Александр Афанасьев - У кладезя бездны Страница 10

Совсем немного…

Он подполз к самому краю крыши — и дождался своего. Кто-то полез через забор, стараясь действовать тихо — но лезть через забор совершенно бесшумно невозможно в принципе. И когда этот человек спрыгнул вниз, протянул руку второму — он услышал шум у самой двери. И понял, что дальше медлить нельзя…

пистолет-пулемет выхаркнул двадцать пуль разом, не поперхнувшись — одной длинной очередью. Раздался крик — а он, не медля, выхватил гранату, выдернул чеку и ювелирно точно катнул ее по крыше — ровно так, чтобы она подкатилась к краю крыши и упала вниз, как раз на головы ублюдков, которые собрались ломать дверь. Внизу грохнуло, со вспышкой, со звоном выбитых окон, кто-то открыл огонь по крыше из автомата — он перекатился, чтобы не попасть под случайную пулю, выхватил еще одну гранату и бросил в ту сторону, откуда стреляли, потом — еще одну. Вскочил на ноги — ровно для того, чтобы увидеть, как катится по улице пикап и в сторону дома с улицы летит что-то, напоминающее шаровую молнию. Было поздно — он только успел упасть на крышу, как весь дом под ним — содрогнулся…

Одну из групп — вел человек по имени Гараад Али, бывший капрал итальянских колониальных войск. Это был опытный унтер-офицер, окончивший восьмилетнюю школу, а потом и унтер-офицерские курсы. Когда начался мятеж — у него не было выбора к кому примыкать, потому что он был из племенного объединения хабр-гадир, из того же самого, из которого происходил генерал Айдид. Он понимал, что то, что они подняли мятеж — это плохо, и чего бы они не добились этим — это все равно будет хуже того, что есть у них сейчас. Но остановиться он не мог, и воспротивиться тому, что происходило — тоже не мог, потому что он был африканец, и это была Африка. Если бы он еще был из клана Абгааль, многие члены которого сейчас работали на колониалистов — оккупантов — он бы мог хотя бы уйти. Но так… его племя просто отторгло бы его, никто не стал бы слушать его жалкие оправдания, свой всегда прав, тем более тот, который возвысил племя и дал детям племени еду, его нужно слушать беспрекословно и во всем.

Потом сказали, что все люди хабр-гадир получали долю от наркотиков, это было и так и не так, генерал, конечно же, отчислял от своих доходов значительную часть в общий котел племени, который распределялся по нуждающимся — но дело было не в этом. Дело в том, что в Африке ты сам, как личность, которая в цивилизованных странах поставлена на пьедестал — ровным счетом не значишь ничего. Ты можешь приобрести лишь уважение племени — и прожить в покое и достатке сто двадцать лет — а может приобрести много денег — но оставаться одним и покончить с собой в приступе депрессии. Этого так и не поняли европейцы, которые колонизировали Африку. Поэтому — здесь до сих пор и было неспокойно.

Он вел своих людей к дому, который укажет их командир, посветив на него инфракрасным фонарем, который будет хорошо виден в прибор ночного видения. С ним — семь бойцов, закаленных, неприхотливых, жилистых профессионалов, прошедших и бомбежки, и патрулирование — границу патрулировали вертолеты с крупнокалиберными пулеметами, их пули могли разорвать человека пополам. Они прошли ад городских боев и межплеменные разборки, они выполняли подобные задания не только здесь — но и в других странах Африки, потому что в Африке ничего постыдного подрабатывать с автоматом в руках, наоборот — хорошего воина ценят все. Там впереди дом, а в доме — итальянский убийца, которого прислали, чтобы убить абуну[28] — так они между собой называли генерала, не принадлежащим ему титулом. Но теперь — они убьют его и итальянцы поймут, что им противостоят воины и мужчины.

В темноте ярко сверкнула вспышка, уперлась в дом, внешне ничем не примечательный, такой же как и все. Улица была торговой, поэтому дома здесь выходили фасадом прямо на нее, без привычных садиков огороженных высоким забором — а вот пространство между ними как раз было отделено от улицы забором, образуя что-то вроде внутренних двориков, где можно держать не слишком ценный товар или использовать их по другим своим надобностям.

За спиной — кто-то из бойцов приглушенно кашлянул.

— Аамус! Тартииб дхакак![29] — раздраженно бросил бывший капрал. Он считал своих людей профессионалами… наверное, кто-то из новеньких, присланных племенем… Понаберут же…

Они остановились у забора, не решаясь подходить к самому дому. Капрал подумал, что в доме может быть черный ход или что-то в этом роде и его не мешало бы перекрыть. Иначе — рыбьа может ускользнуть из сети.

— Мохаммед! Ад хагга! Аамус![30] — не оборачиваясь, прошипел он

С противоположной стороны улицы, где остановились машины — к ним приближалось шесть человек. Четверо — с пистолетами-пулеметами и двое — с автоматами, они останутся на улице и вступят в бой, только если все будет совсем плохо. Хорошо бы обойтись тихо, не стрелять на улице… если поднимутся немцы…

Мохаммед уже исчез за стеной, следом должен был идти Рааг, его младший брат. Он и пошел, пошел неумело, тяжело поднимаясь на забор — и тут раздался звук, от которого капрал просто похолодел. Хорошо знакомый ему звук, влажный шлепок, чем-то напоминающий звук рыбы, с размаху брошенной на разделочную доску.

Рагг повалился назад, упал тяжело, мешком — он это не видел, слышал — и в этот момент что-то упало впереди, отчетливый звук падения чего-то тяжелого, но небольшого. Жесткий такой звук удара об землю.

— Дулка![31]

Капрал тяжело упал на землю — и в этот момент впереди, совсем рядом разорвалась осколочная граната. Его ударило взрывной волной, осколки ударили по рукам, которыми он прикрыл голову, по самой голове. Оглушенный, ошарашенный — он хотел откатиться, но тут взорвалась еще одна граната…

— Ты уверен, что он там?

Командир группы не сводил глаз с полицейского — в его племени это называлось взгляд змеи, этому учил его отец, который умел сам и передал это своим сыновьям, точно так же, как раньше ему самому передал это умение его дед. Командир группы происходил из семьи знатных воинов, его отца ни разу не покусала собака и не ударил бык. Однажды в баре — этим взглядом он утихомирил троих хулиганов, у двоих из которых были ножи.

— Он там, там, рас — зачастил полицейский — там! Он пришел днем с другой стороны, люди видели, что он пошел с товаром к торговцу Доронго!

— Меня не интересует это. Он — там?

Впереди — что-то упало, кто-то закричал и тут же рвануло. Граната!

— А!!! Анига ку есель![32] Садись на мое место! Поехали!

Командир группы выскочил из машины, сунулся в кузов пикапа — там, под ногами был упакован гранатомет Бункерфауст с двумя зарядами к нему. Из всех — только он один умел пользоваться этим страшным оружием, остальные — дошли только до разных вариантов Панцерфаустов-44 и Базук, применить которые могла и обезьяна.

У дома — резко простучала очередь из германского автомата. По небу — полоснули трассеры, рванула еще одна граната.

Пикап резко, почти на месте развернулся, едва не выбросив его из кузова. Он прицелился по дому, где засел итальянец, выстрелил. Шаровая молния полетела к дому, провалилась в окно — а через секунду тяжко, низко громыхнуло и яркое пламя плеснуло разом из всех окон второго этажа, осветив разбросанные на асфальте тела.

— Анига ку есель! — заорал разъяренный командир.

Ослепительный луч прожектора осветил улицу — тяжко бухтя дизелем со стороны центра, где были полицейские казармы — пер германский бронетранспортер Лухс, устаревший по европейским меркам — но вполне пригодный для службы здесь. Следом за ним — шел тяжелый Магирус с солдатами…

— Дхука сеехо! Ха нага хоримаанин![33] — громыхнул мегафон над улицей

Командир группы хотел так и сделать — он совершенно не хотел сражаться с местными полицейскими, а тем более — с солдатами Рейхсвера из стоящего тут гарнизона. Но тут — какой-то идиот из тех, кто чудом остался в живых в этой гребаной переделке, явно кто-то из новичков, из тех, кого прислало племя, род Генерала — подхватил автомат и сдуру долбанул по прожектору, по надвигающейся из темноты машине. Немцы в таких случаях поступали просто и особо не раздумывая — прожектор на бронетранспортере погас, разбитый пулями — и тут же забухал, застучал «отбойный молоток» — приводящая любых повстанцев в ужас скорострельная тридцатимиллиметровая пушка Маузер.[34] Ночью — это было похоже на дискотеку — при каждом выстреле из ствола рвалось пламя, снаряды летели, рвались на стенах, рикошетили, рассыпались огненными искрами. Моментально вспыхнула оставленная у дороги машина, потом еще одна. Бросив автомат, обезумев от страха, командир метнулся вправо — но нарвался на стену — и через секунду на ней рванул осколочно-фугасный снаряд, разбив ему голову как гнилой арбуз. На дорогу — прыгали абиссинские солдаты, стреляли на ходу, перебегая по улице от укрытия к укрытию. У немцев, которые были их офицерами и инструкторами они хорошо научились одному — пленных не брать.