Андрей Ерпылев - Имперский рубеж Страница 9

Приказчик молниеносно передернул затвор, демонстрируя, что магазин пистолета пуст, со звонким щелчком вернул его, застывший в крайней точке, на место и, с учтивым поклоном, протянул рукоятью вперед Бежецкому.

— Позволите пояснить чуть-чуть? Обойма на десять патронов трехлинейного калибра, регулируемая накладка на рукояти, утяжелитель ствола в комплекте…

Пистолет с каждой минутой нравился корнету все больше. Сидел он в его пока еще не слишком мощной ладони как влитой — не чета монструозному «токареву», создававшемуся, вероятно, под стандарты Ильи Муромца — даже без патентованных регулируемых накладок. По весу был — самое то, да и не дамская игрушка — десять трехлинейных «маслят» — не шутка. Поэтому, еще не дослушав разливающегося соловьем продавца, он решил, что не расстанется с этим «браунингом». Тем более что в семизначном заводском номере присутствовали две шестерки кряду — его, Сашин, год рождения! Счастливый знак.

— И сколько это будет стоить? — внутренне обмирая, поинтересовался юноша, пытаясь припомнить, какой наличностью располагает.

И не зря — торгаш тут же выдал трехзначную сумму, равную нескольким месячным жалованьям корнета.

— Но для вас, — поспешил он добавить, чутко отреагировав на то, как изменилось лицо офицера, — мы, во-первых, сделаем скидку, а во-вторых, требуемую сумму вы можете выплатить в рассрочку. Гражданским мы кредит обычно не предоставляем, — подмигнул шельма покупателю. — Мало ли для какой надобности им оружие? Может, и нужно-то на один раз… Поэтому — только наличными и полностью. А офицеру… Тем более такому, как вы, только начинающему блестящую карьеру… Одним словом, первоначальный взнос — пятьдесят рубликов, номер банковского счета, ваша собственноручная подпись вот тут и вот тут… Отлично!.. И можете забирать.

Имеющихся в бумажнике Александра купюр и монет хватило не только на первоначальный взнос, но и на новенькую, пахнущую кожей кобуру, коробку патронов и еще несколько необходимых штучек вроде набора для ухода за оружием, пары запасных обойм и некоторых других важных мелочей. Единственное, от чего он отказался, так это от руководства «Мой первый пистолет» толщиной в кирпич. Да приказчик не особенно и настаивал — все-таки не выпускнице института благородных девиц оружие продал.

Зато, выйдя из дверей магазина с пестрой картонной коробкой под мышкой, офицер уже не чувствовал себя огорошенным пыльным мешком из-за угла. И пасмурный питерский день как будто просветлел, и дома по сторонам улицы уже не сливались в серо-желтые унылые полосы… Жизнь обрела смысл, вкус и цвет.

Исключительно благодаря металлической безделице, покоящейся до поры в футляре…

3

— Извините, я не могу уделить вам много времени. Давайте сразу перейдем к делу…

Михаил Семенович Раушенбах был подчеркнуто сух и деловит. Саша даже не ожидал, что он вот так примет его и согласится переговорить, собирался вылавливать его на подходе к особняку на Торговой или у банка «Петрокредит», в числе пайщиков которого (а по слухам — владельцем) барон состоял. И, разумеется, не питал иллюзий в том, что господин Головнин поведал удачливому соискателю руки его дочери о неудачливом.

Бежецкий никогда доселе банкира не видел и знал о нем лишь со слов Насти, любившей со смехом рассказать о часто бывавших у них в гостях персонах. И фигурировавшего среди прочих особ барона юноша представлял себе лысым толстяком в мутном пенсне либо, наоборот, тощим и длинным, словно жердь. Вероятно, сыграли свою роль стереотипы, вычитанные из книг либо виденные в кино, потому что с реальным Раушенбахом его фантазии не имели ничего общего.

Банкир оказался человеком чуть выше среднего роста, подтянутым, спортивным, обладающим безупречной шевелюрой и, по-видимому, отличным зрением. Судя по выправке, господину этому, выглядевшему моложе своих лет (хотя молодому человеку, едва перевалившему на третий десяток, сорокалетний мужчина все равно казался стариком), в молодости довелось послужить, а лицо его было скорее благообразным, чем отталкивающим.

Ожидавший чего-то другого, юноша молчал, не в состоянии собраться с мыслями, и барон пришел ему на помощь:

— Вероятно, вы пришли, чтобы высказать свое мнение относительно, — легкая усмешка скривила тонкие губы барона, — моей предстоящей помолвки с девицей Головниной? Вы ведь ее бывший… кавалер, не правда ли?

— Да… То есть… — Голос изменил корнету, и он вынужден был откашляться. — Вы должны отказаться от помолвки! — выпалил он, отбросив все околичности.

— Серьезно? — уже открыто усмехнулся банкир. — На каком основании, позвольте узнать?

— Потому что она любит меня!

— Веская причина. А вот меня, к сожалению, она не любит… пока. Но замуж тем не менее пойдет за меня. Александр Михайлович ввел вас в курс дела, молодой человек?

— Да, в общих чертах.

— А подробнее вам и не нужно. Я старый друг семьи Головниных, Анастасию Александровну знаю с детских лет… Ее детских лет, разумеется. Что противоестественного в том, что друг желает помочь другу в трудную минуту?

— В обмен на его дочь!

— Ну и что? Человеческих отношений еще никто не отменял. Анастасия Александровна глубоко симпатична мне, привлекательна, если не сказать большего, я — вдовец…

— Вы ее не любите!

— А откуда вы знаете? К тому же… Что такое любовь? Выдающиеся умы человечества веками бьются над этой загадкой. Но ни один еще не выяснил, почему любовь приходит и почему она так же внезапно испаряется без следа…

— Вы ее просто-напросто покупаете, барон.

— Знаете, юноша, вы начинаете действовать мне на нервы. Я давно мог выставить вас вон и между тем теряю время, терпеливо разъясняя вам прописные истины. Кто сказал, что я покупаю Анастасию Александровну? Просто, видя, что господин Головнин находится в стесненных обстоятельствах, я… вернее, банк, скромным акционером которого я являюсь, выкупил его долги, закладные на имение и городской дом… Более того, банк предоставляет Александру Михайловичу долгосрочный кредит на лечение его дражайшей супруги, к которой я искренне, по-дружески привязан. Что в этом предосудительного? Это истинно христианское милосердие, более того…

— Это подло!

— Довольно. Пошел вон, щенок, — не повышая голоса, глядя прямо в глаза Бежецкому, спокойно произнес Раушенбах. — Или мне позвать слуг?

Не владея собой, Саша сунул руку в карман шинели.

— Я убью вас!

— Даже так? — высоко поднял брови банкир, не проявляя никакого беспокойства. — Вы заявились ко мне с пистолетом в кармане? Мило… Не кинжал же у вас там, в самом деле, — это был бы прямо моветон какой-то. Девятнадцатый век. Водевиль. Что там у вас? Доставайте, доставайте, не жмитесь! «Браунинг», конечно?

— Откуда вы…

— Значит, «браунинг», — удовлетворенно улыбнулся Михаил Семенович. — А как же иначе? Эх, молодо-зелено… Как я догадался? Элементарно. Человек серьезный и обстоятельный — вроде меня, например, купил бы для этого дела револьвер. Во-первых, штука более надежная — стрелять можно прямо через карман, не заботясь о том, как бы не заклинило затвор или не перекосило патрон. А во-вторых… Вы что, сударь: телевизор не смотрите? Детективов не читаете? «Браунинг» так далеко вышвыривает гильзы, что и не сыщешь потом. Тем более — в комнате, да еще незнакомой. А револьвер — чистая машинка. Все гильзы в барабане — никаких улик. Или вы боялись, что шести-семи патронов на мою скромную персону вам не хватит? Тогда бы уж автомат притащили, как североамериканские смертоубийцы, именуемые гангстерами.

Саша смущенно вынул руку из кармана: ну как можно выстрелить в человека, который смерти не боится и смеется прямо тебе в лицо?

— К тому же, — продолжал Раушенбах как ни в чем не бывало, — выстрелить в человека не так-то просто. Это вам не перепелка на охоте. На перепелках и утках вы, конечно, поднаторели — какой же помещичий сынок без ружья? — да только каинов грех принять — тут другое требуется… Так что ступайте с богом, господин Бежецкий. И поверьте мне, опытному человеку, что женщин в вашей жизни будет еще много. Что же — на каторгу идти из-за каждой?…

— Я вас на дуэль вызову… — уже без всякой надежды сказал Саша: его идея прийти к барону и под стволом пистолета заставить его отказаться от Насти казалась ему сейчас донельзя детской и глупой.

— Вызовете? — развеселился барон. — Попробуйте. Повода-то нет!

— Вы подлец и мерзавец.

— Думаете, что я сейчас оскорблюсь и вызову вас? Еще чего! Знали бы вы, молодой человек, сколько мне в жизни пришлось наслушаться гадостей в свой адрес. Ваш родовой гонор, милейший мой граф, мне чужд: я ведь и бароном-то стал всего ничего, а до поры до времени был простым местечковым парнишкой… Что же из-за этого: грудь подставлять всякий раз под пулю-дуру? Увольте, милостивый государь, увольте. Да хоть бы и пощечину… Э, э! Это я к слову сказал, не примеривайтесь… Все равно мы одни и свидетелей нет. Так что выход у вас один — пойти домой и все серьезно обдумать. Со своей стороны…