Алексей Волков - Командор Петра Великого Страница 9

Меншиков первым прошел во двор. Хозяин явно не знал: снимать перед неожиданными гостями потертый треух или не стоит? По одежде – люди не простые, но непростые пешком не путешествуют. Поди разбери.

Разобрался крестьянин вряд ли, однако шапку на всякий случай снял. Вдруг заедут по шее со словами, мол, не по чину встречаешь? Так лучше перестараться на всякий случай.

– Пусти в дом, хозяин, – не столько попросил, сколько потребовал Алексашка. – Холодно, собака!

Если во время полета и похода через лес бразды руководства как-то незаметно взял на себя Командор, то здесь они сразу перешли к Меншикову. Кабанов не возражал. Все равно при общении с обывателями он не был настолько своим, как верный сподвижник Петра. Тот сразу умел взять нужный тон, да и сама речь изобличала в нем человека своего, русского, в то время, как насчет Сергея могли возникнуть сомнения. Ничем серьезным это не грозило, только и несерьезного не хотелось. И вообще, оно все надо? Чье это царство?

Ладно. Царям по штату в подобных случаях делать ничего не полагается. Но Меншиков через какое-то время должен будет стать вторым лицом в государстве. Пусть отрабатывает грядущий пост.

Вблизи изба уже не выглядела добротной. Замшелая, словно вросшая в землю, бревна потемнели от времени. Только радость, что топится не по-черному. Хоть глаза слезиться от дыма не будут.

Внутри было темновато. Пахло крепко. С непривычки голова могла пойти бы кругом. Только запахи еще господствовали в мире, причем большей частью неприятные, и потому воспринимались несколько полегче, чем в родные времена Кабанова.

Алексашка первым привычно сдернул с головы треуголку и перекрестился на красный угол. Следом – Петр. И уж последним Командор. В Бога бывший десантник уверовать так и не смог, но местные обычаи чтил. Разве что исповеди избегал. Правду не расскажешь. Врать же – какая это тогда, к черту, исповедь?

– Замаялись! – выдохнул Алексашка, устало садясь на лавку.

Помимо гостей в избе находилась целая куча (сразу и не пересчитаешь) ребятишек возраста от грудного до девчушки лет тринадцати. А в придачу к ним – три женщины. Одна – явно жена хозяина, две другие по возрасту могли быть невестками. Или дочерьми. И только взрослых мужчин не было видно.

– Один, что ли, живешь? – спросил Меншиков, игнорируя присутствие слабого пола. И то, на деревне без мужских рук – гибель. Хотя и без женских трудновато.

– Почему один? – Крестьянин сел напротив путешественников. – Два сына есть. Но одного канаву рыть какую-то забрали. А второго – корабли строить.

Сказано было без эмоций. Хочешь, проникнись несправедливостью бояр, лишивших хозяйство рабочих рук. А нет – никого тут не осуждали. Кто мы такие, чтоб власти судить?

– Сам-то чьих? – встрял в разговор Петр.

– Астаховы мы. Но барина как забрали воевать под Азов, еще в первый раз, так по сию пору всё в войске. Мы его, почитай, не видели. Вы тоже служивые али как?

Никаких знаков различия на мундирах еще не существовало. Разве что пуговицы у офицеров были позолоченные. А так с виду простой солдат практически ничем не отличался от командира. И где уж было крестьянину понять, кто в данный момент перед ним: начальник или обыкновенный рядовой?

– Астахов? Федька, что ли? Преображенец? Еще за штурм сержанта недавно получил, – просиял Петр.

Своих он знал практически всех. Не так много их пока было.

– Не знаю, кто, преображенец аль семеновец, но кличут Федькой, – пожал плечами хозяин.

Ему тоже стало чуть легче. Раз общие знакомые нашлись, пусть знакомый – это твой барин, то уже гости не совсем чужие люди.

– Тебя-то как звать? – полюбопытствовал Меншиков.

– Иваном.

– Послушай, Иван, покорми. Видишь, служба куда загнала? С утра маковой росинки во рту не было, – продолжил Алексашка.

Крестьянин немного замялся. Видно, с припасами обстояло не слишком благополучно. Такая орава, а тут помощников забрали. Хорошо, если до весны вернутся. А если нет? Как одному управляться?

– Мы заплатим, – подал голос Сергей, а про себя подумал, что надо будет поговорить с царем и об этом.

Что простому мужику до тонкостей государственной политики, до войн и насущных необходимостей? Ему бы какой-нибудь достаток да покой. Чтобы не считать каждый кусок хлеба, а в супе видеть мясо. Легко говорить о народной дремучести и косности. Гораздо труднее сделать что-нибудь. Тем более понять: государство – это вот эти Иваны. И думать надо о них. А не использовать в качестве расходного материала. Будут они жить хорошо, и уже Европа потянется сюда, а не мы в Европу. Там ведь тоже ничего хорошего нет.

Подействовало христианское гостеприимство или обещанная плата, однако на столе довольно быстро появился горшок постных щей, а на второе – тушеная репа.

Дети смотрели на еду откровенно голодными глазами, словно перед ними были особо изысканные деликатесы.

– Сейчас в России появился новый овощ – картофель. – Репу Кабанов не любил, картошку же здесь пока еще не сажали. – Вот где господская пища! По-вкуснее и посытнее репы будет.

Петр с интересом прислушивался к разговору. Сам-то он картофель ел у своих приятелей с Кукуя, а вот завести его в России пока не думал. И сомневался, удастся ли это.

– Дорогой, вестимо? – спросил Иван.

Раз господская еда, то вкуснее должна быть по определению.

– Не слишком. Его главное первый раз посадить. А там что-то оставлять на семена, что-то – есть. Погоди, пришлю тебе немного. – Сергей помнил про картофельные бунты и с иронией подумал, что избежать их – плевое дело. Тут важно заинтересовать людей, и тогда никакой силы не потребуется. Оценят – сами просить будут.

– А ты хват, – тихо шепнул ему Петр. – Думаешь, устроить все как в Европе?

Для него Европа была синонимом всего передового. Некий рай с молочными реками и кисельными берегами. Парадиз, в котором хотелось бы жить, но угораздило родиться в глухой и отсталой стране. Теперь тащи ее за волосы в светлую даль.

– Там тоже далеко не так хорошо, как кажется, – шепнул в ответ Командор. – Не знаю про Германию, но во Франции или в Англии простой люд живет не лучше нашего. Только зимы теплее.

К немалому огорчению царя и к тайной радости Командора, выпивки у Ивана не нашлось. Спорить же при мужике, пусть и хозяине, царь не стал. Не хотел открывать инкогнито. Бухнется крестьянин в ноги, много ли с того радости?

– Иван, усадьба далеко? – спросил Петр, откладывая ложку.

– Дак, верст с пяток будет. Там у Астахова еще одна деревенька есть, а при ней и дом его стоит.

– Тогда запрягай сани. Погостили, пора и честь знать, – против воли в голосе Петра появились привычные приказные нотки.

– Возьми за обед и труды, – добавил Сергей, выкладывая на стол горсть медной мелочи. Целое состояние по нынешним меркам.

Скуповатый по натуре Петр посмотрел на денежку не без алчности, словно хотел забрать ее себе. Но уже как-то неудобно было. Да и крестьянин монеты подхватил, тут же спрятал куда-то, пока гости не передумали.

Довольный мужик ушел во двор и через какое-то время вернулся с долгожданной фразой:

– Готово. Могем ехать.

– Славно, – первым поднялся царь. Ему уже стало надоедать затянувшееся приключение и хотелось поскорее убраться из переполненной избы в привычную обстановку.

Лошадь у Ивана на поверку оказалась старой клячей. Но в санях лежало сено, можно было удобно устроиться в нем. Ведь все равно: плохо ехать гораздо лучше, чем хорошо идти.

Не успели отъехать, как Петр задремал. Сказалась полубессонная ночь, пешая прогулка, нервотрепка. А тут спокойно, плечо Меншикова под боком. Пять верст на санях – не расстояние. Надвинул треуголку на лицо, поднял воротник, так что даже усы наружу не торчали.

Меншиков тоже заснул. При этом он стал похож на ребенка, безмятежного, беззащитного, еще ничего не знающего об окружающем мире. Все мы во сне выглядим иначе.

Сергей тоже чувствовал, как погружается в дрему. Тихонько поскрипывали полозья, покачивались на многочисленных колдобинах сани, уплывали назад вековые деревья по сторонам. Бескрайние просторы без начала и конца…

– Щас будет перепутье, а там и усадьба рядом, – вторгся в сознание голос возницы.

Командор заставил себя встрепенуться. Он чувствовал ответственность перед спутниками хотя бы потому, что был косвенно виноват в случившемся. Не надо было поддаваться подвыпившей компании и запускать шар. Еще хорошо, что обошлось.

Донесшийся шум окончательно прогнал остатки дремы. По другой дороге наперерез путникам двигалась целая кавалькада. Трое саней с дюжиной мужчин да верхами шестеро. Причем у верховых на боку висели сабли.

Обычные путешественники или поисковая партия? Должны же искать царя повсюду! Только для посланных на розыски одеты уж больно разнообразно. Ни на одном нет мундиров, хотя по идее…

К перекрестку подошли практически одновременно. Дорога оказалась перегороженной остановившейся кавалькадой. Один из всадников, хорошо одетый, нагловатый, подскочил к саням: