Николай Буянов - Опрокинутый купол Страница 10

– С чего мне начать?

– С конца.

Она не выдержала и чуточку улыбнулась.

– А почему вы не говорите: с начала?

– Начало – это слишком абстрактное понятие, его трудно определить. Вот развязка, кульминация… Вы ведь поссорились?

– С кем? – испугалась она.

Улыбка мгновенно погасла.

– С вашим спутником. Только не переспрашивайте с каким. Все-таки я врач, а с врачом, как со священником, нужна полная откровенность. Так как?

– Он предложил мне выйти за него замуж. Я согласилась.

– Не раздумывая?

– Ни минуты.

– Вы не производите впечатления легкомысленной.

– Я и не такая. Просто я слишком долго ждала.

– Сколько же?

– Не помню. Много лет.

– Вы друзья с детства?

– Нет, что вы. Я издалека.

У него было стойкое впечатление, что женщина (имени он так и не узнал) с трудом пробирается сквозь дебри собственной памяти. Забыла… Или, что вероятнее, приказала себе забыть, а теперь…

– Расскажите о вашей первой встрече.

Подбородок ее вдруг задрожал, и Марк подумал, что она сейчас расплачется.

– Если бы я могла…

– Что вас удерживает?

– Не понимаю, – призналась она. – Когда я пытаюсь вспомнить, то вижу картины. Будто смотрю какой-то фильм, но не подряд, а кусками. Его лицо… Вернее, лицо совершенно другое, но я точно знаю, что это – Олег..

– Его зовут Олег?

Она посмотрела непонимающе.

– Разве я сказала…

– Как же его имя?

Пауза.

– Ну хорошо. Вы видите лицо вашего возлюбленного. Он не похож на себя нынешнего, но это он. И он вас пугает.

– Нет, что вы. Олег всегда был по-настоящему добр ко мне.

– Он вас любит?

– Да, – ответила женщина не раздумывая.

– А вы его?

Снова возникла пауза. Неожиданно Марк ощутил жар – захотелось расстегнуть шелковую рубашку (он всегда встречал в ней пациентов, создавал определенный образ), встать, распахнуть окно, подставив пылающее лицо сырому мартовскому ветру… Но остался сидеть. «Это она на меня подействовала, – подумал он, глядя ей в глаза сквозь пламя свечей. – Ведьма. Да нет, – тут же поправил себя. – Никакая не ведьма, ничего зловещего. Наоборот, очень мягкий образ, светлый, северный… Княжна Ярославна на крепостной стене».

– Мне кажется, – проговорил он, – что начало вашей истории скрыто в далеком прошлом. Вы решили забыть момент вашей первой встречи.

– Но…

– Подсознательно, голубушка. Видимо, с этим связано нечто неприятное. Возможно – опасное. Что еще вы видели на вашей «картине», кроме лица? Во что был одет ваш возлюбленный? Как он подошел к вам, о чем заговорил?

Она взмахнула пушистыми ресницами.

– Он пришел к нам домой, его пригласил дедушка, как лучшего ученика на курсе. Я не помню, о чем мы разговаривали. Помню только свое ощущение…

– Какое?

Она немного подумала.

– Электрического разряда. Словно случилось то, что давно должно было случиться. Мы искали друг друга – повсюду, в разных мирах… И наконец нашли. Потом мы расстались – он уехал домой, на родину, я с дедом еще некоторое время жила в Москве. Два года назад переехали сюда, подальше от суеты. Здесь встретились снова. Он просто подошел на улице…

– Что было дальше?

– Мы гуляли по городу. Катались в парке на колесе обозрения, обедали в каком-то кафе на самой окраине (уж и не помню, как нас туда занесло). Очень красивое кафе – бревенчатая избушка под высокой двускатной крышей, наверху башенка вроде сторожевой. Всюду резьба, на столах – вышитые скатерти. Довольно удачная стилизация под русскую старину.

– Что вы ели?

– Мясо в горшочках. Никогда не пробовала ничего вкуснее. Потом он возил меня в Осташков – знаете, такой городок-теремок в верховьях Волги. Там между озерами по реке ходит пароходик с двумя громадными гребными колесами. Даже не представляла, что такие могли где-то сохраниться.

Взгляд зеленых глаз стал мягче, затуманился… Она видела перед собой оранжевые предзакатные небеса (сердце заходилось от немого восторга) и на их фоне – черный зубчатый силуэт леса, черепичных крыш и широкой маковки деревянной церквушки… А еще он читал ей стихи, в основном Бунина – из тех, что были написаны в эмиграции. Они стояли на верхней палубе (всего их было две – верхняя и нижняя, но на нижней гуляла компания новоруссов, отмечали то ли слияние фирм, то ли удачное покушение на конкурента, земля ему пухом).

Сзади подошел капитан, козырнул с великолепной щеголеватостью старого морского (речного) волка, спросил, всем ли довольны господа пассажиры, не нужно ли чего. Благодарим, кэп, ответили они. Все великолепно. Хотим устроить завтра экскурсию по Троицкому плесу.

– Что ж, места здесь чудесные, скучать не придется. Если не возражаете, прошу нынче отужинать со мной в капитанской каюте.

– Почтем за честь, кэп.

Ужин превзошел все ожидания – легкое вино искрилось в высоких бокалах, на сверкающих тарелочках лежали крабовые палочки, нарезанные тонкими ломтиками сыр и ветчина, а потом их угостили макаронами по-флотски, но не простыми, а «фирменными» («Рецепт мне дал под большим секретом один капитан – он когда-то пиратствовал в здешних водах»). Мужчины были галантны и остроумны, кэп по такому случаю облачился в белоснежный китель с золотым шевроном («Так вы, оказывается, капитан первого ранга?!» – «На пенсии, мой друг. Но было время, командовал подразделением торпедных катеров. Морские охотники – может, приходилось слышать?»).

– Вам, должно быть, скучновато на этой посудине?

– Представьте, нет. Здесь покой, красота. Душа по-настоящему отдыхает.

Потом появилась гитара, зазвучали песни – сначада веселые, про пиратов и моря-окияны («Мы с тобой давно уже не те…» в исполнении капитана. Олег очень умело подпевал, получился классный дуэт), затем плавные, лиричные, исполненные прелести и потаенной печали. Она чувствовала себя в центре внимания, и это ей льстило. Немного кружилась голова от вина, сердце билось слегка учащенно в ожидании чего-то… Чего-то особенного – сказки, приключения (внутренний голос бормотал нечто нечленораздельно-предостерегающее… «Да ну. В конце концов, взрослая женщина, сама разберусь»). Да и разбираться не хотелось – хотелось зажмуриться, раскинуть руки и плыть по течению. Они снова оказались на палубе, на этот раз под звездами и вдвоем (капитан в своей каюте продолжал лениво перебирать струны). Здесь Олег впервые поцеловал ее – робко, застенчиво, будто школьник. И это ей тоже понравилось.

В каюте он медленно, с невероятной нежностью раздел ее. Она стояла в темноте, вытянувшись в струнку и не смея дышать от наслаждения. Сначала она хотела помочь ему, но он остановил:

– Не надо. Не шевелись.

И она плыла среди глубин космоса, через тонкие пересечения миров, ощущая прикосновения ласковых рук и губ… Потом он осторожно опустил ее на кровать, с улыбкой любуясь ее волосами, разметавшимися по подушке. Он не спешил. Он был очень терпелив, нежен и настойчив – он довел ее до самого края… Она застонала от наслаждения, почувствовав его внутри себя, на секунду прикрыла глаза и протянула руку, чтобы погладить Олега по обнаженной груди…

– Продолжайте, – сказал Марк.

Женщина молчала.

– Что было потом?

– Свет, – через силу ответила она. – Очень яркий, ослепляющий. Как солнце…

– Это было утром? Когда вы проснулись?

– Я не спала.

«Я не спала, думала она. – Наверное, я потеряла сознание, когда огромный черный вепрь вырвался из чащи и всей массой ударил лошадь в левый бок. Это была очень красивая лошадь – белая как снег, с лебединой изогнутой шеей и тонкими нервными ногами. Она звалась Луной».

Глава 4

ДЕБРИ НЕОСОЗНАННОГО

Это наверняка был не сон.

В снах всегда и все происходит так, как никогда не случится в реальности. Это душа, покинув уставшее за день тело, пускается в странствия по загадочным уголкам разных миров. Попадет в злой мир – и видятся страшные чудовища, засевшие в лесных чащобах, водяные, покрытые зелеными водорослями, они хохочут и цепляют за ноги, норовя утянуть в трясину. Пещерные карлики-варары подкрадываются в темноте, сжимая длинные боевые ножи…

Испугаешься, перевернешься на другой бок под теплым меховым одеялом – и душа заглянет в добрую страну, где благоухают цветы и травы, а ты, босая, с непокрытой головой, стоишь на дороге, с тревожно-радостным чувством ожидая ТОГО, КОГО ЖДЕШЬ ВСЕГДА. И Он всегда возвращается (сказка – так уж сказка!). Вот он останавливает своего могучего коня, вынимает ногу из стремени и сходит на землю…

Она много раз видела это. Ей даже казалось, что она ощущает запахи, что исходят от него, – запахи чужих ветров и нагретой на солнце брони из толстой кожи и медных пластин. Он осторожно брал ее маленькие ладони в свои, широкие и огрубевшие от тяжелой мужской работы, прижимал ее, трепещущую от счастья, к груди… «Заждалась, родная?»