Алексей Борисов - Смоленское направление Страница 9

На суд Ильича не вызвали, судить было некого. Главарь сбежал из поруба, а двое подельников скончались на дыбе при допросе. Беда, как обычно, не приходит одна, лавку стали обходить стороной. С чьей-то подачи, товар Пахома стали называть дьявольским. Купец поначалу решил, что это происки завистливых конкурентов, однако мысль эту отбросил. У монополиста нет конкурентов, есть только недоброжелатели. Для их выяснения был отправлен Евстафий, брат жены Ильича. Подающий надежды на торговом поприще родственничек обладал даром моментально оценивать ситуацию и извлекать выгоду из сложившихся обстоятельств. Был незаменим в щекотливых делах, и если б не прокол с чудо-лодкой, то вообще не имел бы нареканий. Будучи в Бирке, сумел пустить слух о караване с медью, который вот-вот придёт, после чего Пахом скупился так, что утроил свой капитал в Новгороде.

Через день Евстафий доложился о проделанной работе. Воду мутил настоятель церкви Михаила Архангела, той, что была построена ещё при Давыде Ростиславиче. Пахом решил не откладывать дело до завтра и отплыв по реке на пару вёрст, связался по рации со мной. Решались сразу два вопроса. Первый – это поп с обрядом освящения строительства крепости во избежание нехороших слухов, второй – получение поддержки церкви в торговых делах. Выслушав рассказ купца о его приключениях, договорились о встрече на реке. Чудо механической мысли в виде швейной машинки с запасом ниток перекочевало в резиновую лодку. Отцепив от цепочки золотой крестик, намазал клеем, прижал к корпусу, теперь всё богоугодно.

Восемь вечера, мы идём по реке. Савелий научился управлять лодкой, теперь есть возможность прокатиться в качестве пассажира. Не удержался и опустил ладонь в реку, на шлюпочной стажировке это называлось 'пустить леща'. Мелочь, но воспоминание о юности обрадовало меня. Много лет назад, в Севастополе, на первом курсе военного училища мы старательно гребли на шестивёсельном яле, а рулевой мичман рассказывал о флотских традициях; гребец, сломавший весло у основания рукояти получал отпуск домой. Конечно, мысли были о доме, и мы гребли с удвоенной силой втайне мечтая переломить весло. Боже, как давно это было, где теперь страна, которой давал присягу? А может название страны никогда и не менялось, есть Русь, она никуда не делась. Клятва, данная СССР равна присяге данной Руси. Что ж, я буду защищать Родину, в каком бы времени она не находилась, во имя памяти деда, сгоревшего в танке под Брестом, во имя моих сокурсников, погибших на 'Курске', во имя женщин и детей, которые с надеждой смотрят на нас, на защитников Отечества.

Когда Пахом в четвёртый раз правильно заправил в шпульку нитку и вторую нить с катушки вдел в иголку, мы попрощались. Швейная машинка, в виде подарка настоятелю церкви, скорее всего, перейдёт в хозяйство жены священнослужителя. Через год, от работы или сломается игла, или несмазанный механизм заклинит. При ремонте её сломают окончательно, а к тому времени меня уже тут не будет. Впереди были более насущные дела, даже строительство крепости стояло на втором месте. Орда, хозяйничавшая на Руси, приближалась к Смоленску, крупный торговый город был, несомненно, обозначен на картах. Значит, передовой отряд разведки кочевников уже сейчас отмечает места переправы, высылает шпионов, пытает местных жителей, вербуя проводников. Составляя план действий, пока в голове, мы добрались до базы.

Ночь Пахом провёл беспокойно, во сне ему являлся красномордый мужик в сапогах, поразительно похожий на настоятеля церкви Михаила Архангела. Снимал обувь и перематывал портянки. Вместо ступней у гостя были копыта. Второй сон был ещё хуже: сбежавший киевлянин предстал перед купцом в чалме и с саблей, размахивал оружием, грозился вспороть живот, утопить ладью и забрать подзорную трубу. Голова татя была выбрита, одного уха не было, на груди сверкала золотая бляха.

– Господи, спаси и сохрани. – Ильич перекрестился несколько раз, посмотрел по сторонам, образа не обнаружил, испил воды и вышел во двор. Присниться же такое, врагу не пожелаешь. А батюшка-то, с копытами, как такое возможно?

– Евстафий! – Позвал Пахом своего приказчика. Помощник спал, прислонивши голову к мешку, в котором лежала швейная машина. Выполняя наказ Ильича беречь подношение пуще своего глаза, не расставался с ценным грузом, так и уснул в обнимку. Что снилось братцу жены купца осталось для Пахома тайной, но пережитый страх надо было на ком-то выместить.

– А ну вставай, пёс. Я ужо на ногах, а ты всё дрыхнешь. Собирайся живо, к настоятелю пойдём, будь оно всё неладно.

-Не сплю, не сплю, Пахом Ильич. Мешок стерегу, всю ночь глаз не сомкнул. Как почивать изволили? – Лучше бы Евстафий и не спрашивал, купец заново вспомнил пережитый сон, по лицу пошли красные пятна, замахнулся ногой, желая пнуть приказчика, но не рассчитал спросонья и, промахнувшись, упал на пятую точку. Евстафия как ветром сдуло, схватив мешок, он отбежал к двери, замер, поискал глазами укрытие, куда ж спрятаться? Босиком бегать по двору было несподручно, а пострадать от ног Ильича не хотелось и вовсе.

-Прости Евстафий, не с той ноги встал. Сон бесовский мне приснился, тать киевский во сне приходил, жизни обещал лишить.

– То бывает Пахом Ильич, сплюнь через левое плечо, да свечку в храме поставь. – Совет был дельным, а главное легко исполнимым, поплевав три раза, купец отправился завтракать, обдумывая на ходу, какие слова сказать настоятелю, дабы прекратились слухи о дьявольском товаре.

Солнце стояло в зените, дежуривший при лавке монах Иннокентий, освящал крестом каждого покупателя, попутно попивая холодный квас из собственного стеклянного стакана. Отрешённым взглядом поглядывал на церковную кружку, в которой иногда позвякивал кусочек меди, брошенный очередным горожанином.

– Так что это за войско такое, что струг с разбойниками побило? – Монах спрашивал с почтением, словно ученик у преподавателя, хвалил сообразительность Евстафия, ставя его много выше хозяина. Мол, и умён и находчив, красотой бог наделил, девки так и сохнут, небось, а речь ведёт, так и проповеди не читают. И прожженный приказчик поплыл, забыв, как сам таким же образом убалтывал клиентов на покупку никчёмного товара.

– Войско то называется отряд 'Меркурий', руководит боярин Лексей, сотник Савелий у него в ближниках. Сильны дюже, татей полупили, глазом моргнуть не успел. Полсотни татей было, грохот, треск, а как глаза открыл, то они уже на ладье нашей.

– Кто на ладье, тати?

– Не, 'Меркурьевцы', лихих людишек к тому времени ужо в реку скинули, а воевода их к Пахому Ильичу подошёл и лыбится так, словно комара назойливого прихлопнул, а не людей жизни лишил. Пожелал счастливого пути, прыг в свою лодку и был таков.

– И сколько было 'Меркурьевцев', тоже полсотни? – Иннокентий задал вопрос и в то же время как бы усомнился в правдивости рассказчика.

– Пятеро их было, бронь оранжева, шеломы зелёные, с самострелами, злые как черти.

В это время в лавку зашёл покупатель, и приказчик стал заниматься своими непосредственными делами, пополняя казну Пахома Ильича, помня о собственном наваре, но напрочь забыв о разговоре с монахом.

Вечером того же дня, Иннокентий докладывал настоятелю о количестве проданного товара, денежных потоках и появившемся ниоткуда грозном отряде 'Меркурий', воины которого в незнакомой экипировке играючи разделались со стругом пиратов, не проявив алчности, спасая купца.

– Интересно, пусть людишки одноухого разнюхают там всё. А ежели удача будет сопутствовать, то нехай разорят гнездо бесовское. Негоже нам иметь глаза лишние в том месте, сам знаешь, кого ждём, иди с богом. – Настоятель перекрестил спину монаха, скорее по инерции, чем из чувства долга, поправил рясу и пошёл по направлению к подвалу, где сидел Пахом Ильич, обучая тощего служку премудростям работы швейной машинки.

Новгородец оказался в щекотливой ситуации. С одной стороны после щедро проплаченного молебна, во славие торгового начинания Пахома Ильича, механического подарка, оцененного купцом в четверть пуда золота, он получил благословление своих трудов и какого-то попа в свою лавку, который должен был своим видом показывать, что бесов в товаре нет. С другой стороны купец должен был показать, как работает механизм, и научить им пользоваться. Вот в этом и была загвоздка, данный в обучение двенадцатилетний служка при церкви был очень трудолюбив, но абсолютно бестолков. Ильич стал раздражителен, служка постоянно прерывался на молитвы, отвлекался во время объяснения, шпулька с ниткой из рук подростка выскользнула и закатилась в щель, между кирпичами, которую в затемнённом помещении и найти сложно, не то, что достать. Уйти Пахом не мог, слово данное настоятелю, обучить подростка держало его на месте. Один раз принесли поесть, купцу было на один зуб. Голод, придурок, молившийся на коленях в углу – всё бесило купца, Ильич даже хотел поколотить тощего, но в стенах храма не рискнул. Невдомёк ему было, что столь искусно разыгранный спектакль с полоумным служкой имел задачу довести психику Новгородца до белого каления.