Именно после картографирования Новой Земли, по свидетельству жены Седова, В. Май-Маевской, Седов начал постоянно говорить об экспедиции на Северный Полюс. Говорить со знакомыми, сослуживцами, журналистами. Одновременно с этим он пытался убедить начальство о необходимости того, чтобы Северный Полюс открыли именно русские люди. Но начальство сочло, что России более необходимы точные карты Каспия, и его вновь отослали на Юг.

Скандальный спор между Робертом Пири и Фредериком Куком о приоритете открытия Северного Полюса повлек новый всплеск интереса