Неожиданный наследник-2 - Александр Яманов Страница 9

моём месте юноша или необразованный человек, кем я был несколько лет назад, то у Панина бы всё получилось. Тяжело не стать поклонником прусского монарха, наблюдая за его успехами, которых действительно немало. Ведь кроме войны и строительства дворцов, Фридрих отличился в реформе государственного устройства и суда. При нём простой народ стал жить богаче, а в стране распространялось верховенство закона. Какой-нибудь немецкий барон не мог насмерть запороть своего крестьянина, ибо сразу попадал под суд. Я беру простой пример. Но и в более сложных вопросах король последовательно меняет державу, облегчая жизнь людей.

Только Панин не понял, что в моих глазах он выглядит обыкновенным предателем. Мне кажется, что для наведения порядка в своей стране, не надо становиться агентом другой. При этом никто не мешает русским вельможам брать всё лучшее из Европы и постепенно распространять дома. Но тот же Никита Иванович вместо дела, предпочитает носиться с прожектом мифической Конституции, которая в нынешнее время не только вредна, но и опасна для страны. А если учитывать, что граф является масоном и принадлежит к прусской ложе, то всё выглядит гораздо хуже.

Страшно, что таких вот Паниных в России немало. Эти влиятельные и образованные люди, вместо того чтобы приносить Родине пользу, ослабляют её. И определить подобных врагов, якобы радеющих за державу, крайне тяжело. Ведь они убеждены, что их дело правое и должно принести только благо.

Чего-то я совсем разволновался. Наверное, потихоньку начинаю мыслить по государственному и мне за державу обидно. И тут же я мысленно улыбаюсь, с трудом сдерживая нахлынувшие чувства. Скоро домой! А значит, я увижу родных и, конечно, Анну. Последние дни мне всё сложнее сдерживать рвущееся наружу нетерпение. Наша разлука слишком затянулась. Но тем радостнее будет встреча!

* * *

В Штеттине мы два дня дожидались корабль. Наконец, он прибыл и встал на прикол. Ведь команде надо отдохнуть, а затем подготовиться к плаванию. Оказывается, судно проделало долгий путь и побывало в Стокгольме и Копенгагене. Я расстроился, но решил, что три дня ничего не изменят.

Удивило поведение Панина, который явно расстроился и был сильно озабочен после прочтения корреспонденции. Её доставили другим кораблём ещё до прихода нашего. Никита Иванович надолго закрылся в своей комнате и даже не вышел на ужин. Мы с Алонсо не обратили на это внимания, так как граф порядком надоел нам в дороге.

Глупо сидеть дома, когда на улице конец июля и погода просто замечательная. Поэтому следующие мои дни были посвящены занятиям на морском берегу и конным прогулкам. Нами был осмотрен порт и его окрестности. По сложившейся традиции я посетил несколько местных мануфактур и даже одну ферму, где состоялась весьма поучительная беседа с её владельцем.

Панина мы почти не видели, разве что за ужином. Но к этому времени я уже был порядком вымотан, да и граф перестал хмуриться.

И наконец, долгожданный день настал. Обозники с Пафнутием перетащили на корабль наши сундуки. К моему удивлению, я изрядно оброс вещами. Кроме подарков, надаренных роднёй и Фридрихом, это были купленные книги и инструменты. Конечно, я приобрёл немало гостинцев для семьи и Анны, но всё равно скарба стало слишком много.

* * *

Обратный путь вышел похожим. Панину и Крузе стало плохо, хотя особой качки не было. Зато мы с испанцем увеличили время занятий, и целый день проводили на палубе. Только это спасало меня от разгорающегося нетерпения. Я загружал себя работой со шпагой и кинжалом так, что к вечеру у меня тряслись руки. Один раз капитан предложил дону Алонсо провести тренировочный поединок. Тогда почти все плывшие на корабле собрались на палубе, дабы насладиться этим зрелищем. Мне даже стало немного стыдно, ведь я никогда не научусь так владеть шпагой.

Правда, де Кесада говорил, что для этого не нужно учиться десять лет. Хватит и два — три года, только надо заниматься каждый день. Думаю, для меня это не составит сложности. Я давно почувствовал, что фехтование дало мне силу не только в руках, но и в ногах со спиной. А месье де Сигоньяк часто повторял, что хорошему фехтовальщику легче освоить танцы и наоборот. Поэтому надо продолжать заниматься и не лениться.

С улыбкой вспоминаю француза и понимаю, что совершенно забыл половину па и пируэтов. Последний бал, где я принял участие, состоялся в Дармштадте. Он сильно отличался от подобного события в Санкт-Петербурге. В Гессене не было подобного размахом и всё проходило по-домашнему и мило. Думаю, надо приглашать Анну в качестве партнёрши при изучении новых танцев. Надеюсь, она не откажется.

Подход и к стоянке судна был долог и мучителен. Вот уже минул полдень, а мы всё маневрировали на подходе к столице. Но всё когда-нибудь заканчивается, и на спущенной шлюпке мы устремились к берегу. Вернее, это я так себя чувствовал. Панин и Алонсо вели себя спокойно. А Крузе остался на корабле и должен спуститься на берег немного позже. С нами также плыли Пафнутий и один из обозников, служащим в Тайной экспедиции.

Карета уже дожидалась нас на берегу. Панин уехал на своём возке, а мы сразу устремились в Аничков дворец. Я думал быстрее привести себя в порядок, но перед этим написать Лизе и Анне. Соскучился я по всем, но в первую очередь хочу увидеть любимую. И вот открытые створки ворот, затем знакомые ступеньки и слуги, замершие в молчаливом поклоне.

— Пафнутий, — не могу сдержать распирающее меня счастье, — Я в кабинет, писать записки. Быстро реши, чтобы их отвезли в Шушары и графине. И позаботься о ванной. После стольких дней на этой чёртовой лоханке от меня несёт как от лошади.

Чуть ли не пританцовывая, захожу в кабинет и достаю два листа бумаги. Чернильница оказалась полная, поэтому надо только макнуть перо и начать писать. Главное — не наделать клякс, в чём я большой мастак. Улыбаюсь и думаю, как лучше составить письмо. Вдруг раздаётся стук, выведший меня из приятных размышлений.

В кабинет вошёл камердинер, и выражение его лица мне сразу не понравилось. Пафнутий не тот человек, который будет беспокоить меня попусту. Он ещё и молчит, явно опасаясь начать говорить. Сердце бешено застучало и одновременно рухнуло куда-то вниз.

— Говори, — мой голос