Андрей Ерпылев - Расколотые небеса Страница 9

– Пф-ф-ф! Боевой конь! Да вы бы знали, пан Бежецкий, – горячился шляхтич, – на каких конях скакали мои пращуры! Между прочим – в атаку на пращуров ваших… А это разве конь? Матка Бозка! Где в нем душа? Где стать, где грация, где красота, наконец?

Генерал в душе не во всем соглашался со своим визави: красота и грация в очертаниях «Сапсана», конечно, присутствовали, но это были своеобразные красота и грация уверенного в себе хищника, этакого «тигра небес», способного себе позволить некоторую показную неуклюжесть, жертву, впрочем, совсем не обманывающую… И правильно не обманывающую: времени у противника «Сапсана», идущего в атаку, оставалось как раз столько, сколько требуется, чтобы перекреститься… Или сразу дернуть на себя скобу катапульты, если к одной из христианских конфессий он не относился – нерасторопных в рай не берут. И доказывали сию аксиому детища «фирмы Дергачева» по всему земному шару…

– Хотя я, – не совсем логично подвел черту полковник, по-мальчишески открыто сверкнув в улыбке отличными зубами, – своего «Хлопчика» ни на кого не променяю. Вам, сухопутным, этого не понять.

– Ну, я, допустим, к сухопутным отношусь не совсем… До Корпуса, знаете ли, довелось полетать. Царицыны уланы, пан полковник…

Не посвящать же простодушного поляка в составляющие государственную тайну подробности того, где и на чем летал некогда бравый майор ВДВ Бежецкий? В этом мире о его прошлом знали немногие, а остальным – и не следовало.

– Правда? Пардон, пан Бежецкий! Беру свои слова обратно…

В таких легких перепалках и дружеских пикировках проходили вечера, если обоим позволяли дела служебные. А дни… А днем у командиров были разные задачи: питомцы пана Гжрабиньского звеньями без устали патрулировали небо вокруг «ворот», не оставляя гипотетическому «супостату» ни единого шанса прорваться на «эту» сторону, а Бежецкий… Бежецкий томился, надзирая над заходящими в тупик исследованиями, остро завидуя деятельному поляку и все меньше понимая, что он тут, посреди степи, позабыл.

Необходимость перехода к активной фазе разведки, то есть к засылке «за грань» автоматов, а затем и человека, назрела и перезрела, ибо все, что только можно было выяснить с земли и борта «летающей лаборатории», было выяснено. Но… Необходимых для «вторжения» инструментов не было. Не располагало отделение подходящими летательными аппаратами, и все тут! Наземные средства имелись в ассортименте и неплохо зарекомендовали себя в «Ледяном мире», но в воздухе ученые были бессильны.

Естественно, они не сидели на месте, скребя в бородах и покрытых не столь густой растительностью затылках.

Предлагалась масса проектов: от беспилотного самолета, управляемого с земли или борта «лаборатории», до всевозможных экзотических воздушных шаров и ракет различной конструкции. Жаль только, что самый продвинутый образец «беспилотника» мог подняться лишь на четверть требуемой высоты, а запущенный с борта «матки» неминуемо разделял судьбу шаров и прочих «невозвращенцев» – информацию он, может быть, и собрал бы, но как ее передать через непроницаемую для радиоволн «грань бытия»?

В негласном конкурсе сумасшедших изобретений победил проект Смоляченко, в силу общей оторванности от почвы своей сугубо теоретической науки, от технических тонкостей далекий более всех «светил». Молодой физик предложил в качестве носителя для научной аппаратуры крылатую ракету, во-первых, из-за своего основного назначения легко преодолевающую высотный барьер, во-вторых, управляемую бортовым компьютером и, соответственно, способную совершать сложные, полностью автономные маневры, и, в‑третьих, обладающую достаточной грузоподъемностью, чтобы нести на себе не только банальную видеокамеру, но и иную аппаратуру, компактностью, увы, не отличающуюся.

Проект был встречен «на ура». «Изобретателя» даже порывались качать на руках и тут же, не откладывая дела в долгий ящик, высечь его имя золотом на чем-нибудь подходящем. Например, на стенке русской печи за неимением гранитных и мраморных скрижалей. Александру даже жаль было соваться во всеобщее ликование со своей ложкой дегтя: стоимость хотя бы одной крылатой ракеты, пусть даже устаревшей модификации и списанной, вряд ли уложилась бы в бюджет отделения, и без того изрядно подрастрясенный решением иных насущных задач. Вот если бы знать точно, что «за гранью» не брат-близнец безусловно интересного для науки, но абсолютно бесполезного с практической стороны «Ледяного мира», да еще убедить в сем высокое начальство… Короче говоря – замкнутый круг.

«Кольцо, кольцо, а у кольца – начала нет, и нет конца…».[5]

– Что? – переспросил Гжрабиньский, и генерал понял, что, задумавшись, произнес последние слова вслух. Хорошо, если только последние: офицер, выбалтывающий в задумчивости государственные тайны, представляет собой более чем тягостное зрелище.

– Да так, припомнилась детская считалочка, – вздохнул Александр.

– Вы что-то неважно сегодня выглядите, – отставил пустой бокал поляк. – Может быть, пойдем в мою холостяцкую конуру, распишем пулечку… Заодно подышим свежим весенним воздухом – тут так накурено, что, по вашей поговорке, топор можно вешать!

«Будто не сам надымил, – улыбнулся про себя Бежецкий. – Твоими сигарами можно террористов из их нор и схронов выкуривать…»

– Да и рюмочка коньяка вам, думаю, не помешает.

– Ничего не имею против, – кивнул генерал, решив, что довольно уже стеснять молодежь, давно уже бросающую на «стариков» нетерпеливые взгляды.

Но благим намерениям и тут не суждено было сбыться: в комнату, столкнувшись в дверях плечами и неприязненно глянув друг на друга, ввалились двое военных, в одном из которых Александр узнал дежурного по штабу поручика Ермолаева. Не тратя времени на выяснение отношений, молодые люди окинули быстрыми взглядами прокуренное помещение (дам сегодня не было, поэтому офицеры дымили, никого не стесняясь) и почти синхронно двинулись к «командирскому» столу.

– Ваше высокоблагородие… Ваше превосходительство! – грянули оба хором и снова прожгли друг друга яростным взглядом.

Бежецкий, как старший по чину, чуть кивнул незнакомому поручику с эмблемами ВВС на рукавах темно-серой форменной куртки, решив проявить благородство – свой успеет.

– Разрешите обратиться к господину полковнику! – вытянулся «летун», лихо прищелкнув каблуками ботинок.

«Гвардия…»

– Обращайтесь.

– Ваше высокоблагородие, вам необходимо срочно явиться в штаб! – отчеканил посланец, не удержавшись от высокомерного взгляда в сторону сникшего жандарма.

– Извините, генерал, – сразу подобрался Гжрабиньский, застегивая мундир и жестом отсылая офицера. – Служба…

– Охотно, полковник, – кивнул Александр, и только дождавшись, когда тот встанет и выйдет вслед за своим подчиненным, буркнул Ермолаеву: – Что у вас, поручик.

– Ваше превосходительство, вам необходимо срочно явиться в штаб! – слово в слово, разве что не так лихо, повторил тот скороговорку своего соперника…

– Дикари! Перестраховщики! – горестно стонал, заламывая руки над бренными останками, академик Мендельсон. – Варвары!..

И было с чего олицетворять всю многовековую скорбь своего народа Дмитрию Михайловичу: перед ним лежало то, ради чего уже были потрачены сотни тысяч золотых рублей и десятки тысяч человеко-часов, оплачиваемых по самому высшему разряду. То, за что он, не раздумывая, отдал бы все самое дорогое на свете… Но только за целое, а не за те жалкие обломки, что принесли с собой понурые авиаторы, напоминая при этом похоронную команду.

Бежецкий опоздал. Опоздал непоправимо. Да и не мог он вмешаться – после драки кулаками не машут.

А драка состоялась еще тогда, когда они с полковником мирно попивали сидр в офицерском собрании…

Тройка патрулирующих «вход» «Сапсанов» засекла цель, возникшую из ничего, исправно доложила на землю и… «прервала ее полет», как говорилось в рапорте на имя генерала Бежецкого. Увы, на этот случай у пилотов были свои инструкции – четкие и не допускающие двусмысленностей. Ракеты, гончими псами сорвавшиеся с направляющих, не дали «скоростной высоколетящей цели» снова уйти «в небытие».

Мнение академика разделяли все остальные сотрудники научно-исследовательского отдела без исключения, разве что не так экспансивно. Кто бурчал что-то неразборчивое на ухо соседу, бросая неприязненные взгляды на полковника Гжрабиньского и его офицеров, явно чувствовавших себя здесь очень неуютно, кто, выражая презрение к «этим воякам» даже спиной, ковырялся в разложенном на длинном столе хламе, кто-то демонстративно отвернулся… В воздухе остро пахло оплавленной пластмассой, сгоревшим ракетным топливом и назревающим скандалом. Надо ли говорить, что даже у Александра симпатии сейчас были вовсе не на стороне постоянного партнера по коньяку и преферансу.