Владимир Стрельников - Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта Страница 10

Скуля, из‑под алтаря выполз Рафаль, припадая на прокушеную переднюю левую лапу. Одно ухо у него висело лохмотьями. Но пес явно не сдался, морда вся в пере и какой‑то слизи, из‑за чего пес отплевывался и морщился.

— Сержант, доклад! — Сергеич оглянулся. — Сержант?

— Товарищ сержант? — Клим сунулся в ту сторону, откуда стрелял из своей помпы сержант. — Мартын Сергеевич, скорее!

Подбежав на заполошный вопль молодого урядника, я увидел, как опередивший меня Сергеич при помощи Рудольфа переворачивает ничком лежащего и держащегося за горло пожилого полицейского. На полу под ним растеклась немалая, даже скорее, огромная лужа крови. Рядышком лежала расквыра с разможеной головой.

Но стоило сержанта тронуть, как у него руки разжались, и обмякло тело. Страшная рваная рана на горле явственно показала, что именно стряслось. Расквыры все‑таки размочили счет.

— Все, ушел. — Я потянул с головы кепи. — Царствие Небесное.

— Я тоже уловил. — Сергеич потянул с головы форменный котелок.

Остальные в наступившей тишине тоже сняли головные уборы, спасатели котелки, а урядник фуражку.

Хлопая крыльми, взлетели победившие грайвороны, и исчезли в окнах.

— Сорок минут до рассвета. Чуть — чуть не дотянули. — Сергеич поглядел на наручные часы, и надел свою шляпу. — Чуть — чуть не продержались. Эх, Господи, за что же нас так? — Поглядел на иконы, и все‑таки перекрестился.

Мы перенесли погибшего и уложили тело на расстеленную тяжелую шелковую ткань, к удивлению отлично сохранившуюся. Впрочем, я слышал, что шелк веками хранится, если в темноте.

— Клим, разварачивай рацию, вызывай самолет. Надо сержанта отправить. Ка его звали то? А то сержант, сержант… — Сергеич устало усел, глядя на меня, собирающего лопатой убитых раквыр. Надо их срочно в одну кучу собрать, и сжечь, а то вони не оберешся. Как в книжке написано, расквыры разлагаются в течение пары часов в темноте, и практически мгновенно при солнечном свете. Убитые, разумеется, живые спокойно могли дневать в кронах, и даже понемногу летать, если облачка — тучки.

— Его Евгений Федорович звали, Остаповцев. Но ему нравилось, когда его сержантом называли, потому и по имени его практически никто не звал. А рация? Нет рации. — Клим потряс дорогущую аппарутуру, которая явственно забренчала. — Кто‑то пулю всадил, да не одну. Похоже, что сорок пятый калибр. Мартын Сергеевич, вы же сами запрещали стрелять горизонтально?

— Запрещал. — Понуро опустил голову старший спасатель. — Тогда хороним его здесь. Не факт, что мы сумеем выйти, с такой ношей, из города.

Это да. Старые города не любят выпускать своих павших. Не нами это замечено, не при нас окончится. И если попытаться вынести серржанта отсюжа, то вполне вполне вероятно то, что потерь станет больше. А то и вообще, все тут останемся.

— Рудольф, собери стрелянные гильзы, и отсортируй те, которые от патронов с серебром. Надо будет отчитаться, да и Василия в растраты вгонять не стоит. — Сергеич покачал головой. Поглядел на накрытое тело сержанта, и снова покачал головой. — Да уж. Вот это выход. А ведь он еще не закончился. Сень, ты как? Идти сможешь?

— Если кто придержаться за рюкзак даст, то смогу. Голова кружиться, но терпимо. — Семен откинулся от стены, опершись на которую он сидел.

Тем временем я сложил тела расквыр на сухой хворост, поверх них положил два тела грайворонов, и облил все солярой.

— Сергеич, ты старший. Поджигай. — Я протянул ему вытащенную из нашего костра горящую ветку.

— Эх — хех, доля ты наша… — Кряхтя, крепкий еще мужик встал, и забрал у меня розжигу. — Прости им, Господи, грехи вольные и невольные, да суди не по строгости твоей, а по милосердию твоему. — И поджег погребальный костер.

— Вась, а чего он так, как людей? — Шепотом спросил Клим, глядя на ревущий огонь, пожирающий птиц.

— Потому что это дети, Клим. Души детей. Расквыры — злых, испорченных, с черной душой. А грайвороны — обычные детишки, которых не похоронили нормально. — Я увидел мелькнувшее в пламени лицо маленькой девочки, улыбнувшейся и помахавшей рукой, и помахал в ответ. — Каких птиц больше всего на месте катастрофы, Клим? Воронов, ворон, галок, грачей. Вот и вселялись неупокоенные десткие души в этих птиц. И выходили грайвороны и расквыры.

— Хватит лекции читать, Василий. — Сергеич подошел к нам, и вручил две лопаты. — Рассвело уже. Ты и Рудольф. Идите, поищите место, и начинайте копать могилу. Вась, постарайся выбрать место получше, пожалуйста.

— Хорошо бы огненное погребение устроить, Мартын Сергеевич. — Помолчав, и поглядев, как крутит лопату в руке Рудольф, сказал я.

— Хорошо бы. — Кивнул старший спасатель. — Но где и когда дрова искать. Оглядись тут, возле храма, может найдешь чистое место. Или на берегу ручья. Ну, не мне тебя учить, некромант. Топайте, давайте. Времени мало. — И Сергеич глянул на часы.

Глава пятая

Могилу мы выкопали, и довольно быстро. Все‑таки два здоровенных лося, да и земля хороша. Чистая, пахучая, великолепный краснозем.

— Мягкая землица, как пух. — Задумчиво растер небольшой комок в ладони спасатель, ссыпал землю на высокий бугор. Огляделся, и присел на старую, здорово проржавевшую, но все еще крепкую скамью, которую я припер от церкви. — И место хорошее, Вась.

— Ага, и яблоня в головах. — Я, положив лопату поперек могилы, выскочил из ямы, и поглядел на наливающиеся дички. Вся яблонька была усыпана крепкими зелеными, кислющими пока плодами. — И самое главное — "чистое" место. Да и бугор, видать далеко.

— Надо будет сюда хороший крест принести. — Пришедший нам помогать, в меру своих забинтованных ладоней, Клим насупился, шмыгнул носом. — Это ведь из‑за меня такое, Вась. Не стрельни я в церкви, ничего бы не было.

— Прекрати, Клим. Тут этих "если бы", мешок, наверное, наберется. Если бы ты не стрельнул, если бы Алена ногу не сломала, если бы ее товарищей не засыпал неупокой, если бы золота не было… сержант сделал то, что должен был, честь ему и хвала. И Царствие Небесное. Ну, если на перерождение не пойдет. — Я вогнал лопату в свеженасыпанный холм. — Вон, несут.

Из храма вынесли носилки с завернутым в сверкающий золотом шелк телом погибшего. Следом шкандыбал, опираясь на самодельный посох, Семен, и вел в поводу Рафаля. Умный пес шел тихо, с достоинством, понимая серьезность этого момента.

Я вообще считаю, что собаки не уступают людям в уме. И кошки тоже, кстати. Просто кошки хитрее, и потому только на диванах лежат и мышей в свое удовольствие ловят, а не работают, как собаки.

9 июня 2241 года. Среда. Ростов — на — Синей.

— Так, Вась, держи. — Сергеич протянул мне пакет с гильзами, и акт списания, заверенный печатью отдела МЧС. — Дальше сам знаешь, или в банке получишь деньги, или в оружейном новые патроны купишь, по описи. Сорок "шестерки", шесть "триста восьмого", пятнадцать " сорок пятого", и европейской винтовочной "семерки" сорок. Ну, а простого "сорок пятого" я тебе сейчас пачку дам, у меня в сейфе завалялась. — И старший спасатель, кряхтя, встал и открыл свой железный ящик, гордо именуемый сейфом.

На стол брякнулась дщалеко не новая, основательно потертая с надорванной и разлохмаченной крышкой, пачка с двадцатью пятью патронами калибра 45 АСП. Ну, я человек благодарный, взял. Тем более, патроны не "порноул", а нормальная Тула. Хотя, с другой стороны, Барнаульский патронный делает вполне неплохие патроны, ну разве чуть хуже, чем Тула, Новосибирск или Зеленодольск. Зато дешевле как минимум на треть, что для обычного стрелка весьма существенно. Охотнику, например, нет особой разницы, что он влепит оленю или лосю патроном с минутной точностью, или трехминутной. Все едино, стреляют метров с пятидесяти. Хотя покупают, сморщив нос, и в приличном обществе про это не говорят. Вот что значит, профукать репутацию. Как два века назад на гражданский рынок начали каку выпускать, так до сих пор не отмылись. Кстати, патронные заводы остались практически на старых местах. Выкопали из‑под руин линии, и запустили в новых цехах. И это фактически в старых городах, разве Зеленодольск городок небольшой был, вроде как.

Вернулись, в принципе, мы без всяких эксцессов. Не считать же этим похороны сержанта.

Обычные такие вышли, без громких речей, так сказать. Опустили в могилу, прочитали из библии, насыпали холм и поставили крест из пары досок. И все. По большому счету, осталась о сержанте светлая память, да фотография на стене в околотке.

А мы потопали по своим следам до Синей, переправились на шлюпке, оставили ее на берегу, так как нас стало здорово меньше. У Сеньки голова кружится, у Клима ладони в кровь с этими ожогами, сержанта схоронили. Лодку просто привязали покрепче к старой ветле, да оставили. За ней заедут попозже, заберут.

По приезду в Ростов пришлось всем писать рапорта и объяснительные, заполнить кучу бланков на расход серебра в боеприпасах. Потом прибывшему околоточному приставу давать показания о гибели сержанта.