Максим Толмачёв - Урга и Унгерн Страница 9

Я решил не оставаться в Дэчинравжалине еще на одну ночь, слишком уж много событий, пугающих меня, произошло в этой священной долине, которая по аналогии с раем буддистов носила священное название Тушита. Взяв обещанного проводника, корреспонденцию и провиант, я отбыл в Кобдо.

Бурдуков замолчал. В темноте не было видно его лица, только по частому сопению, переходящему в тихий храп, я понял, что мой новый знакомец заснул.

Рерих

Проснулся я по привычке затемно. Обнаружил, что на нарах Бурдукова рядом с самим Алексеем Васильевичем сидит человек в черной шинели железнодорожника. На вид был он постарше, лет, наверное, под пятьдесят, борода клинышком. Собеседники о чем-то перешептывались, но заметив, что я проснулся, разговор прекратили. Бурдуков жестом подозвал меня к своим нарам, я принял приглашение и присел на край. На незнакомце была вовсе не шинель, а черное пальто, торчащий наружу воротник сорочки казался несвежим. Хотя какая уж тут санитария… Воды для гигиенических процедур в этой тюрьме, наверное, не выдавали совсем, а судя по ощущениям, еще и не топили. Стояла такая стужа, что мыслей о мытье холодной водой не было вовсе.

– Вот позвольте представить вам, Кирилл Иванович, Владимира Константиновича.

– Рерих, – представился незнакомец, – меня тут все зовут по фамилии, не считайте за фамильярность, так быстрее и проще. Фамилия стала мне тут и именем, и кличкой.

У незнакомца был приятный голос, кроме того, он постоянно улыбался, что сразу расположило его ко мне.

– Ну и вы можете звать меня по имени, кстати, Алексей Васильевич, к вам это тоже относится, мы ведь с вами ровесники, да и выкурили уже, можно сказать, наш брудершафт.

– Вот как? Выкурили?! – оживился Рерих. – И как вы нашли, Кирилл, выкуренное?

– У меня нет опыта в таких делах, я, знаете ли, курильщик без стажа, но ощущения были самые замечательные, жаль, что нельзя повторить…

– Ну отчего же нельзя, – шире заулыбался Рерих и достал из-за пазухи мятую папиросу.

– Идемте тихонечко в угол, – прошептал, оживая, Бурдуков, и усы его заговорщицки зашевелились.

Курили, жадно втягивая дым, глядя по сторонам. Уже после первой затяжки голова моя закружилась, а в пальцах рук начались покалывания.

– Вы так не задерживайте в себе, – посоветовал Рерих, – натощак, да еще и с непривычки, вас может очень серьезно накрыть.

– Рерих дело говорит, – подтвердил Бурдуков, однако сам выдыхать не торопился. Его очки запотели от дыма в студеном помещении, но он откинулся назад, опершись на мокрую стену, и протирать их не спешил.

– Моя специальность – агробиолог, – произнес Рерих, выдыхая дым тонкой струйкой, как бы смакуя его на выдохе. – Представьте себе, среди степных эндемиков я обнаружил не открытый доселе вид конопли. Он мал ростом, невзрачен, как все степные растения на первый взгляд… Но, очевидно, именно он является отцом известной нам по аюрведическим и тибетским трактатам конопли индийской. А уж она-то хорошо знакома европейцам еще со времен раннего средневековья. Я добирался сюда с экспедиционным корпусом через Китайский Туркестан. В долине реки Чу киргизы угостили меня удивительным растением, относящимся к виду Cannabis sativa. Я не преминул собрать семян в коллекцию и уже здесь, в Урге, высадил этот чудесный куст для расплода… Однако он не прижился. Позже я пытался высадить и Cannabis indica, пришедший в виде вяленых «шишек» с караваном из Тибета, но и тут меня ждала неудача. Местность Халхи суровая, растения гибли в процессе вегетации… Представьте мою радость, когда я обнаружил этот уникальный вид эндемического Cannabis чуть больше года тому назад.

– Да уж, – произнес я с трудом, меня накрывало очень плотно, но нить разговора я еще не потерял. – Вещь сильнейшая!

– Ох нет, – улыбнулся Рерих, – Cannabis mongolica (так я назвал этот вид) содержит совсем немного алкалоидов, а потому в курении он бесполезен… Однако уникальность его заключается в том, что, в отличие от своих двух собратьев, он обладает свойством автоцветения, ему, видите ли, безразличны климатические условия и прочие факторы, он как растение-кочевник цветет независимо от всего этого, причем может плодоносить до нескольких раз в год!

– А какой же смысл в таком цветении? Вы же сами говорите, что курить его бесполезно? – меня начало немного отпускать, попытался поменять позу, но, очевидно, делать этого не стоило, новая волна, нахлынув, накрыла меня с головой.

– Ну, мне как агробиологу не составило труда привить Cannabis sativa из Туркестана к Cannabis mongolica. То же самое я проделал с индийской коноплей. Скрестив гибриды во втором поколении, я получил отличный результат. Этому методу меня научил Николай Иванович Вавилов. Вам его фамилия, конечно, ни о чем не говорит, но его теория гомологических рядов в наследственной изменчивости – это откровение! Мне посчастливилось работать с этим талантливым ученым в Саратове, а в этом году он получил должность заведующего отделом прикладной ботаники и селекции Комитета в Петрограде. Впрочем, вам, Кирилл, это, наверное, малоинтересно. Суть же сводится к тому, что я сумел вырастить неплохо урожай гибридов, добыл из них смолу и имею теперь достаточный запас готового продукта, который доставляется мне снаружи с некоторой периодичностью.

– К нам уже несколько дней ничего не доставляют снаружи, – ожил Бурдуков. – Меня это несколько тревожит. На вареной чумизе мы тут долго не протянем.

– Чумиза, или головчатое просо, хоть и является кормовой культурой, предназначенной для скота, при минимальной термической обработке представляет собой не самую плохую пищу, – Рерих улыбался, предмет обсуждения доставлял ему как знатоку явное удовольствие. – Это очень питательная культура, она известна еще как могар, распространена также в Тибете, Сиккиме и Непале, где из нее делают слабоалкогольный напиток тонгбу. Для этого сусло заставляют забродить, а потом заливают кипятком и пьют через трубочку теплую брагу. Изумительно то, что хмелеешь тем больше, чем больше разбавляешь напиток кипятком.

– Это полезные сведения, – ухмыльнулся в усы Бурдуков, – но нам они в данных условиях не помогут… Кстати, о чумизе, пора выдвигаться к раздаче, гамины скоро приволокут котел, не сгинуть бы нам в давке.

Пока ожидали чумизу, Рерих, не переставая, сыпал научными фактами, большая часть из которых, признаюсь, была мне до этого неизвестна. Он рассказал о том, что в сорока верстах от Урги у южного подножья священной горы Богда Ула находится огромный монастырский комплекс Манджушри. Дацан распростерся в долине на высоте двух тысяч метров над уровнем моря и насчитывает два десятка строений, в которых живут и трудятся три сотни монахов. По факту, это самый крупный университет Внешней Монголии, где не только ведутся исследования религиозного и философского направлений, но и изучаются прикладные врачебные науки. Рерих сообщил мне с улыбкой, что в Манджушри он помогает монахам описывать свойства растений и методы их селекции, взамен получая посильную помощь в выращивании для собственных нужд различных «агрокультур».

– Знаете, Кирилл, в гимназии я учился на тройки, пятерка у меня была только по математической географии. Мой отец, довольно известный в Санкт-Петербурге нотариус, настоял на моем поступлении на естественный разряд физико-математического факультета. С горем пополам закончил обучение, через шесть лет получил биологическое образование и уехал работать в Тамбовский уезд на сахарный завод графа Орлова-Давыдова, в качестве специалиста биолога.

На Тамбовщине производство сахарной свеклы было поставлено на широкую ногу. Граф оказался человеком практическим, дела свои вел толково и к 1911-му году в другом своем имении, уже в Курской губернии, решил развить успешное начинание, командировав меня туда в качестве специалиста по агробиологии. Я в ту пору вел активную переписку с Николаем Ивановичем Вавиловым, с огромным интересом изучал его работы, уже сумевшие наделать шуму в Европе. В 1915-м году Николай Иванович сдал магистерские экзамены, а вот диссертацию защищать не стал. Военное время, знаете ли… От службы он, конечно, был освобожден, у него с детства был травмирован глазной нерв, однако в качестве консультанта он был отправлен в Персию, где загадочная болезнь приводила солдат русской армии к массовым психозам. Уже пребывая там, он написал мне об обнаруженной эндемической форме сахарной свеклы с белыми круглыми корнеплодами. Великий ученый назвал этот сортотип Дорохшанской свеклой и убедил меня в том, что она представляет огромный интерес для скрещивания с нашими корнеплодами с целью получения сортов округлой формы.

Граф Орлов-Давыдов имел практический интерес в развитии направления. Он выделил средства, и я в 1916-м году прибыл в Персию, присоединившись к экспедиции Вавилова. К тому моменту Николаю Ивановичу удалось обнаружить причину таинственного заболевания солдат русской армии. Он заметил, что при производстве муки в жернова попадали семена Lolium temulentum, тех самых библейских плевел, которые завещалось отделять от зерен. Этот завет на персидских мельницах, разумеется, нарушался и семена плевела опьяняющего попадали периодически в муку. Сами по себе семена были безвредны. Опасность представлял проживающий с ними в симбиозе гриб Stromatina temulenta, который и вырабатывал загадочный алкалоид, неожиданно открытый Вавиловым.