Пулеметчик (СИ) - "Д. Н. Замполит" Страница 9

Пропорция номер два… восемь золотников соды, десять кислоты, сахар и аспирин… отмерить, взвесить, в склянку…

Пропорция номер три…опять просыпал! Да что ж такое!

— Поначалу будет трудно, — наставлял его Михал Дмитрич, — но ты не торопись, не старайся сделать все сразу. Если не получается — встань, походи, подумай, что ты делаешь не так, что можно сделать удобнее или проще. Не бросай, вскоре приноровишься, и главное, записывай все, что делаешь.

Митька встал, походил, подумал и двинулся на кухню, где выпросил у Ираиды несколько ложек и заодно стакан вишневого компота, который уговорил сразу. Кухня с плиткой на полу и кафелем на стенах была самым прохладным помещением в квартире — конечно, если не начиналась большая готовка, но болтаться без дела на кухне не позволит Ираида. Разве что поесть, чтобы не накрывать зазря в столовой — но завтрак только что прошел, а обед еще и не думал начинаться, да и был приготовлен с вечера и стоял в шкафу-леднике. Вот сунуть бы туда и голову, охладиться… но нет, Ираида скандал устроит, уж больно трепетно она блюдет чистоту вокруг еды.

Ладно, пора и дело делать. Митяй вернулся к столу, открыл громко названную лабораторным журналом тетрадку, где стояли две только сиротливые галочки из двух сотен вариантов, тяжело вздохнул и принялся за дело. Пропорция номер три…

Как и у всех пацанов его возраста, с усидчивостью у Митяя были проблемы, зато упрямства было не занимать и к вечеру он доделал почти все, что наметил на день. Ну как “почти”… две трети, но твердо решил завтра не ходить гулять и все наверстать. С этими мыслями он убрал свою “лабораторию”, смахнул остатки просыпанных порошков в ведро и ушел к себе, немного почитать перед сном и не видел, как улыбалась ему вслед Марта — все вышло точно так, как предсказывал господин инженер, “Если он сумеет выполнить хотя бы треть — будет просто отлично!”

Скандал с “пропавшими” англичанами вышел что надо.

На следующий день, когда все участники уже были вне досягаемости, прислуга обнаружила пятна крови и, естественно, тут же вызвала полицию. Поскольку группа имела документы на фамилии Войцеховски, Новак, Ковальски, Вуйчик и Шимански, власти принялись трясти проживавших в Женеве поляков.

Затем газеты оповестили об исчезновении шестерых подданных Эдуарда VII, причем генеральный консулат Его Величества обещал вознаграждение за любую информацию.

Через недельку отсидевшийся в Франции Егор через знакомых еще с Москвы эмигрантов попал в квартиру Гоца, но сумел там оставить бумаги только со второго раза — постоянно кто-то крутился, приходили и уходили люди, да еще каждый старался расспросить “героя Трансвааля”, так что пришлось при первом же удобном случае просто уронить их за комод и быстро уматывать обратно во Францию

Дальше под мою диктовку было написано анонимное письмо консулу Соединенного королевства, в котором неизвестный доброжелатель сообщал с подробностями, что видел в доме Гоца заляпанные кровью английские документы и подозревает, что они принадлежат пропавшим.

Отправили мы его уже из Лиона, туда же через несколько дней со всеми предосторожностями приехал и Никита, рассказавший, что в Женеве грандиозный шухер, даже круче, чем после убийства Елизаветы Баварской — науськанная британцами полиция хватала всех, кого можно было заподозрить в мало-мальской принадлежности к террору. Гоц арестован, как и все, кто имел неосторожность быть у него в квартире — там кроме английских паспортов нашлись и оружие, и прокламации, и даже что-то взрывчатое. Кроме того, повинтили человек сорок эмигрантов, десяток визитеров прихватила оставленная в квартире Гоца засада, под раздачу попала даже Засулич, как ранее причастная к террору, но ее быстро выпустили. Впрочем, большинство арестованных тоже довольно скоро освободили, да и оставшихся суд наверняка оправдает — прямых улик-то нет, но пусть месячишко-другой посидят в тюрьме, подумают.

А поскольку Гоц был своего рода “диктатором” боевого крыла эсеров, если не всей партии, то активность боевиков и создание структур террора будут надолго заторможены, сперва отсидкой, а потом разборками на тему “ай-яй-яй, а кто это сделал?”.

Еще большой плюс, что вся эта история произошла практически на глазах Зеева Жаботинского, корреспондента “Одесского листка” в Италии и Швейцарии, очень кстати оказавшегося в Женеве. Ну то есть оказался он не то чтобы сам, а по моему вызову, и по моей же просьбе накатал телегу дедушке Гоца, Вульфу Янкелевичу Высоцкому, крупному купцу и активному сионисту. Главная мысль в письме была что деятельность внука ведет лишь к озлоблению против иудеев, недоверию и притеснениям, и было бы куда как лучше вкладываться в еврейскую колонизацию Палестины. Б-г даст, пойдут деньги “чайного короля” не Гоцу и его террористам, а на более мирное дело.

Вытащив из бумажника купюру в пять франков с номером 927D619 я принялся составлять телеграмму Савинкову. Так, у нас франк, значит, “Наши французские поставщики”. Номер состоит из двух групп цифр по три и одной буквы посередине — “группа из трех компаний господина D. и конкурирующая группа также из трех компаний”, цифры “должны провести встречу сентября двадцать седьмого дня в Лионе после встречи июня девятнадцатого дня в Гамбурге”. Завершаем стандартным “телеграфируйте инструкции” и подписью.

Сдав бланк в окошко телеграфа и уплатив требуемую сумму, я вернулся в гостиницу, где меня нашел Медведник. Выглядел он сущим латиноамериканцем — чернявый от природы, да еще я насоветовал, особо не объясняя зачем, побольше времени проводить на солнце. Свежий загар хорошо лег на не успевший сойти южноафриканский, так что получился вполне такой смуглый Гомес или Перес.

— Патрик проявился. Отписал, что это были не агенты Скотланд-Ярда, а люди Сесила Родса.

— Так он же помер! — удивился я. — В начале весны, что ли.

— Ну да, точнее, люди компании Родса, Де Бирс Консолидейтед Майнс, искали следы алмазов Кимберли. У них были информаторы среди потенциальных покупателей и как только алмазы засветились в Риме, группа выехала по наши головы.

— Нам еще сильно повезло, что это “частная” группа, а не профессионалы из какой-нибудь правительственной службы, там бы мы живы не ушли.

— Ну да, — печально согласился Егор и принялся разглядывать улицу под балкончиком номера. Судя по его вздохам и взглядам, которые он бросал в мою сторону, его что-то тревожило.

— По-моему, ты что-то хочешь спросить.

Егор повернулся ко мне, нахмурился и сделал неопределенный жест руками — то ли развел ими, то ли взмахнул, а потом решительно задал вопрос.

— Зачем мы подставили эсеров?

— Сам никаких причин не видишь?

— Разве что пустить полицию по ложному следу, но это подло, они все-таки наши товарищи, революционеры.

— Подло, значит… Хорошо, постараюсь объяснить, — я тоже нахмурился и задумался, чем пронять Егора. Высокие материи он не любит, надо как-то через его опыт зайти… Точно!

— Вот ты воевал за буров, так?

— Ну да, два года. — согласно кивнул Егор.

— Убивал?

— Конечно это же война, — парень пожал плечами. — В тебя стреляют, ты стреляешь…

— Трудно убивать?

Медведник задумался, что-то вспоминал, потом поднял взгляд.

— Первого очень страшно было, мы налет на пост делали, я в часового из винтовки стрелял. Может, и не я, но когда увидел, как ему полголовы снесло, так замутило, что меня буры под руки вели.

— А потом? Второго, третьего?

Егор опять ушел мыслями туда, на юг Африки, в партизанский буш, где гремели копытами и упряжью кони, громыхали залпы винтовок и давно не мывшиеся бойцы прорывали колючуюю проволоку между блокгаузами.

— Потом легче, привыкаешь.

— Вот именно. Человек такая скотина, что ко всему привыкает, и к убийству тоже. И в нашем деле это очень, очень опасно — сперва ты убиваешь явных врагов, потом привыкаешь любую проблему решать устранением человека. И начинаешь потихоньку убивать уже не то чтобы врагов, а так, оппонентов. А потом тебе товарищи говорят что-то не по нраву. И ты думаешь, а не враги ли они, и не убить ли их, чтобы все стало хорошо. И наконец, когда вокруг тебя уже некому сказать, что ты из революционера стал просто убийцей, ты посылаешь людей на смерть просто за косой взгляд в твою сторону. Я, конечно, утрирую, но суть именно в этом — людей, способных удержаться на этой дороге и не стать чудовищами, очень мало, большинство будет радостно стрелять назначенных врагами.