Андрей Левицкий - Песчаный блюз

Андрей Левицкий, Алексей Бобл

ПЕСЧАНЫЙ БЛЮЗ

Авторы благодарят Виктора Ночкина и Артема Белоглазова за талантливую поэзию, первого — за стихотворение про ветер и бродягу, а второго — за песенку про киборга.

Часть первая

ЭТОТ ЖЕСТОКИЙ МИР

Глава 1

ПОПЫТКА ГРАБЕЖА СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ

В жизни стоит делать только то, что тебе интересно, доставляет удовольствие или приносит деньги.

Хорошо, когда два из этих условий соблюдены. Ну а если все три… что ж, значит, ты счастливчик.

Я именно такой. То есть я — доставщик, а еще сочиняю песни. Мне интересно ездить по всяким местам; я получаю удовольствие, бряцая по струнам и бормоча стишки собственного сочинения, ну и неплохо зарабатываю на всем этом. Казалось бы, что еще надо мужчине для счастья?

Да ничего. Я вполне счастлив. Во всяком случае, чувствовал себя таковым, когда сквозь шум двигателей донеслось:

— Музыкант! Эй, тормози!

Поправив свой франтоватый бледно-зеленый шейный платок, я повернул голову — где-то за кормой «Зеба» приглушенно рокотала мотоциклетка.

Рокот сместился к правому борту. Кого там принесла нелегкая? Пришлось откладывать гитару, вылезать из кресла-качалки, стоящего посреди палубы, и доставать трехлинейку из чехла за спинкой.

Барханы раскинулись вокруг во всем своем песчаном однообразии. Караван, с которым мы недавно расстались на развилке у ржавого указателя с надписью «МОСКВА. 500 км», упылил к Мурому.

— Музыкант!

Шагнув к правому борту, я положил ружье на плечо.

— Да стой ты наконец! — крикнул Чика, привстав на заднем сиденье мотоциклетки.

Трехколесной машиной управлял Скорп, бородатый детина с толстым белым шрамом на брюхе. Куртки с рубахами Скорп не признавал, носил только шаровары. Волосатую грудь стягивали патронные ленты, на лице очки с выпуклыми стеклами, кожаный шлем на голове. Шлем этот он никогда не снимает, я, во всяком случае, не видел. Напарник Бочки по имени Чика совсем не такой. Прыщавый юнец, одетый в поношенную куртку с чужого плеча, на голове вместо шляпы плетеное донышко от корзины, подвязанное лентой. Увидев меня, он замахал рукой. Чика старался во всем подражать Скорпу, отчего выглядел забавно — не было в нем и грамма суровой невозмутимости напарника.

Похоже, они давно за мной тарахтят, оба сажи наелись, у меня ведь двигатели врублены почти на полную. Бандитов из этих мест повыбивали, но береженого, как говорится, и панцирный волк бережет. После развилки, где я откололся от машин Берии, шел участок неплохо сохранившейся дороги, для каравана узковатый, а одинокому транспорту в самый раз. Так бы мотоциклетка меня давно обогнала.

— Чего вопишь? — спросил я.

— Ос… танови, — Чика закашлялся. — Бер… Берия забыл…

Скорп сбросил газ и дернул гашетку тормоза. Машина вильнула, задребезжало крыло над передним колесом. Чика ткнулся лицом в широкую спину водителя.

«Зеб Шилликот» — шестиколесный сендер с острым носом, широкой кормой и дощатой палубой. Борта покрыты листами жести, надстройки деревянные. Трюм в носовой части, сзади два двигателя, бензобак и система управления.

Я глянул вперед и кинулся в рубку на корме. Еще немного, и самоход бы зацепил правыми колесами склон крутого бархана. Штурвал-то на стопоре, а потрескавшийся асфальт кончился, теперь надо быть внимательней.

Повесив ружье на крюк, уселся в высокое вращающееся кресло и потянул на себя рычаги. Двигатели взвыли — скорость упала, — потом звук стал низким и ровным. Какое-то время я слушал, как работает правый дизель, там ремень генератора пора менять, и аккумулятор уже староват… Ладно, вроде порядок. Нащупал под креслом ручку пневмотормоза, дернул — самоход встал.

Чика, не дожидаясь приглашения, забрался на борт, что вообще-то не принято. У нас, у доставщиков, так говорят: «Моя машина — моя крепость». Но молодой правила еще плохо знает.

— Ну, чего тебе? — Я вышел из рубки.

— Берия просил в Рязань завезти.

Он протянул небольшую котомку.

— Почта? А больше он ничего не передал?

— Передал, передал, а как же! — Чика достал из нагрудного кармана две медные монеты.

— Что ж так мало?

— Ну, Музыкант, я тут при чем? Сам у Берии потом спросишь…

Я взял деньги. Ладно, мне еще с ним и в Москву, и в Киев ездить. Он приличный караванный старшина, бывают и похуже типы, а с Берией дело иметь можно, он всех знает, со всеми на короткой ноге. Нравы и порядки в городах и поселках Пустоши разные, на каждом рынке свои правила. И доставщикам-одиночкам вроде меня связи среди тех, кто караваны сколачивает, нужны.

— Ладно, отвезу. В кнайпе отдать при гостинице?

Чика кивнул и перекинул ногу через борт.

— Бармену, да. К нему все за почтой приходят.

— Передай Берии, чтоб в Муроме прикупил мне аккумулятор для пускового движка. Он знает какой. В лавке у Потапа есть.

— Ага! — закивал юный доставщик и уже собрался спрыгнуть на песок, но я поймал его за плечо.

— Не перепутай, Чика. У Потапа, именно у него, а не у Федора Самарца. Повтори!

— В лавке у Потапа. В Муроме. Аккумулятор, — с готовностью отбарабанил он.

— Для пускового движка.

— Для пускового движка. Я запомнил, пусти, мы спешим, а то караван далеко уедет.

— Ладно, езжайте.

Я кивнул сидящему на мотоциклетке Скорпу, тот в ответ стукнул себя кулаком в грудь. Чика уселся позади него, двигатель мотоциклетки зарокотал, я же вернулся в рубку, бросил котомку на пол и сдвинул рычаг. Надо к вечеру в Рязань успеть, а мне ехать еще далеко.

Когда двигатель завелся, прислушался — некроз его разберет, что-то там еще фырчит помимо ремня. Ладно, позже налажу. Отщелкнув стопор со штурвала, вывернул колеса и хлопнул ладонью по рукоятке пневмотормоза. Самоход дернулся и покатил между барханами.

Взяв за ориентир самый высокий холм, маячивший далеко впереди, я выровнял машину, зафиксировал штурвал и снял с крючка ремень трехлинейки. Вернувшись в кресло-качалку, сунул ружье в чехол, сел и поднял гитару с палубы. Взял губную гармошку, висящую на груди на свитом из разноцветных нитей шнурке, пару раз дунул в нее, прикрыл глаза и коснулся пальцами струн.

Бродит ветер по пустыне,Посреди больших песков,Под песком лежат руиныПозабытых городов.

Я пустынник и бродяга,С ветром бродим мы вдвоем,Сочиняем песни вместе.На два голоса поем.

Я как раз закончил рифмовать и не спеша перебирал струны, бормоча куплеты, когда слева по курсу появился «тевтонец». На верхушке телескопической мачты трепыхался флаг с изображением распятого мутанта, на станине позади водителя стоял пулемет. Корпус «тевтонца» выкрашен черным, человек за баранкой облачен в просторную черную одежду… Ясно, что это монах, патрульный Ордена. Непонятно только, почему он в машине один, служители Ордена Чистоты всегда передвигаются по двое-трое.

Ну вот, пожалуйста — патруль! Что они делают в северо-восточной Пустоши? До Москвы далеко, до Киева еще дальше… Земли вокруг Рязани не входят в зону влияния ни одного Храма, так с чего бы тут шастать патрулям? Разве что произошло нечто важное, что привлекло внимание Ордена к этому району, — хотя и тогда они скорее бы прислали жрецов-карателей, а не обычных монахов.

Но делать нечего, с этой братией не шутят, да и не испытываю я к ним особой неприязни. Должен же кто-то отстреливать мутафагов, чтоб не расплодились по всей Пустоши.

Пришлось отложить гитару и встать. Надев свою желтую шляпу и затянув шнурок на подбородке, чтоб не сдуло ветром, я пошел в рубку. Ветер трепал бахрому моих широких кожаных штанов, шевелил поля шляпы.

Мелодия все еще звучала в голове, вслушиваясь в ее переливы, я прикидывал, сколько «Банда четырех» заплатит за эту песенку, и потому недостаточно четко воспринимал окружающее. А то бы насторожился. Какой-то занюханный вид был у этого «тевтонца»…

Машина спускалась по длинному пологому склону наискось к курсу моего самохода. Двигатель там наверняка послабее пары дизелей, что рокочут под палубой, но зато «тевтонец» куда легче. Просто каркас из сваренных труб, с мачтой, сиденьем и бензобаком. Разве что многоствольный «гатлинг» добавляет весу. К слову, пулемет без электропривода, чтобы открыть огонь, надо вращать рукоять — ну и зачем, спрашивается, этот малый уселся в сендер один? Ствольный блок «гатлинга» торчит над его головой, стрелять и одновременно рулить монах не сможет. Но никого другого в машине не видно.

Водитель привстал, махнул мне рукой: тормози, мол. Ладно, торможу, служивый, не напрягайся так, еще ряса на заднице лопнет. Я чувствовал себя уверенно: никаких незаконных товаров в трюме «Зеба» нет, лишь ящики с яйцами водяной курочки, которые я вез в Рязань с фермы Ротника, да сумка с почтой от Берии. Монахи вообще не должны останавливать меня в этом районе, они здесь не хозяева, но я не хотел портить отношения с Орденом и потому, зайдя в рубку, сдвинул рычаги. Стрелка тяги перескочила на ноль, я потянул ручку пневмотормоза под сиденьем, пшикнул сжатый воздух в цилиндрах, скрежетнули колодки, и самоход встал.