Виктор Глумов - Враги по оружию Страница 9

— Рота! — рявкнул он. — Привал!

Отпускать солдат в деревню капитан не рискнул: рядовых потом оттуда не выгонишь. Поэтому приглашение бабки приняли только сам Лекс, второй ротный, лейтенант Глыба, другие офицеры и примкнувший к ним Барракуда. Кусаку выволокли на воздух и положили в тени танкера. Глыба клялся, что больше рядовому ни капли самогона не даст.

Под навесом на площади накрыли столы — разнокалиберные, стащенные изо всех домов. Тут были и рыба, и традиционные вяленые ящерицы, и лепешки из кукурузной муки, и даже пиво. Лекс украдкой показал Барракуде кулак.

Собрались все жители, оставшиеся в деревне: в основном бабы и дети, несколько стариков, крепкий мужик с изуродованной правой кистью — ее будто прожевали, но откусить не смогли,, и теперь пальцы не сгибались. Подростки глазели на омеговцев, открыв рты, и отчаянно завидовали их кожаным черным костюмам с нашивками, коротким стрижкам, чисто выбритым лицам. Для этих детей Пустоши офицеры были высшими существами.

Расселись кто где, позволив женщинам виться вокруг, подливать воды и пива, подкладывать еду. Молодая темноволосая соседка с тоской посмотрела на Лекса и глубоко вздохнула. Глыба болтал без умолку, заливисто хохотал, блистал умом и красноречием. Старуха дремала.

Из-за забора доносились команды сержантов, уханье рядовых — воспользовавшись возможностью, они купались в озере. Еще всю рыбу распугают. Лекс и сам с удовольствием окунулся бы. Веселье сошло на нет, женщины загрустили. Вскоре Лекс понял, что их так расстроило: аппетит гостей. Трудный год ждет Пустошь… Законы гостеприимства и абстрактное понятие долга перед «защитниками» меркнут перед наступающим голодомором. Нет, лучше не думать, нельзя думать так! Омега вернется с победой, и этим людям воздастся.

Избавиться от мыслей помог калека, спросил у капитана, каков план военных действий, правда ли теперь беззаконию на Пустоши пришел конец и будет счастье всем и каждому по заслугам да по потребностям. Лекс отделывался общими фразами, ссылаясь на тайну. Барракуда облизывался попеременно на девушек и пиво, но ни того, ни другого ему не перепало.

Время привала истекало.

Еще до начала операции Лексу вручили в гарнизоне старинный хронометр, и молодой капитан то и дело доставал его из кармана брюк. Ему нравилось тихое тиканье и размеренное движение стрелок, символизирующее собой упорядоченность жизни. Древние все пользовались такими приборами, согласовывали свои действия, чтобы договариваться на неточное «после полудня». В два часа дня — и точка. И понята но, и удобно.

Кто-то коснулся Лекса под столом. Он повернул голову — та самая брюнетка, что недавно вздыхала, заглянула ему в глаза. Девушка немного косила и, казалось, смотрела сквозь Лекса.

— Офицер, — шепнула она, — а пойдемте, я вам свою хату покажу. Я там одна-одинешенька, а хата справная. Как вы прямо.

Сравнение с домом Лекса изрядно удивило. На что намекает молодуха, он понимал: у гарнизона, за стеной, вечно ошивались такие женщины с голодными глазами и повадками течных волчиц. Лекс ими обычно брезговал, снисходил, только когда совсем припирало, а рядовые бегали чуть ли не ежевечерне, хоть это осуждалось и можно было выговор схлопотать. Оставалось еще двадцать минут (он посмотрел на циферблат хронометра), но много это или мало, капитан пока не умел определять.

— Ой, а что это у вас за штука, офицер? Это Древних штука?

— Хронометр. — Лекс все пытался прикинуть, успеет ли «хату посмотреть», и решил, что успеет. — Пойдем поглядим твою хату, а я тебе, хм… штуку покажу.

Брюнетка захихикала и, волнообразно заколыхавшись, потащила Лекса куда-то в глубь деревни.

«Хата», куда девица завела Лекса, оказалась однокомнатным убогим домиком на отшибе, бывшим кузовом грузовика. Внутри было жарко и душно, вместо окон — узкие щели под потолком. На полу валялся тюфяк, напомнивший Лексу о ночевках в пещере Гyca на Полигоне и о Вите. Девица, прижимавшаяся к нему, ничем не напоминала первую женщину — тоньше, фигуристей. Решив не тратить времени, он захлопнул дверь и стиснул брюнетку в объятиях. Но та отстранилась:

— Офицер, а меня Зойкой кличут. А вас как?

— Лекс. — Он притянул Зою к себе и погладил тугую задницу. Под платьем девушка ничего не носила.

— Какое имя красивое! А в поход вы женщин не берете? Тяжело без внимания-то в походе, не приласкает никто, не приголубит… А я бы пошла! Я ж не помешаю, только помогу! А то остались тут одни старухи да дети, а жить-то хочется, чтобы мужчина рядом, чтобы свет посмотреть, людей разных, а то проторчишь тут, да как бабка из ума выживешь…

Лекс попытался заткнуть ее поцелуем. Зоя сопротивляться не стала, но, стоило ему сунуть руку в вырез платья, снова отпрянула.

— Так берете с собой женщин, а? Я бы пошла, я путешествовать страсть как люблю, меня папенька покойный с собой на ярмарку аж почти в Москву брал, но я маленькая была, еще в мужчинах не понимала, а они вились, так и вились кругом! А тепереча я уже большая, все могу, всё умею, а уж если кого заприметила — завсегда своего добьюсь и подругой верной буду! Вот увидишь, миленький, не пожалеешь ни разу! — И ухватила Лекса за ремень.

Она продолжала что-то болтать, не требуя, впрочем, ответа, и капитан решил уже было завалить ее на тюфяк, но аппетитная Зойка опять выскользнула из его рук:

— Возьми меня с собой, миленький! Я обузой не буду!

Леке перешел в наступление: сгреб Зойку в охапку, повалил-таки, задрал подол платья. Это ее не смутило, она не затыкалась ни на мгновение. Лекс понял, что, несмотря на несомненные Зойкины достоинства, под нескончаемый поток ее слов он ничего не сможет. Поцелуи не помогали: девица уворачивалась. Отчаявшись, он буркнул:

— Нельзя женщинам на войну. Приказ.

Зойка от удивления замолчала. Лекс принялся лихорадочно расстегивать брюки. Зойка несколько раз хлопнула глазами, взвизгнула и скатилась с тюфяка, поправляя платье. Она плакала.

— Все вы, мужики… пообещаете, а самим только бы под юбку залезть… А я честь берегу!

Лекс очень сомневался в наличии у Зойки чести. Но сама девица, похоже, считала себя соблазненной.

— Иди отсюда! — зашипела она на капитана. — Только время потеряла! Другой бы не обманул! Иди, а то заору! Бабы прибегут, от тебя места мокрого не останется.

Пунцовый от стыда и ярости Лекс молча приводил себя в порядок. Вот ведь бабы. Старая, как мир, уловка: своим телом купить себе безбедное существование. Под причитания и ругань Зойки он выскочил на улицу и первым делом глянул на хронометр: привал уже закончился, и Лекс задерживал отправление колонны. Он кинулся к воротам. Деревенские, вышедшие проводить военных, бросали на капитана насмешливые, как ему почудилось, взгляды.

Пока Лекс проверил, пополнил ли завхоз запасы, пока провел перекличку личного состава — прошло еще полчаса. Явился второй ротный, капитан Тойво, получивший звание гораздо раньше Лекса за выслугу. Тойво был постарше, плотный, широкоплечий, с высокими залысинами. Остатки черных кудрявых волос топорщились за ушами. У лица капитана Тойво, казалось, было два выражения: «брезгливый зануда» и «улыбчивый добряк». Сейчас Тойво всячески старался изобразить дружелюбный интерес, но получалось плохо, только выпуклые карие глаза смотрели сочувственно.

— Таки проблемы, капитан Лекс? — Тойво грассировал. — Таки почему не едем, я бы спросил?

— Небольшая задержка, капитан Тойво. Не волнуйтесь, сейчас отправимся.

— Если бы меня послушали, я бы сказал, что задержка бывает несколько после опоздания капитана и таки вовсе не у колонны… Ну, раз вы считаете, что волноваться нечего, я таки вам поверю и пойду себе к своим ребятам, которые, конечно, зря волнуются. Вы знаете, что говорила в этих случаях моя матушка? «Бардак, — говорила матушка, — бардак, Тося, начинается везде, где собирается много молодых людей». И таки на примере нашей армии я вижу, что матушка была права, как всегда. Ну таки я пойду к своим ребятам, раз у вас задержка, капитан Лекс.

На протяжении всей нотации Леке стоял без движения. Безусловно, Тойво прав. Может и жалобу руководству настрочить, хорошо, что пока нытьем ограничился. Вопреки своим обещаниям, Тойво не ушел, а остался стоять над душой, пока Лекс, суетясь и все сильнее злясь на себя, завершал подготовку к отбытию.

Наконец можно было ехать, и Тойво, не попрощавшись, медленно двинулся к своей роте. Лекс сжал кулаки. Он Тойво еще в гарнизоне терпеть не мог, но тогда Лекс был лейтенантом, и капитан его не трогал. А в походе, видимо, оторвется по полной, весь мозг съест. Как и завещала ему матушка.

— Ну наконец-то! — возликовал Глыба. Танкер тронулся так резко, будто лейтенант только и ждал случая рвануть оба рычага управления. — А я уж думал, капитан, до ночи не уедем. В обход субординации прими совет: ты — пример для подражания. Если ты дурака валяешь, лейтенанты, сержанты, рядовые — все, кроме нас с Барракудой и Кусакой, тоже валяют дурака. Ты опоздал — теперь они будут опаздывать. Если хочешь, чтобы в роте был порядок, — веди себя безупречно.