Александр Афанасьев - Свободное падение Страница 11

К их машине подбежал пожарный. В современном, но рваном комбинезоне, больше похожий на космонавта… потерпевшего аварию. Автомат у него был на ремне, забрало треснуто. Навстречу ему выскочил Иван… он именно выскакивал, а не выходил из машины, всегда, даже когда не было непосредственной опасности. Говорили, что он как-то раз чуть не сгорел на Саланге.

Пожарный, судя по говору, был русским – большинство пожарных здесь были русскими, потому что на приисках за месяц им платили столько, сколько на родине за год. Но и цена была высока…

– Цо здесь трапелось?[16] – несмотря на то что русский и польский были разные языки, поляки и русские понимали друг друга.

– Смертник! Мать его… – Русский начал ругаться матом, словно забыв обо всем. – У нас полэкипажа в мясо. С. и!

– Бандиты! Куда они ушли?! – Иван не дал русскому растечься мыслью по древу.

– Бандиты? Басмачи! Щас узнаем…

Русский закричал что-то, подбежал еще один пожарный, ниже ростом и в другом комбинезоне, по-видимому, местный. Русский коротко переговорил с ним на его языке.

– Туда. Туда они ушли… П…ы.

– Сколько их было?

– Да до хрена их было! До хрена!

Это значило – много. Когда командиром, старшим патруля у них был Герхард, Алексу приходилось работать переводчиком: бывшему германскому полицейскому никак не давался русский. Еще он не мог понять «неопределенных» выражений русских – что, например, значит – до хрена? Неужели нельзя хотя бы примерно указать сколько.

– Давно ушли?

– Полчаса как!

– Тридцать минут, ясно…

Ублюдки ушли, а кто-то, явно из числа работников или охраны, остался ждать, чтобы окончательно подорвать и станцию, и пожарных. Что за твари, откуда они только берутся тут…

Иван показал большой палец. Алекс продублировал знак для тех, кто находился в замыкающей машине. Это значило – информация получена, начинаем преследование…

Вывернув, их тяжелый «Форд» прокатился мимо разбитой пулями защитной стены, выскочил через второй выезд. Места здесь были пустынные, довольно опасные – напоминали Северный Афганистан. Там, где русские проложили мелиорацию, – там трава, частично пересохшая под лучами беспощадного солнца, кусты. Где не проложили – там пересохшая, потрескавшаяся от солнца земля. Редкие дороги с асфальтовым покрытием, сильно разбитым и давно не обновлявшимся – государство здесь следило только за самыми крупными дорогами, а как вся эта свистопляска началась – и вовсе ни за чем не следит. Невысокие горы на горизонте, лазурно-голубое небо, белые, кучевые облака…

– Внимание всем, я Скакун-один… – Иван привычно передал позывной, – нахожусь в квадрате сорок шесть – восемьдесят. Преследую крупную моторизованную банду численностью до двадцати человек, легкое стрелковое оружие и «РПГ». После нападения на охраняемый объект ушли на северо-запад на нескольких машинах, идентификации нет. Проявлять особое внимание, повторяю – проявлять особое внимание…

– Я Газель-три, нахожусь на трассе, примерно десять миль восточнее Ак-тюбе, у меня все чисто…

Привычно началась перекличка. Несмотря на то что все они были разных национальностей, служили в разных армиях, полицейских и жандармских силах, работали на разные военные компании, террористы и моторизованные банды, так называемые basmaches, басмачи, были общей угрозой. И к их преследованию подключались все свободные силы…

– Внимание, всем позывным Скакуна, особое внимание, повторяю – особое внимание…

Машины сильно трясло, они приближались к дороге. Дороги здесь не как в Ираке, бетонные скоростняки, но с афганскими не сравнить. Там дорог нет вообще, а здесь хоть какие-то дороги…

«Форд» сильно, до пробоя подвески, тряхнуло, после чего они, не снижая скорость, выбрались на дорогу, асфальтовую. Их водила, тоже русский, начал увеличивать скорость…

Алекс обернулся – «Тойота» следовала за ними. Проверять надо было – местность скверная, без подвески остаться – проще легкого…

Начал поворачиваться… и кровь буквально застыла в жилах, а ноги свело от ужаса. В километре отсюда, по правую руку – не его сектор – был кишлак, а тут осталась автобусная остановка, причем остановка капитальная, бетонная, этакий домик, открытый с одной стороны, который только русские могли додуматься построить из бетона. И вот из-за этого домика показался, встал на колено подросток, голова которого была замотана не чалмой, а просто черной косынкой, а на плече у него была труба реактивного гранатомета, нацеленного на идущий на большой скорости «Форд» контрактников…

Не успевал никто. И он тоже – пулеметная установка двигалась тяжело из-за большой массы пулемета…

Он и сам не помнил, как в его руке оказался пистолет Стечкина – русский автоматический пистолет, который он выменял на трофейную китайскую «СВД» у одного француза. Пистолет этот он носил на груди, чтобы легко было стрелять, сидя в машине, и у него было двадцать патронов в магазине и режим автоматического огня. Сейчас, несмотря на плотную обвязку, он сумел выхватить пистолет и открыть огонь…

Маневрировать возможности не было, скорость почти предельная – они летели навстречу судьбе со скоростью около семидесяти миль в час…

Он увидел, как ракетчика ударила одна из пуль – рассеивание у этого пистолета было сумасшедшее, их единственный шанс. Его повело вправо, он нажал на спуск, полыхнула вспышка… куда, мать его? Бог сегодня хранил их – ракета прошла точно между первой и второй машиной, а через секунду ударившие из второй машины автоматы покончили со стрелком…

«Форд» с пробуксовкой тормознул, проехав не меньше сотни метров. Затем начал сдавать назад. Алекс, хоть его и трясло изрядно, прикрыл сектор «справа и назад» – зеленка, все что угодно может быть. Их водила задом объехал тоже вставшую «Тойоту» и виртуозно остановился у бетонной автобусной остановки.

Алекс расстегнул центральное крепление и только тут почувствовал, что весь в поту, причем в поту неприятном, холодном.

Выбрался через верх, перевалился на землю, встал. Иван, Влад и Шон уже стояли рядом с пацаном – ему было лет пятнадцать-шестнадцать на вид, и у него даже не росла борода. Кровь медленно текла, сворачиваясь в черные шарики в пыли…

Сукины дети… Ублюдочные, мать их так, сукины дети, которым плевать, сколько погибнет их, которые не желают чистить зубы утром и вечером, трахаться с презервативом и прекратить убивать. Чертовы сукины дети…

Влад заменил магазин в своем «Булги». Лязгнул затвором… Иван подобрал трубу от ракетной установки, наскоро обыскал карманы. Немного денег, сильно дешевый и задрипанный сотовый. Никаких документов нет.

– ДНК? – спросил Шон.

– Какой ДНК, курва блядна,[17] – со злобой в голосе ответил поляк, – поехали отсюда…

Через несколько сотен метров они наткнулись на новые трупы…

Их случайно увидел Шон. Ему показалось подозрительно, почему на дороге сидит ворона и не улетает. Значит, рядом есть еда…

Они остановились. И в придорожной канавке нашли еще два трупа.

Машины разъехались, обеспечивая периметр. Пулеметы были готовы открыть огонь.

Трупов было два. Пожилой мужчина и молодой совсем. Возможно, сын, возможно, родственник, возможно, гомосексуальный партнер. После Афганистана ничему не удивляешься. Обоим перерезали горло, по виду – сопротивления они не оказали.

Их водила, русский, по имени Саня, бывший милиционер откуда-то из Центральной России (у русских почему-то полиция в разговорах до сих пор называлась милиция, хотя милиция – это гражданское вооруженное ополчение), прошелся по обочине, потом наскоро осмотрел трупы.

– Они захватили машину. Ублюдки захватили машину, – сказал он, – возможно, грузовик. Вон тут, видите, следы солярки. У сукиных детей была повреждена машина, они захватили другую. Хозяина зарезали. Вот этот – хозяин.

– Почему? – полюбопытствовал поляк.

– Вон, видал его руки. Масло, соляра в кожу въелись. Он привык сам ремонтировать свою машину.

Поляк уважительно кивнул. В компании ценились любые знания, какие бы они ни были. А люди – были самыми разными. Это позволяло им хоть как-то, но держать обстановку и обеспечивать добычу нефти и газа, даже имея под боком «Талибан», «Аль-Каиду» и Стражей Исламской Революции. Если бы здесь высадилась американская морская пехота – всему бы п… пришел.

– А где машина?

– Вон там! – крикнул Алекс, показывая от пулемета рукой. – Кажется, за кустами что-то есть.

Машина и в самом деле была там. Китайский пикап типа «Гранд Тигр», в кузове турель, но самого пулемета нет – забрали. Одна шина спущена, следы от пуль везде, оба боковых и частично лобовое повреждены, в машине – следы крови, перевязочные материалы – на водительском сиденье, сзади на пассажирском. Значит, ублюдки понесли потери…

Кто такие? Ясно кто – и местные и пришлые. В кишлаках работы нет, а вербовщики «Аль-Каиды» дают по таксе – двести долларов за участие в атаке, пятьсот – кто ранен, две тысячи – кто стал инвалидом или убит. Отдельно оплата по результату, как только получат информацию. За взорванную компрессорную – не меньше двадцати штук, при том, что одно оборудование, которое они угробили, на несколько лимонов грина тянет. Местные – большинство нигде не работает с тех пор, как развалился СССР, кто хочет работать – тот уезжает гастарбайтером и работает, кто-то даже гражданство получает, а здесь только неработающие сидят. Только детей делают да в мечеть ходят. Мечеть новая, к ней пристроено медресе – школ здесь нет, вместо школ медресе, учителя могут убить только за то, что преподает не по шариату. Мечети неизвестно на какие деньги содержатся, там раздают гуманитарку и литературу, в основном ваххабитскую. Там же вербуют на джихад, на такие вот атаки – никто ничего с этим не делает, хотя все знают. После налета все скрываются в кишлаке, под видом мирняка, оружие прячут – и так до следующего налета. Кому все это надо… а кто получает прибыль от того, что нефть сто семьдесят уже стоит? Вот им и надо.