Борис Сапожников - Наука побеждать Страница 86

Да и не нужно было. Нам оставалось только ждать, когда захлопнется ловушка, расставленная нашим командованием. Вся усадьба Бычий след была одной большой мышеловкой, дверца которой должна была вот-вот захлопнуться. Знаком служил спущенный над усадьбой флаг. Мы этого сделать не успели, однако британцы навряд ли оставят висеть вражеское полотнище. Так оно и вышло.

Залпов пушек, открывших огонь по усадьбе, мы, конечно, не различили в общей канонаде, равно как и свист снарядов, обрушившихся на головы драгун. Полые снаряды, наполненные мушкетными пулями, изобретение британского лейтенанта Генри Шрапнеля, было быстро перенято многими армиями Европы. Французской в том числе. И сейчас они летели в соотечественников лейтенанта. Они взрывались где-то на уровне груди всадника, рассыпая вокруг веер мушкетных пуль. Свинцовые шарики с чавкающим звуком врезались в тела драгун и их коней, разрывая несчастных людей и животных на куски. Артиллерия била по пристрелянным заранее ориентирам, что обеспечивало убийственную эффективность обстрела.

— От окон! — скомандовал я. — Прочь от окон!

Я слышал, как пули бились в стены домов, по которым побежали трещины. Казалось, строения готовы развалиться, рухнув нам на головы. Но крики убиваемых драгун и их коней заставляли нас буквально молиться на эту ненадёжную защиту из глины и дерева.

Если может человек увидеть ад на земле, то, наверное, он должен выглядеть именно таким, каким предстал нам, вышедшим из домов. Трупы людей и лошадей, разорванных на куски пулями шрапнели, раненые и изуродованные драгуны и лёгкие кавалеристы, они буквально устилали землю внутри усадьбы и неподалёку от неё. Солдаты и унтера опускались на колени, прямо в кровавую грязь и, даже те, кто был не особенно рьяно верующим, крестились и шептали молитвы, многих рвало. Сейчас они были не войском, ротами и взводами, а толпой насмерть перепуганных людей, и надо было срочно превращать их обратно в часть армии.

— Чего встали?! — закричал я на солдат. — Бой ещё не кончен! Там! — Я наугад ткнул куда-то влево, в сторону сражения. — Наши братья, русские и французские солдаты, дерутся с британцами! Они рассчитывают на нас! Мы должны вести огонь с фланга! Вперёд! — Я едва голос не сорвал, пытаясь докричаться до ошалевших от крови солдат.

И тут последний уцелевший барабанщик нашей роты заиграл бой для сбора. Привычный сигнал вывел солдат из ступора. Они подскакивали с колен, перехватывали мушкеты.

— Стрелки, на стены! — уже увереннее начал командовать я, повторяя приказы на французском. — Обстреливать фланг противника! Гренадеры, трупы своих отнести за дома, врагов и лошадей, к воротам! Кмит, Ефимов, Роговцев, не спать! Раненые, кто может, помочь гренадерам!

— Господин офицер, — обратился ко мне вольтижёр с повязками, закрывающими грудь и живот, — вас капитан Люка к себе зовёт.

— Что с ним? — спросил я у солдата, шагая вслед за ним к дому, где укрылся, как я успел заметить, Люка.

— Перед самым домом его драгун успел палашом достать, — мрачно ответил вольтижёр, — он сначала держался, а как снаряды шрапнельные падать начали, упал и уже не встал больше. Доктора говорят, кончается он, вас зовёт.

В доме, превращённом в полевой госпиталь, было нечем дышать. Ступать надо было осторожно, чтобы не наступить на раненого или труп. Воздух, казалось, был просто пропитан кровью. Вольтижёр подвёл меня к постели, на которой лежал капитан Люка. Бинты на его груди побурели от крови.

— Успел, всё же, — хриплым, каким-то не своим, голосом произнёс он. — Это хорошо. Принимайте командование, Суворов.

— В чём дело? — удивился я. — У вас офицеров в роте не осталось, что ли?

— Нет, — качнул головой, изобразив отрицание, Люка. — Первого лейтенанта убило под Бургосом… Второй сгинул, умер от лихорадки во время марша… Сержанты оставались, справлялись нормально… Но нужен офицер. Ты, Суворов, старший офицер сейчас. Принимай командование моими вольтижёрами.

— Есть, — ответил я, коротко козырнув.

Люка закрыл глаза, грудь его опустилась и больше не поднялась.

— Значит, теперь вы наш командир, господин… — замялся вольтижёр.

— Первый лейтенант, — сообщил я ему своё звание. — Первый лейтенант Суворов.

— Какие будут приказания? — спросил вольтижёр.

Я понял, что уже отдал все приказания, какие надо было, ничуть не смутившись отсутствием капитана Люка. И потому сейчас мне нечего было сказать вольтижёру, но сказать что-то было жизненно необходимо.

— Собирайте патроны у убитых солдат, скоро у нас каждый заряд будет на счету.

— Есть, — ответил солдат, поспешив покинуть госпитальный дом.

Я не отстал от него.

На улице меня ждали сапёры во главе с бородатым офицером, и двое раненых стрелков, которых я отправил за ними.

— Вы вовремя, господа, — мрачно усмехнулся я. — Как нельзя вовремя.

— Если вы не нуждаетесь в наших услугах, — ответил сапёр, — мы вернёмся туда, где нужнее, чем вам.

— Нет, нет, — покачал головой я, — простите, я несколько ошарашен нынешней ситуацией.

— Так что вам нужно? — поинтересовался сапёр. — И извольте поскорей, у нас много работы на батареях.

— Укрепите баррикаду перед проёмом ворот кольями, — сказал я.

— Вы называете это баррикадой? — удивился сапёр, которому, судя по кровавым следам на бриджах, пришлось приложить усилия, чтобы перебраться через сваленные перед входом в усадьбу трупы.

— А как это называть? — пожал плечами я. — Не всё ли равно.

— В общем-то, да, — кивнул ко всему привыкший сапёр. — Но из-за вашей баррикады колья будут расположены слишком глубоко в крепости. Вас это устраивает?

— Поставьте рогатки, — попросил я, — чтобы с них можно было вести огонь.

— На римский манер? — уточнил сапёр. — Сделаем.

— Voltigeurs, — обернулся я солдатам, стоящим на стрелковой галерее, однако без приказа офицера огня не открывавшим, — ваш капитан ранен и передал командование мне. — Чтобы ещё сильней не опускать их боевой дух, я не стал говорить, что Люка умер. — Я от его имени приказываю вам, солдаты, открыть огонь!

— Feu! — скомандовали сержанты вольтижеров, и солдаты нажали на спусковые крючки мушкетов.

— Огонь! — поддержал их Ефимов — и рявкнули трофейные штуцера.

— Стрелять повзводно, — продолжал командовать я. — Прежним порядком. Сначала мои стрелки, затем вольтижёры.

— Есть! — ответил Ефимов.

— Bien! — поддержали французские сержанты.

Затрещали выстрелы — на фланг британцев обрушился град пуль. Весьма редкий, надо сказать, однако он изрядно беспокоил врагов. Особенно выстрелы штуцеров, бивших из-за нарезки дальше и мощней. Фланговый огонь — всегда неприятен, а когда до засевших на фланге нельзя добраться, то вдвойне. Сапёры сделали своё дело, но из усадьбы уйти не успели. Под напором британцев линия наших войск откатилась на полдесятка шагов, и наша усадьба оказалась выдвинутой вперёд. Как мой гренадерский взвод под Бургосом, и нас решили уничтожить, сровняв фронт.

Атаковать нас кавалерией, зная о пристрелянных ориентирах, британцы не стали. Вместо этого подошла лёгкая пехота. Две роты красномундирных солдат выстроились в двадцати пяти саженях от нас. Первая шеренга опустилась на колено, вторая подняла мушкеты над их киверами.

— Гренадеры, в одну шеренгу стройсь! — скомандовал я. — За рогатками, на колено становись! Залповый огонь! Кмит, командуйте!

Я обернулся к сапёрам.

— Господа, — сказал я им, — вам лучше отступить вглубь усадьбы.

— Peau de balle! — ответил француз. — Мы такие же солдаты, как и вы. У нас есть ружья, и всех нас учили стрелять. Раз уже мы не можем приносить пользу своими топорами, значит, принесём её своими ружьями. Можете рассчитывать на нас, первый лейтенант.

— Отлично, — кивнул я. У меня каждый солдат был на счету, сапёры лишними не будут. — Становитесь в шеренгу с гренадерами.

Заметивший какие-то перестроения в усадьбе офицер противника промедлил с приказом стрелять. Ему явно было интересно, что это мы делаем, и отчего сапёры становятся в шеренгу рядом с гренадерами.

— Огонь! — скомандовал Кмит, опережая британского офицера.

Наш залп на фоне ответного — британцев прозвучал как-то даже несерьёзно. Нас набралось бы едва на взвод, а нам противостояли два роты. Однако нас защищали трупы и рогатки. Целящиеся как можно ниже лёгкие пехотинцы часто попадали в людские и лошадиные тела, сваленные перед проходом, пули выбивали из них фонтанчики крови. Зато моим гренадерам и сапёрами было очень удобно стрелять в британцев, красномундирники были у нас как на ладони.

Я и сам присел за рогаткой, взяв у Кмита «Гастинн-Ренетт», и стрелял по британцам. Попасть из драгунского пистолета в кого-либо с двадцати пяти саженей было практически невозможно, а я не собирался тратить боеприпасы попусту. Надо сказать, что боеприпасами у нас было очень туго, они попросту подходили к концу. И если у гренадер патроны ещё оставались, стреляли они всего несколько раз за этот бой, то у стрелков и вольтижёров ситуация была куда сложней. Даже с учётом взятых у убитых боеприпасов и того пороха, что мы взяли у драгун, а также пуль более мелкого калибра, которыми тоже можно стрелять, если забить пыж поплотней, их было очень мало. Смертельно мало.