Станислав Гагарин - Страшный суд Страница 9

В том, что они крутые, эти хорошо подкормленные моржовым мэром ребята, видно было невооруженными глазами. Злобный оскал, пустые глаза, загорающиеся лишь при виде жертвы, которую надо было остервенело избивать даже тогда, когда эта жертва беспомощно валилась на окровавленный асфальт площади имени Юрия Гагарина.

Нас ждали именно здесь.

Когда Виктор Анпилов прокричал собравшимся на митинг, что надо идти на Ленинские горы, центр, мол, закрыт, но Бог с ней, с Красной площадью, они уйдут за город на маёвку, уйдут на Воробьевы горы, там такой открывается простор, об этом решении демонстрантов провокаторы, так и шнырявшие среди рядов патриотов, немедленно сообщили по радио тем, кто готовился встретить нас, мирно и празднично идущих по Ленинскому проспекту.

Изначальная предопределенность событий не вызывала никаких сомнений.

Я понял это, когда увидел сплошную стену из щитов, она пересекала улицу напрочь и за нею прятались круглоголовые, в металлических касках ландскнехты мэра Лужкова.

Пришла на память картина боя на Чудском озере из кинофильма «Александр Невский».

«Но есть ли среди нас человек, подобный святому князю?» — с горечью спросил я себя и не сумел найти утвердительного ответа.

— Князь найдется, партайгеноссе, — проговорил, отвечая мне, на мысленный вопрос Адольф Гитлер. — Невские возникают на Русской Земле, когда вашим людям становится вовсе худо. По себе знаю…

Фюрер был рядом со мною весь день. Они со Стасом, над которым вождь германского народа взял своеобразное шефство, встретили меня на Белорусском, и оттуда мы вместе проехали по кольцевому метро на Октябрьскую площадь.

Теперь они шли рядом в общей колонне, и я исподтишка наблюдал за Стасом, мне, честно признаюсь, нравилась его готовность участвовать в любых передрягах, в которые нас так нагло втянули, я даже гордился парнем, забывая порою, что это ведь я сам, отстоящий от себя на четверть века. Но когда движение застопорилось, Гитлер тактично и требовательно ухватил меня за локоть и повлек к краю колонны.

Стас безропотно последовал за нами.

— У меня опыт, партайгеноссе, — негромко ответил фюрер на мой недоуменный взгляд. — Сейчас здесь начнется… как это по-русски… катавасия. Подобные кунштюки глупой власти мне хорошо известны. Глупая власть, она и в Африке глупая… Идёмте!

Мы сместились на тротуар, и Гитлер уже намеревался нырнуть в подворотню, но тут колонна устремилась вперед, нас подхватило людским течением и понесло по Ленинскому проспекту.

О появлении двойника из шестьдесят восьмого года меня предупредил Гитлер.

После второй нашей встречи вблизи памятника Владимиру Ильичу, у подножия которого фюрер возложил цветы, мы виделись с партайгеноссе Гитлером едва ли не ежедневно.

Обычно Адольф Алоисович ожидал меня близ дома на Заозерной, оттуда я направлялся пешком к электричке или шел пешком до Одинцова по такой любимой мною дорожке маршала Толубко. И не устану повторять теплые слова в память Владимиру Федоровичу, хотя редактор уже во второй раз пишет на полях рукописи романа, будто я повторяюсь…

Так вот, мы обменивались приветствиями и беседовали до тех пор, пока не оказывались вблизи трехэтажного здания из красного кирпича по улице Молодежной, где по-прежнему квартировали наш с Дурандиным «Ратник» вкупе с Товариществом Станислава Гагарина.

Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что рядом со мною идет — он так и оставался в десантной камуфлированной одежде, такая сейчас сложилась, увы, мода — общается со мною вовсе другой Гитлер, как был иным Иосиф Виссарионович Сталин, давно освоенный моим душевным пространством как олицетворение высших, уже неземных сил Добра и Справедливости.

Не мудрствуя лукаво, фюрер сразу известил меня о том, что находится в России с похожей на сталинскую миссией.

— Но куда более сложной, — искренне, непритворно вздохнул Адольф Алоисович и некий оттенок доверительной домашности, что ли, отразился на его лице. — Разведывать особенности происходящего в России надобности нет. Зодчим Мира и нам, руководителям миротворческих сил Вселенной, предельно ясно, что именно у вас произошло. К сожалению, мне хорошо известны примеры, когда пятая колонна, внутренние враги могут сделать больше, нежели армии внешнего вторжения.

Ломехузы, агенты влияния галактических сил Конструкторов Зла, одержали, Станислав Семенович, временную победу. Конечно, победа эта пиррова, верхушечная, так сказать, но есть опасение: дальнейший процесс противостояния здоровых сил нации продажным оккупантам может оказаться неконтролируемым… И потому я здесь.

«Интересно, чем руководствовались небесные агасферы, когда посылали в Россию немецкого партайгеноссе, — неосторожно подумал, забывшись, о новом советнике Зодчих Мира. — В России сия личность, мягко говоря, непопулярна…»

— Не берите в голову, Папа Стив, — простецки ухмыльнувшись, сказал Гитлер. — Во-первых, я сам попросил. Во-вторых, меня поддержал мой друг Йозеф. В-третьих, а скорее — во-первых: хочу искупить то зло, которое причинил русскому народу. Да, в ваших глазах, партайгеноссе сочинитель, я злейший враг России, хотя хорошо помню, как вы старались быть объективным по отношению ко мне в романе «Мясной Бор». Спасибо…

— Кушайте на здоровье, — несколько ёрничая — снижал пафос! — пробормотал Станислав Гагарин.

— Ей-Богу! — воскликнул Гитлер, и я отметил, что замеченный мною поначалу акцент исчез из его речи совершенно, и фюрер говорил со мною очень по-русски, широко пользуясь народными выражениями, а порою и уснащая собственную речь и добротным матерком, который выглядел у вождя германского народа вполне естественным, вовсе не нарочитым.

— Отсутствие всякой карикатурности в моем облике по-гагарински делает ваш роман отличным от других произведений, так или иначе связанных с Гитлером, — продолжал мой необычный собеседник. — Я знаком со всеми опусами, созданными при жизни фюрера и после его смерти, поэтому хорошо знаю, о чем говорю. Но вы тоже, Станислав Гагарин, не знаете достаточно хорошо ни моей жизни, ни подлинной личности германского канцлера и генсека рабочей партии. Хотите знать обо мне правду?

— Еще бы! — воскликнул я. — Полагаю, что возникли вы, партайгеноссе фюрер, еще и по этой причине…

— Мы о многом с вами переговорим, — скромно сообщил мне Адольф Алоисович. — Времени у нас будет достаточно, хотя и предстоят нам сложные и опасные, смертельно опасные моменты.

— Не привыкать! — легкомысленно отмахнулся я. — Чему быть, того не миновать…

Не скажите, — строго заметил Гитлер. — Я несу личную ответственность за вашу безопасность. Поэтому иногда буду ограничивать ваш беспечный образ жизни. Вы уж не обессудьте…

«Ни хрена себе хрена! — мысленно воскликнул Станислав Гагарин. — Еще один опекун и наставник на мою голову… Оборзели они, эти Зодчие, что ли? Свет клином на мне сошелся? К фую личную ответственность Гагарина за судьбу планеты! Я есть простой человек и скромный писатель, рискнувший издавать хорошие русские книги для соотечественников… И дайте мне спокойно работать собственное дело».

Разумеется, я прекрасно знал, что сию гневную тираду Гитлер немедленно услышал, воспринял телепатически, но произнести собственное «фэ» мысленно было как-то удобнее вроде, да и, честно признаться, выпендривался я слегка, ибо мне было, разумеется, приятно от того, что Зодчие Мира снова выбрали Станислава Гагарина. Я ведь действительно просто человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

— Полно, полно вам, партайгеноссе, — вслух проговорил Адольф Алоисович. — Есть, конечно, и иные кандидаты, на вас свет клином не сошелся, незаменимых людей нет, как любит приговаривать мой друг Йозеф.

Но у вас есть опыт. А опыт решает все.

— Опыт есть, — вздохнув, согласился я. А фули было делать? — И все-таки дополнительное напряжение. Мне его и в Товариществе хватает. Вот типографщики опять забастовали, вернули из набора «Вечного Жида» ибанцы… А еще названным братом меня величают… Я ведь к ним со всею душой…

— Степана Ивановича мы возьмем на себя, — уверенно сказал Гитлер. — Ваш Король — всего лишь человек, да еще и родом из Западной Украины, вроде как иностранец в России, если судить по дерьмократической раскладке. В основе Король — человек хороший… Вы еще крепко подружитесь с ним, обещаю.

А с напряжением вопрос решим, найдем вам помощника помоложе. Как вы насчет собственного двойника? Образца, скажем, шестьдесят восьмого года…

Когда он возник в нижнем буфере Центрального дома литераторов, я сидел в компании Димы Королева, заместителя моего по идеологическим вопросам, Владимира Успенского, автора романа «Тайный советник вождя», а также литературного корифея и историка Вадима Кожинова.