Сергей Зайцев - Санитары Страница 10

— Пусть проверяют те, кому это положено, а мы всего лишь челноки, Димка. Придем на станцию, доложим, куда следует.

— Что доложим, Федь? Что слышали странный смех?

— У нас люди не идиоты, парень, ко всему привычные, и такое заявление обязаны будут проверить. Пошли уже, в самом деле.

Но Димка молча всучил Федору фонарь, сдернул ремень автомата с плеча, неуклюже передернул покалеченной рукой затвор и взял оружие в левую. Указательный палец уже почти привычно лег на спусковую скобу. За год пришлось многому переучиваться. В том числе и стрелять с заметно окрепшей левой руки, поневоле взявшей на себя функции правой. Нельзя вечно бояться. Нельзя. Нужно бороться со страхом, закалять волю. Иначе страх просто сожрет душу без остатка. Этому его учил наставник с Полиса.

— Свети, Федь, — как можно тверже сказал Димка, изображая уверенность, которой не чувствовал. — Я сам проверю. Подстрахуй.

— А может, не надо, Димон, а? — с сомнением спросил Федор. — У меня на все реагировать правильно здоровья не хватит.

Но Димка уже двинулся в проход.

Десять шагов до изгиба он прошел медленно, как во сне. Было очень страшно. Оставляя прохладные дорожки на разгоряченной волнением коже, капли едкого пота скатывались по лбу и щекам, солью оседали на пересохших губах, срывались с подбородка. Больше всего на свете в этот момент ему хотелось все послать к чертовой матери, в том числе и свою натужную храбрость, и последовать совету Федора — убраться отсюда. Но какое-то упрямство в душе не позволяло это сделать. Живя в метро, нельзя бояться темноты… Или она тебя, или ты…

Кротов так же медленно двигался за спиной, подсвечивая фонариком из-за плеча напарника. Вот и изгиб. Скорее всего, там ничего и нет. Федор прав: в лабиринтах метро, давно живущих своей особенной, таинственной жизнью, порой можно услышать все что угодно, и это не обязательно будет нести опасность. Просто какое-то очередное природное явление, аномалия…

Собравшись с духом, Димка шагнул к повороту, одновременно разворачиваясь и приседая с автоматом на изготовку. Железо скользило в потных ладонях, но пальцы вцепились в рукоять и цевье намертво. Луч фонаря в руке напарника последовал за направлением взгляда и уперся в тупик, которым заканчивался проход всего в двух метрах от поворота. Видимо, когда-то его специально заложили кирпичом, отсекая кабельно-вентиляционный коллектор и снижая тем самым риск проникновения различной нечисти.

Глаза парня расширились от изумления, он прерывисто выдохнул и, медленно поднявшись на ноги, попятился.

Нечисть все же нашла себе путь сквозь преграду.

Поверх грубой кладки шевелились пласты серебристо-серой паутины, вспыхнувшей в луче фонаря, словно лохмотья из драгоценной ткани. И шевелилась паутина не от движения воздуха — под ней сновали темные юркие тела размером с ладонь. Множество тел. Как только свет упал на паутину, движение замерло, и неведомые существа, повернув крошечные головы, не мигая, изучающе уставились на людей. Тихий металлический смех, раздавшийся из горла нескольких тварей сразу, заморозил кровь в жилах.

Димка никогда не видел таких бестий, да и никто из тех, кого он знал, — тоже. Даже его бывший наставник в Полисе ничего о подобном не говорил. Но одно за свою недолгую жизнь под землей парень уяснил хорошо — лучше перестраховаться, чем потом кусать локти. Следовало немедленно сообщить о находке на станцию.

Пятясь, они выбрались в общий туннель, ни на миг не выпуская коридор из луча света. Их никто не преследовал.

— Нет такой чистой и светлой мысли, Димка, чтобы русский человек не смог ее выразить в грязной матерной форме, — прокомментировал Федор увиденное, и по севшему голосу напарника было ясно, что и он напуган до чертиков.

— Как ты там говорил, Федь? Пешеходы бывают двух видов — быстрые или мертвые? — Димка нервно закинул ремень автомата на плечо.

— Тьфу на тебя, пацан, нашел, что напомнить! Топаем отсюда от греха подальше. Надо срочно сообщить об этой гадости.

Выбравшись обратно на рельсовый путь, они, не сговариваясь, скорым шагом двинулись прочь, поминутно оглядываясь. Но что-либо разглядеть в мгновенно сгустившейся за спинами темноте уже было невозможно. И лишь мерзко шевелящаяся паутина стояла перед глазами обоих.

Глава 3

ЭЛЕКТРОЗАВОДСКАЯ

Только завидев впереди блокпост, Димка облегченно вздохнул. Федор, молча шагавший рядом, тоже заметно оживился, повеселел. Даже фонарь выключил — незачем дефицитные батарейки разряжать. Тем более, что свет на уже недалеком пятачке был ярче, чем от фонарика в его руке, маня и обещая защиту от любых неведомых опасностей, притаившихся в темноте тюбингов. Люди…

Вид обустроенного человеческого общежития всегда успокаивает, особенно после путешествия по перегонам между станциями, где привычная паранойя, преследующая всех без исключения путников, — ощущение враждебного взгляда в спину. Димка слышал о множестве случаев, когда от такого ощущеньица запросто съезжали с катушек. Он и сам постоянно чувствовал давящий страх в туннелях, но все же привык как-то с ним справляться. А были и те, кто совсем не мог ходить между станциями, навсегда смирившись с оседлым образом жизни. Просто не могли войти в туннель, справиться с приступами дикой паники, охватывающей тем сильнее, чем дальше приходилось уходить от станции. Димка даже знал мудреное словечко, описывающее такое состояние, — никтофобия, боязнь темноты. Слышал его от своего бывшего наставника в Полисе…

По обе стороны от путей стояли бетонные блоки высотой по пояс, за которыми находились посты для охранников. Дежурили здесь всегда по двое — минимально допустимое число людей для любого поста в метро. Путь между блоками перекрывала металлическая штанга шлагбаума. Шагов за тридцать вспыхнул прожектор, установленный на блоках, и тут же раздался окрик:

— Руки вверх! Голову вниз!

— Гуляев, опять придуриваешься? — Федор, щурясь от ослепительного света, бьющего в лицо, прикрыл глаза козырьком ладони. Димка просто повернулся боком, это у старшего обязанность подставлять лицо «для досмотра», а ему можно и так постоять.

— А, ё-мое, это ты, Кротов, — с насмешливым облегчением протянул охранник. — С тебя беру пример, между прочим. Не все ж тебе первым остряком на станции быть.

— Совсем ты народное достояние не бережешь, Гуляев.

— Чего?

— Прожектор выруби, чудила!

Свет погас, и после ослепительного зарева темнота мгновенно обволокла Димку со всех сторон душным одеялом, еще плотнее, чем раньше. Словно вместе с прожектором погасло и все остальное освещение. Но нет, вот тусклый свет лампочки над блокпостом проступил снова, очерчивая силуэты охранников.

Федор двинулся вперед, увлекая спутника за собой.

— А в следующий раз что придумаешь? — Димка, придержав ремень автомата, чтобы тот не сорвался с плеча, поднырнул под шлагбаум. Выпрямился, окидывая хмурым взглядом охранника — рослого, но худого, как столб, парня в потрепанной камуфляжной форме. — Вверх ногами заставишь стоять?

Между Вовкой Гуляевым и Димкой с детства установилась скрытая вражда по многим причинам, они терпеть друг друга не могли. В таких случаях еще принято говорить — не сошлись характерами.

— Чего сказал, пацан? — Гуляев неприятно усмехнулся ему в лицо.

— Не обращай внимания, Димон, — Федор, тоже перебравшись за шлагбаум, который охранники и не думали поднимать — невелики птицы, нагнутся, — хлопнул по Димкиному плечу ладонью. — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Гуляев, нам к начальству, срочно. Дело есть. Лосев на месте?

— Не надо никакого начальства, ё-мое. — Гуляев мотнул головой в сторону мотовоза, стоявшего на путях в двадцати шагах от блокпоста. — Нас предупредили. Давно уже ждем вас, олухов. Забирайте и валите к своим ганзейцам.

— Уши прочисти, Гуляев. Я тебе что сказал?

— Что я олух, да? — с дурашливым недоумением переспросил охранник.

— Это само собой. Ведь главный недостаток ума заключается в его отсутствии, с этим не поспоришь. Кроме того, лучше молчать и слыть идиотом, чем заговорить и развеять все сомнения, Вовчик.

Даже в тусклом постовом освещении было видно, как охранник покраснел от злости. Но состязаться с Федором в остроумии у него желание определенно пропало, хотя согнать с лица дурашливую кривую усмешку Гуляев так и не смог.

— Все остришь, Федя, все остришь, ё-мое…

— Ты вопрос слышал вообще-то?

— Щас подумаю… Лосев у нас на месте, Петрович?

Второй охранник, пожилой пузатый дядька, все это время молча сидел на табурете с автоматом на пухлых коленях, прислонившись спиной к бетонному блоку. И наблюдал за гостями с такой маниакальной подозрительностью, словно эти двое были не своими, а пришлыми, явившимися неизвестно откуда. На оклик Гуляева Петрович встрепенулся, словно в нем повернулся некий выключатель, и, расслабившись и сразу подобрев лицом, охотно откликнулся: