Дарья Иволгина - Проклятая книга Страница 10

Мелькнул впереди огонек, и путники умолкли. Как по команде, оба разом пришпорили коней. Хотелось добраться до деревни, пока еще не настала ночь и люди не закрыли ворота и ставни.

Странным показалось, что огонек этот то ярче разгорался, то вот-вот грозил погаснуть. Как будто кто-то впереди них бежал с факелом.

— Не нравится мне этот огонь, — сказал вдруг Севастьян и остановил коня.

— Иона последовал его примеру. Оба прислушались. Кругом царила полная тишина. Слышно было, как в далеко в лесу поскрипывает старое дерево, да еще ветер то и дело пробегал по ветвям.

— Птицы смолкли, — пробормотал Иона. — Плохо дело.

— Просто вечер, — возразил Севастьян. Ему не хотелось поддаваться страху.

Однако крестник молча покачал головой. Нет, неладное творилось в вечернем лесу. Внезапно заржал и поднялся на дыбы конь Ионы. Неопытный наездник, ученик скомороха упал из седла. Брыкаясь и испуская паническое ржание, конь помчался вперед по дороге. Севастьян погнался за ним. Упустить лошадь не хотелось. Пешком они много не напутешествуют, а ехать вдвоем в одном седле, подобно рыцарям-тамплиерам, очень не хотелось. Все-таки Глебов, боярский сын, был достаточно богат, чтобы позволить себе конного оруженосца. И появляться на Москве так, чтобы над ним смеялись, он очень не хотел.

— Ай! Не оставляй меня! — закричал Иона, сидя на земле. У него болел ушибленный бок, но юноша не обращал на это никакого внимания — так силен был его страх. — Вернись, Севастьян! Мне здесь страшно!

Но Севастьян увлекся погоней и не слышал.

И снова настала тишина. На сей раз — мертвая. Брошенный Иона ежился на проселочной дороге. Еловые иголки впивались ему в ногу. Иона недовольно поморщился. Странно люди говорят: «Сосновый лес — умиление души, березовый — веселье человека». Хорошее веселье — для тех, кто ни разу не отведывал «березовой каши»! Что до «умиления», то никакого умиления с иголками в мягком месте быть не может. Исключено.

И тут неожиданно Иона понял, что кто-то внимательно смотрит на него из лесной чащи. Разглядывает и так, и эдак. Даже хмыкнул пару раз, вроде.

— Кто ты? — слабым голосом вопросил Иона. — Человек или зверь? Почему ты прячешься?

Снова загорелся факел, и на дорогу выбралось странное существо — лохматое, скорченное, при ходьбе странно подпрыгивающее.

У Ионы сердце сжалось в комочек и упало в пятки. А существо остановилось возле него и тихонько засмеялось, сотрясаясь всем своим ветхим телом.

— Свят, свят, свят! — забормотал Иона.

Существо, к его удивлению, отозвалось:

— Аминь.

Голос был такой же ветхий, как и все остальное, дребезжащий и глухой, но вполне внятный. Иона хотел было обрадоваться, но тут же остановил сам себя. Вспомнил, как Неделька рассказывал… До сих пор бродят по бескрайним глухим лесам лешаки и прочие духи лесные. И многие из них медленно ветшают, приходят в негодность, потому что люди перестают в них верить. Входить же в сонм бесовский — как это сделали многие древние языческие боги — наши лесные духи не хотят. Вот и погибают медленной смертью. Причем некоторые из них пытаются уверовать во Христа. «У этих существ нет души, им нечем веровать… но они все-таки стараются, и за это будут помилованы», — утверждал Неделька, богослов неважный, но уж какой есть.

А ученый человек Сергей Харузин, Сванильдо, рассказывал, как жил в пустыне отшельник именем Иероним, и ходил этот Иероним в такие глубины жгучих песков, куда не захаживал ни один человек, и встречал там кентавров. И кентавры захотели признать Христа и приняли от Иеронима крещение. Был такой случай.

А коли подобные случаи бывают, стало быть, радоваться рано. Почему, к примеру, птицы замолчали? И почему опять погас факел, вспыхнувший было совсем ненадолго?

— Кто ты, отче? — спросил Иона. Последнее слово прибавил более из осторожности, нежели из вежливости. Вдруг это какой-нибудь святой отшельник? Надо бы поостеречься и не кричать «изыди, бес!» раньше времени. Иногда святые отшельники бывают зверообразны. В Патерике описан случай, как звероловы такового поймали и долго дивились тому, что дичь заговорила человечьим голосом…

Старик покачал головой.

— Не понимаю, — сказал он. И снова вспыхнул факел. Он обернулся и поманил пальцем кого — то еще, кто прятался в чаще.

На дорогу, спотыкаясь, выбралось живое существо… На сей раз это точно не было человеком. Больше всего оно напоминало медведя. И в лапах это создание держало факел.

— Это спутник мой, моя гордость, — прошамкал старик. И улыбнулся беззубым ртом. — Нравится?

— Нет, — прошептал Иона, не сводя глаз со спутника.

Медведь… но черный и с удлиненной мордой. И рыло не как у обычного медведя, а скорее похоже на свиной пятак.

— Как такое может быть? Кто он? — просипел Иона.

— От невежества моего, — сказал старик. — Или от простоты. Хочешь узнать?

В этот момент раздался конский топот. Возвращался Севастьян — он ехал верхом, а вторую лошадь, взмыленную, с пеной на узде, вел в поводу.

Иона пошатнулся, встал и охнул. Бок болел, никуда от этого не денешься.

— Кто с тобой? — крикнул ему Севастьян еще издали, как только приметил незнакомца, и потянулся мечу.

— Сам не знаю, господин мой, — сказал Иона. — Святой человек, быть может, а может — и дьявол… У меня нет рассуждения, чтобы это понять. Одно знаю: он стар и не желает мне зла.

— Почему ты так в этом уверен?

Теперь Севастьян подъехал совсем близко. Он не смотрел на своего оруженосца. Разговаривая с Ионой, молодой боярин не сводил глаз с чужака.

— Потому что он мне улыбнулся, — объяснил Иона. — Неделька так говорил. Мол, смеяться кто угодно может. Вон, и ад называется «всесмехливым». Потому что глумливый смех — это как раз по бесам, по самому их нутру приходится… И в Писании нигде не сказано, что Господь наш смеялся. Да уж конечно, таким смехом он не смеялся! Зато он знал истинное веселье, а это веселье выражает себя улыбкой…

— Можно поспорить, — пробормотал Севастьян. Он не любил, когда Иона принимался пространно цитировать философские высказывания покойного скомороха. Все-таки Неделька — не такой уж кладезь премудрости. Не смехачу рассуждать о подобных материях. Кроме того, многие из неделькиных идей были весьма сомнительны.

Севастьян Глебов спешился и принялся обтирать испуганную лошадь. Старик и странное существо, похожее на беса, следили за ним без интереса.

Потом Иона обратился к старику:

— Расскажи, почему с тобой ходит это чудище. Думается мне, ты для того нас сюда и завлек, чтобы поведать эту историю, ибо она обладает смыслом.

— Истинная правда! — тихонько засмеялся старик. — Я решил подвизаться в этих лесах в уединении и безмолвии. Это давалось мне с большими трудами. Я боялся темноты, не любил леса, хворал зимой, а летом страдал от мошки и дождей. Однако постепенно жизнь моя наладилась и здесь. Я отвык говорить и произносил вслух только слова молитв и псалмов, один за другим покидали меня грехи. Сперва отстало чревоугодие, потом сластолюбие, после и стяжательство… и так постепенно избавлялся я от грехов. И когда душа моя очистилась и сделалась как празднично убранные хоромы, явилась гордость — мать всех пороков — и вошла в мою душу, как царица.

Я долго не замечал ее присутствия и продолжал читать свои молитвы. Я бормотал их по заученному, твердил их, как ученая птица, почти не понимая их смысла. Однако я был усерден — хотя бы в этом мне не было отказано. И в один прекрасный день я услышал голос…

Тут старик всхлипнул. Он явно приближался к кульминации своего рассказа и видно было, что случившееся с ним некогда глубоко трогает его до сих пор.

С трудом совладав с собой, старик продолжал:

— Голос спросил меня: «Чего ты желаешь? Проси! Ибо нам было открыто, что дурного ты не попросишь!» Я решил испытать говорившего и спросил его в ответ: «Кто ты? Не бес ли говорит со мной, притворяясь ангелом света?» — «Ты узнаешь это, когда выскажешь свою просьбу», — был ответ. И я попросил: «Если ты ангел света, то сделай так, чтобы тот мой грех, о котором я не знаю, вышел из меня и пребывал от меня отдельно». — «Откуда ты знаешь, что в тебе есть грех, которого ты не знаешь?» — удивился лучезарный голос, и я услышал в нем сочувственные нотки. «Если бы грехов во мне не было, — сказал я, — то Господь призвал бы меня к себе, потому что я пришел бы в меру совершенного человека. Но нет, живет во мне какая-то тайная душевредная гадина, о которой я и не догадываюсь. Позволь ей выйти из меня!» И голос сказал: «Будь по-твоему!»

Лучезарный свет погас, голос замолчал. Я был по-прежнему один в своей крохотной лесной келье. Но вдруг я услышал за порогом странное рычание. Я приоткрыл дверь и увидел вот это неприятное существо. Оно не колебалось ни мгновения — поднявшись на задние лапы, бросилось на меня и попыталось перегрызть мне горло.