Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев Страница 10

Сейчас мама работала с «химиками». То есть с аномалами, способными в той или иной форме манипулировать окружающим миром на молекулярном уровне. Таких в настоящий момент было трое.

Во-первых, Бабочка. Совершенно нормальная девчонка. Дети-мутанты почти все с какими-то комплексами и неврозами, то-то мама с ними возится, а эта без комплексов. С длинными жиденькими волосами, которые каждый день по-новому заплетает, придумывает какие-то колоски, косички. Встает на час раньше, чтобы успеть заплести. А еще любит фантазировать, вечно «вспоминает» о том, чего не было. Как якобы в детстве она с сачком по полю бегала… Ладно, это все не по делу. Вот мыльные пленки она выдувает броневой крепости, из пушки не пробьешь, – это да.

Скарабей. Неопрятный, помятый, замурзанный. Одного взгляда на него достаточно, чтобы пропал аппетит. Все время чего-то ковыряет, расколупывает, отцарапывает – трещинки, корешки от книг, этикетки на спичках, – везде, куда ноготь влезет. Портит одежду себе и другим, грызет карандаши и ластики, расплетает шнурки, снимая с них железные наконечники. Особую ярость (даже у моей мамы) вызывала его манера закручивать уголки у тетрадей. Сплошное недоразумение… И вместе тем – натуральная химическая фабрика. По слухам, высоколобые пытались его травить всякими ядами, но без толку…

И в-третьих, Барсук – мальчик-дезактиватор с феноменальной ксенобиотической устойчивостью, обладатель нечеловеческой печени. Такой печени, что позволяла ему запросто пожирать радиоактивные отходы, оставляя после себя слизь, которая почти не фонила. Шутили, что после ядерной войны в Хармонте останутся тараканы и Барсук. На голове у него выделяется ярко-белая прядка – как полоска у настоящего барсука…

Эти трое сосредоточенно колдовали над импровизированными мольбертами. Ну как – мольберты? На деревянных рамах на гвоздиках натянута белая ткань. И на каждой расплывается большое коричнево-бурое пятно почти правильной овальной формы. Такой своеобразный батик. Пятна на ткани возникли оттого, что мама вылила в центр каждой рамы ложку анилиновой краски. А краска эта была составная, мама слила вместе штук пять каких-то других красок. Какие цвета входят в смесь – неведомо. И вот детки занимались тем, что пытались разложить смесь на составные части, найти исходные цвета.

Я не раз видел, как они корпят над этой задачкой. Дышат на пятно, слюнят, трут его пальцами, гипнотизируют взглядом. Ни у кого из группы до сих пор не получалось. Смысл игры был в том, чтобы научиться «видеть» металлы и управляться с их солями. Все пигменты связаны с тем или иным металлом, так что краски здесь возникли не случайно.

На моем столе был полный набор ученика. Я взял лист бумаги, ляпнул красок из нескольких пластиковых баночек. Потом согнул пополам. Получил яркую симметричную картинку, похожую на бабочку. Или на пятно Роршаха – которое из психиатрического теста. Свернул лист и перебросил его девочке Бабочке. Она хихикнула и прошептала «Спасибо».

– Панов, веди себя прилично! – рявкнула мама.

– А я правильно делаю? – подал голос четвертый из аномалов.

Звали его Светлячок, и был он на сегодня главной достопримечательностью. Потому что новенький, а еще потому, что его приводили родители. Вечером его должны были забрать домой, что вызывало бешеную зависть у других детей, которые были, по сути, приютскими.

– Извини, Бо, – сказала мама своей маленькой подопечной, привстала и посмотрела на стол Светлячка. – Сколько уже нарисовал?

– Десять.

– Не останавливайся, у тебя еще минут двадцать есть.

– Я рисую в аксонометрии, – тревожно сообщил Светлячок. – Это можно?

– Конечно. Как умеешь, так и будет правильно.

Он пока не участвовал в занятиях, проходил тесты. Сейчас «мама Марина» дала ему двадцать пять листов бумаги, на каждом из которых был нарисован какой-то графический элемент из самых простых. Где обычный прямой отрезок, где волнистая линия, где две параллельные, ну и всякие другие – квадрат, круг, «галочка», «рогатина». Надо было дорисовать к ним что хочешь и так, чтоб на каждом листе получилась картинка. Похоже, Светлячок воспринял тест как экзамен и очень волновался… Он вообще производил впечатление какого-то потерянного. Субтильный, маленький, ручки-ножки тоненькие. Из тех детей, у которых мало что получается, они ничего не умеют, но изо всех сил стараются. Когда он вчера впервые здесь появился, ясно стало – очередной сложный ребенок. Вел себя пассивно, ничего сам не говорил, на вопросы отвечал односложно. Сел в уголке, а когда остальные дети до него докопались – начал тихо плакать и… мерцать.

Натурально – мерцал. Ну, то есть светился и гаснул. И лицо, и шея, и под майкой. Похоже на лампу дневного света с неисправным стартером. Пацаненок обладал свойством хемилюминесценции, так что не зря ему такую маркировку дали – Светлячок. Люминесценция сама по себе – вещь эффектная, но для вояк бесполезная, вот спецам из «Детского сада» и предстояло выяснить, на что еще этот «образец» способен.

– …Когда режешь бумагу по контуру, особенно по кривому, карандашная линия всегда должна быть с внутренней стороны ножниц, – рассказывала мама малышке Бо. – С внутренней стороны, то есть со стороны ладони…

Она терпеливо показывала, вставив в ножницы свои пальцы вместе с детскими; у малышовых ножниц большие отверстия. Пальцы у маленькой мутантки сгибались как угодно, только не как надо, ей с огромными усилиями удавалось приспособиться. Девочка злилась. Полное ее имя – Боа, и она гуттаперчевый ребенок – с гибкими костями, которые могут гнуться и плющиться. Она такая была в единственном экземпляре, не подходила по классификации ни к одной из существующих групп аномалов и к «химикам» попала просто потому, что класс спокойный…

Тут мой мобильник и зазвонил, нарушив идиллию.

Я выскочил в соседний бокс – такое же помещение с прозрачными стенами.

– Babooshka? – изменив голос, сказал я в трубку. Нарочито по-англицки. Это заимствованное из русского языка слово – с ударением на «У» – очень уж смешно звучало.

– Петя, оставь, – ответила бабушка ровно, без эмоций, и я понял – что-то случилось. «Петя». Не помню, когда она меня так называла. Всегда – Петр Максимыч, только так, даже во младенчестве.

– До Марины не могу дозвониться, – объяснила она. – Поэтому – тебе.

– Мама на работе, без мобильника. Через пятнадцать минут вообще пойдет в Зону…

– Ты в Институте? Очень кстати.

До сих пор тревога сидела во мне смирно и кротко, изредка приподнимая голову и посматривая по сторонам, но теперь этот зверь потянулся, встал и выполз из конуры.

– Ей что-то передать, бабуля?

– Как только сможет, пусть свяжется с мистером Бодро. Он, разумеется, уже в курсе, пытается что-нибудь выяснить и сделать.

Мистер Бодро – это папин криминальный адвокат. Фактически партнер по бизнесу.

– Зачем с ним связываться?

– Ты, Петя, только не пугайся, ничего страшного. У меня в доме был обыск. Соседи сказали, в вашем доме тоже, но я пока туда не ходила.

– Я не пугаюсь. Кто обыскивал, копы или жабы?

– Полиция.

– Полиция – это хорошо… Уже ушли?

– А как бы иначе я тебе позвонила?

– В связи с чем обыск, объяснили?

– Папу арестовали. По подозрению в убийстве. Каком-таком убийстве, не соизволили просветить. Это ошибка, разумеется, и мистер Бодро скоро все выяснит. Правда, к папе его пока не допускают. Может, маме легче будет прорваться…

Бабуля не понимала, зато понимал я. Визит госпожи Рихтер к нам домой, труп этой дамы в отеле «Метрополь» и папин арест выстраивались в прямую логическую цепь. Только что здесь было ошибкой, а что провокацией – большой вопрос. И еще насчет мамы… Куда и зачем ей прорываться? Саму бы не арестовали за соучастие. Бабуля столько лет прожила в Хармонте и до сих пор не раскусила эту подлую дыру, в которой нет ни закона, ни правды.

– Папа тебе звонил? – спросил я на авось. – А то у него с раннего утра телефон выключен.

– Он ко мне приходил ночью. Не хотел меня будить, но я проснулась. Что-то искал, забрал с собой…

– Давай не по телефону.

– Коробочку какую-то, – закончила она по инерции. – Почему не по телефону? Ах, вот ты о чем… А нам нечего скрывать, пусть подслушивают! – вдруг разгневалась она. – Мы законопослушные люди!

Безумная мысль на мгновение захватила мое сознание: вот бы «увидеть» сигнальную линию, связавшую нас с бабушкой! Вот бы точно узнать – не присосался ли кто к нашему разговору… Нет, не в моих силах. Это ж радиотелефон. Да и с проводным телефоном – как проследить? Если б АТС была в этом же здании…

– А еще ко мне в гости забегал твой друг. Я отправила его к тебе, он только что от меня ушел.

– Какой друг?

– Ну, этот… любитель бекона. Ты меня понял?