Ханну Райаниеми - Фрактальный принц Страница 11

И тогда я слышу голос камня зоку, чувствительного к любым мыслям и потребностям. Я выражаю ему свое пожелание, и он превращается в недостающую часть, завершающую мозаику. Что-то подсказывает мне, что это неправильно, что я должен ощущать свою вину, но какой вред может быть от подобной красоты?

Я чувствую себя маленьким мальчиком, нашедшим на берегу красивые камешки. Я напеваю себе под нос. Я был бы счастлив навсегда остаться в своих мыслях.

Но издали доносится слабый голос, сигнализирующий о том, что моя плоть плавится, и о ярком, непереносимо ярком луче, который качается передо мной из стороны в сторону, словно часы гипнотизера. И с этим надо что-то делать.

Я начинаю двигаться. Мне кажется, что на меня надели огромную оболочку робота — громоздкую и неуклюжую. Тело не успевает за реакцией разума. Левая рука исчезает в белом огне: искусственная кожа, плоть и кости — все поглощает пламя. Метасущность моего тела спокойно сообщает, какое время потребуется для полного восстановления. И еще выдает информацию о крошечном устройстве, которое сжигает меня заживо: злобное создание Соборности, двигающееся по зигзагообразной траектории по разгромленной каюте «Перхонен», нацелилось прямо на мой мозг.

Копы. Как бы ни менялся мир, они остаются прежними.

Я не большой любитель шахмат, но кое-что в этой игре приводит меня в восхищение. Спустя какое-то время начинаешь почти визуально различать линии атаки между фигурами. Опасные зоны, где физически невозможно предпринять какие-либо действия. Множества вероятностей, запретные участки.

Именно так теперь я вижу алмазного копа. Внезапно возникает ощущение скрытого внутри меня зеркального изображения.

Хороший охотник, быстрый охотник, отличный охотник, если найдешь его, начнется потеха…

Вот оно. Зеркала.Я отдаю приказы своему чужеродному телу. Оно повинуется.

Ку-слой под моей опаленной кожей трансформируется в метаматериал. Импровизированный плащ-невидимка. Я превращаюсь в блестящую статую. Смертоносный луч огибает меня. Он упирается в ряд изваяний из кометного льда в галерее Миели. Коп продолжает бушевать, но он в растерянности, и я успеваю сказать «Перхонен», что нужно делать…

Вокруг источника света возникает ку-сфера — сверкающий бильярдный шар, в котором отражается мое искаженное лицо. От неожиданного потока электромагнитного излучения пощипывает кожу. А затем «Перхонен» вышвыривает незваного гостя вдоль оси каюты в открытый космос, и после него остается только струя ионизированного воздуха.

Загораются лучи корабельных лазеров. Вдали сверкает вспышка взорвавшейся антиматерии. От вихря гамма-лучей и пи-мезонов начинается головная боль.

И замки на моем принадлежащем Соборности теле снова защелкиваются. Миели парит рядом со мной, вокруг нее щупальцами медузы тянутся струйки темной крови. А потом в руке вспыхивает боль, и я не могу удержаться от крика.

Пламя постепенно угасает, корабль заделывает пробоины в оболочке, а Миели тем временем занимается рукой вора. В кабине стоит отвратительный запах горелой синтбиотической плоти, воняет озоном и дымом, в воздухе летает пепел бонсай. Рядом с Миели серым ароматным призраком парит пузырек лакричного чая.

— Больно, — жалуется вор, с отвращением наблюдая, как восстанавливается плоть на его обгоревшей культе. — Проклятье, что же это было? Гоголы не могли такого сотворить.

Выглядит он ужасно. Вместо левой стороны лица сплошная кровавая рана, верхнюю часть туловища, словно кратеры на поверхности планеты, испещряют обугленные вмятины. Миели чувствует себя не лучше. Она вся покрыта потом, а голова и живот гудят от напряженной работы восстанавливающих нанитов. За исключением мозга ничто в ней не представляет ценности, но Миели не намерена оставлять свое биологическое тело гнить.

— Что бы это ни было, — говорит «Перхонен», — боюсь, последует продолжение. Это устройство выделяет колоссальное количество тепла. Я проследила его путь. Там что-то есть. Что-то большое, не подчиняющееся протоколам Магистрали. Целый рой этой мелкой пакости, их несколько тысяч, и, судя по направлению движения, они намерены нас перехватить.

— Сколько у нас времени? — спрашивает вор.

— День или два, может быть, и три, если мы поднажмем, — отвечает «Перхонен». — Быстроходные мерзавцы.

— Проклятье, — шепчет Миели. — Пеллегрини предупреждала меня. Надо с ней поговорить. — Она мысленно обращается к богине, но не может ее отыскать.

Вор поворачивается к ней здоровым глазом.

— Думаю, она будет скрываться, пока мы не избавимся от хвоста, — заявляет он. — Но противник силен, сильнее любого из нас. Наверное, сильнее, чем я могу себе представить. Честно говоря, на твоем месте я поискал бы другую работу. Дело становится скверным.

Миели приподнимает брови. Оба они напоминают сломанных кукол. Ее одежда изорвана в клочья и покрыта пятнами крови. Лицо вора все еще разбитое и красное. Клочья лечебной пены, вырабатываемой восстановительной системой в его теле, прикрывают ужасные ожоги на руках, ногах и торсе.

— Да, очень скверным, — повторяет вор. — Неповрежденная часть его лица становится серьезной. — Я должен тебе кое-что сказать. Мне известно, кто твой босс и чего она хочет. Надо признать, ставки высоки даже для Основателей и Праймов. Все это — результат какого-то конфликта между ними. А мы оказались в самом его центре.

— Благодаря тебе, — отвечает Миели.

— Туше, — признает вор. — Итак, можем мы убежать?

Разрушения от вторжения кинжала-цветка только поверхностные, и «Перхонен» уже контролирует ситуацию. Но Миели точно знает, на что способен ее корабль, а что не в его силах. У нее самой в животе еще покалывают иглы страха. И она чувствует, что не может от них избавиться.

— Нет, — говорит она. — Но мы можем драться.

Может, это наилучший способ покончить со всем сразу. Сразиться с непобедимым врагом в надежде на славную гибель.

Вор окидывает ее недоверчивым взглядом.

— Я с уважением отношусь к твоей способности убивать врагов, — сообщает он, — но неужели в оортианских школах не учат основам математики? Одно такое существо едва нас не убило. Ты уверена,что сражаться с несколькими тысячами его собратьев — это хорошая идея?

— Это мой корабль, — произносит Миели. Цепочка с драгоценными камнями обжигает ей кожу. Сюдян. Может, другая я сумеет ее вернуть?Она прикрывает глаза. — И это мое решение.

Миели,шепчет «Перхонен». Эта штука — высокотехничное устройство Соборности. На Марсе я истратила значительную часть боеприпасов. Мы, конечно, хороши, но не настолько. Что ты творишь?

— Миели, — окликает ее вор. — Ты в порядке?

Миели глубоко втягивает вонючий воздух и открывает глаза. Вор смотрит на нее с искренним беспокойством.

— Послушай, — негромко говорит он. — Давай подумаем. Всегда есть какой-то выход.

— Отлично, — отвечает она после паузы. — Что ты предлагаешь?

Вор некоторое время молчит.

— Эта штука, похоже, очень хотела добраться до меня, — заявляет он. — Может, нам удастся использовать это обстоятельство?

— Сделать твоего гогола и пожертвовать им? — саркастически предлагает Миели.

По лицу вора пробегает тень.

— Нет, это невозможно. Жозефине, похоже, достаточно одного меня. Должно быть что-то еще… — Его здоровый глаз поблескивает. — Конечно. Какой же я идиот. Дело вот в чем. Если копу нужен я, мне придется стать кем-то другим. Мне необходимо новое лицо.

Вор пытается почесать окровавленную вмятину отсутствующей рукой и разочарованно разглядывает обрубок.

— Потребуется еще кое-что, но я, кажется, знаю, где все это найти. Если «Перхонен» права, у нас осталось меньше двух дней, чтобы открыть Ларец.

— И как мы это сделаем? — спрашивает Миели.

— Так, как делаются все по-настоящему важные вещи: при помощи дыма и зеркал.

— Жан, прошу тебя, оставь свои игры.

Вор не без труда улыбается ей и достает из кармана небольшое янтарное яйцо. Камень зоку.

— Как быстро ты сможешь отыскать маршрутизатор зоку?

Глава шестая

ТАВАДДУД И ГУЛЬ

Район Бану Сасан располагается вокруг Базы Соборности. Изначально он задумывался как модель города Соборности: высокие массивные дома, площади, статуи и загрузочные храмы. Но после Крика Ярости почти все здания пустуют, и лишь в обширных складах размещаются чужеземные товары, предназначенные для тех, кому благодаря торговле гоголами они доступны. В этом районе прячутся от дикого кода слабые и нищие обитатели города.

Таваддуд осторожно наблюдает за Абу. Она ожидала, что при виде грязи и нищеты торговец гоголами задерет нос, но вместо этого он смотрит вокруг с бесстрастным вниманием, даже когда они проходят по площади Тахт аль-Калаа, где живет женщина-паук. Дикий код вырастил на ее груди паучьи железы, и женщина сплела из паутины огромный шатер. Внутри на тонких нитях, словно загадочные фрукты, висят маленькие статуэтки и кувшины джиннов.