Надежда Попова - Natura bestiarum. Страница 9

— Что происходит? — донесся уже в спину голос трактирщика Велле, однако к нему никто не обернулся, пытаясь сбежать по узкой лестнице, не сбив при этом друг друга с ног.

За дверь Ван Аллен вымахнул первым и, не задерживаясь, бросился к конюшне, утопая по колено в сугробах. Курт, щурясь от бьющего в глаза снега, устремился следом, плохо видя за мутной пеленой темнеющий впереди силуэт каменного строения; на три мгновения приостановившись, чтобы разложить и зарядить арбалет, он тут же потерял наемника из виду, лишь по еще более темному провалу в темной стене поняв, куда следует бежать.

Ван Аллен, когда он ступил внутрь, обнаружился посреди конюшни; под низкими сводами было темно, и впрямь протопленный воздух проворно убегал прочь через настежь растворенные воротца, заполняя все вокруг холодом и снежными мухами. Мухи садились на пол и гибли там, исчезая в черных, парящих на морозе лужах подле растерзанных лошадиных тел.

— Твою-то мать… — пробормотал Бруно растерянным шепотом, и Ван Аллен вскинул руку, призывая к тишине.

Тишина, однако, и без людских голосов рушилась на куски: в самом дальнем загоне, во мраке, нервно фыркая и посверкивая глазами, топтался, грохоча копытами по камню, сгусток темноты — черная, как адская ночь, кобылица. Согревающая конюшню печь отстояла лишь на несколько шагов от нее, и не погасшие еще угли бросали рдяное пятно света на ее тяжело раздувающиеся ноздри…

Снег позади хрустнул, и все трое обернулись одновременно, вскинув оружие; едва не сжав на спуске палец, Курт зло ругнулся, отведя арбалет от застывшего на пороге хозяйского сына. Лицо парня было ошалелым и испуганным, и на лошадиные тела тот смотрел с ужасом, не сразу сумев выдавить:

— Что здесь случилось, Господи…

— Тихо, — осадил его Ван Аллен, нерешительно ступив вперед и косясь в темные углы конюшни настороженно. Перехватив рукоять меча поудобнее, он опасливо прошел дальше, оглядываясь, вслушиваясь и, кажется, даже принюхиваясь.

Курт двинулся следом, мельком переглянувшись с помощником, изобразившим на лице молчаливое недоумение — к своей вороной наемник не сделал ни шагу, дабы убедиться в том, что его бесценная Импала цела и невредима, удостоив ее лишь одного мимолетного взгляда. Вольф Велле застыл на пороге, запахивая на груди короткую стеганку и зябко втягивая голову в плечи, не решаясь ни уйти, ни войти внутрь, и следил за происходящим молча и напряженно. Вороная в своем загоне уже не топталась — била копытами возмущенно и зло, не пытаясь, однако, сорваться вскачь или подойти к хозяину; Ван Аллен, мельком обернувшись, приостановился, все так же безмолвно оглядев ее, останки на полу, балки под потолком, распахнутые воротца конюшни, и шагнул дальше во мрак.

— Что он делает? — одними губами проговорил Бруно, нахмурясь; Курт пожал плечами.

Наемник явно был убежден в том, что убивший коней еще здесь, однако что утвердило его в этой мысли, было неясно — никаких следов он различить не мог, не слышно было ни звука; разве что столь неспокойное поведение вороной могло навести на подобные подозрения, однако поведение это вполне естественно для испуганной лошади. Вот только испуганной — чем или кем?.. Никого вокруг. Никого и — ничего. Грохот копыт, свист ветра и — темнота…

Когда темнота вдруг прыгнула навстречу, лишь в последний миг различились два желтых огонька, и рука с арбалетом вскинулась сама по себе, не дожидаясь, пока мозг осмыслит увиденное и примет нужное решение. Сам сжался палец, спуская струну, и лишь когда стальная стрелка ударила в эту тьму, отбросив ее назад, до сознания, наконец, дошло: волк.

— Вот ты где, тварь… — прошипел Ван Аллен почти с облегчением и метнулся вперед, к копошащейся на каменном полу туше.

— Убит? — уточнил помощник неуверенно; Курт передернул плечами:

— Стрелял в сердце.

Зверь приподнялся, встряхнув головой, точно окропленный дождем пес — невероятно крупный, исполинский, невиданного облика, с неправдоподобными, сказочно огромными клыками и широкой, словно у быка, грудной клеткой; умирающий волк тяжело шагнул в сторону и вдруг рванул прочь, замешкавшись лишь на пороге, где, словно окаменев, замер Вольф Велле. Ван Аллен бросился следом, ударив вдогонку; меч рассек жесткую шкуру на плече, и зверь взрыкнул, кувыркнувшись через голову и сбив хозяйского сына с ног. Поднявшись снова, волк припал на задние лапы и широко, как-то по-кошачьи, прыгнул в ночь, увернувшись от второго удара и исчезнув в метели.

Едва не споткнувшись о Вольфа, наемник выбежал из конюшни, остановясь у порога, прикрывая глаза от снега ладонью, и несколько секунд стоял неподвижно, держа наизготовку меч и озираясь во вьюжной мгле.

— Дерьмо… — выговорил он, с бессильным злобным ожесточением пнув сугроб. — Дерьмо! — рявкнул Ван Аллен уже в полный голос. — Трусливый кобель! Блохастая тварь!

— Господи, что это было…

На сорванный голос Вольфа тот обернулся рывком, глядя на него раздраженно и почти свирепо, и медленно провел ладонью по мокрому от снега лицу, прикрыв на миг глаза и глубоко переведя дыхание.

— Волк, — коротко отозвался, наконец, наемник, прошагав к загону, где лишь теперь чуть утихла вороная кобылица, и остановился рядом, осматривая ее со всех сторон. — Идемте-ка отсюда, — приказал он непререкаемо. — Возможно, он был не один.

Когда бесценную представительницу породы боевых лошадей, бережно придерживая ладонью за холку, наемник ввел в низкую трактирную дверь, Альфред Велле остолбенел на миг, остановясь посреди трапезного зала с приоткрытым ртом, лишь спустя полминуты сумев выговорить:

— Вы что творите?..

— Спасаю свое имущество, — отозвался тот сдержанно. — Найди какую-нибудь комнату на первом этаже, где можно будет ее устроить.

— Да вы с ума спятили, — пробормотал трактирщик оторопело. — Кобылу — в дом…

— Этой кобыле цена больше, чем тебе с твоей забегаловкой вместе! — оборвал тот. — И если уж твоя конюшня не в силах сохранить ее в целости…

— Что значит «не в силах»? — переспросил торговец Феликс, такой же полуодетый и взъерошенный, как и все постояльцы, собравшиеся в зале. — Что там такое?

— Что происходит? — повторила за ним родительница самостоятельного Максимилиана. — Сына едва не разбудили; что за шум, что случилось?

— Вы с лошадьми? — уточнил Курт, и та замотала головой почти испуганно:

— Господь с вами, откуда такие деньги…

— Значит, у вас — ничего, — пожал плечами он. — Пусть ваш сын спит дальше.

— Волки, — пояснил Вольф Велле, дрожащими руками вдвигая засов, и попятился от двери, нервно озираясь на окна. — Лошадей — в клочья… Я его видел; Господи Иисусе, это адское исчадие…

— То есть как это «в клочья»? — задохнулся деревенский знаток волчьих обычаев. — То есть… Ты что ж это, юнец паршивый, конюшню не запер?!

— Я запирал…

— Врешь, зверье двери открывать не умеет! — сорвался на крик тот. — Раз волчара вошел вовнутрь — стало быть, ты конюшню нараспашку оставил! Да ты знаешь ли, сколько работать надо, чтобы вот такого коня купить, ты, сопляк безмозглый!..

— Я запирал! — крикнул тот в ответ. — Я за лошадьми хожу с малолетства, сколько помню себя! Да я всю жизнь тем и занимаюсь, что… Я запер дверь!

— Он запер, — подтвердил наемник тихо, поглаживая по шее свое вороное сокровище. — Волк вошел сам.

— Что?.. — в наступившей тишине проронил торговец, и Ван Аллен кивнул владельцу:

— Найди для моей лошади, на худой конец, хотя бы какой-нибудь чулан, и тогда я все разъясню. После уж решим, как быть.

Глава 3

Размещение нежданной постоялицы отняло с четверть часа, и во все время, пока притихший владелец с сыном сновали туда-сюда с какими-то мешочками и горшками, освобождая место, в трапезном зале царило напряженное затишье.

Курт сидел в углу, ни слова не говоря, отвалившись к стене и уложив на колени арбалет, и оглядывал растерянное собрание. Бруно косился на свое начальство, хмурясь и посматривая на наемника с подозрением, однако хранил благоразумное безмолвие. Торговец Феликс сидел недвижимо, нервно постукивая по полу носком башмака и оглядываясь на зеленое стекло окна, крестьянин продолжал неслышно бормотать ругательства, молодая мамаша смотрела вокруг с плохо скрытым страхом и растерянностью, а Берта Велле спряталась за стойкой, словно там ее не могли достать никакие напасти. Влюбленной парочки долго было не видно, однако вскоре осторожно, словно по тонкому льду, вниз сошел парень, не проснувшийся от шума во дворе, но услышавший ругань и крики, и теперь взирал на происходящее с непониманием. Последним явился странствующий рыцарь, сонный и озябший, и еще с минуту хранил надменное молчание, пока, наконец, любопытство не одержало верх и не вынудило его осведомиться, что же происходит.